е в пример поварам Моисея Семеновича, гораздо хуже.
Или всё-таки попытаться самому задержать эту троицу? Вдруг они убийцы? А если нет? Не хотелось бы на старости лет стать посмешищем.
Дмитрий Дмитриевич опрокинул рюмку с водкой в рот, одним глотком проглотил коварную жидкость и захрустел солёным огурчиком. Мысли на миг ушли. Тепло побежало от горла вниз. Васильев улыбнулся. Надо завтра доложить Филиппову. Но тут охтинского пристава кольнуло самолюбие. Почему именно доложить? Что он, вышестоящий начальник?
Дмитрий Дмитриевич покачал головой, поставил рюмку на стол и налил из графина отработанным движением ещё одну порцию.
Надо поделиться. Эта мысль Васильеву понравилась – да, именно поделиться сведениями. Тем более что околоточный Кутышкин поведал о тех троих, что съехали пять дней назад, покинули столицу. У сыскной полиции больше полномочий и больше шансов найти незнакомцев. Они проверят и, возможно, найдут. Если они преступники, то ему зачтётся, а если пустая карта? Так на то и существует сыскная полиция, чтобы заниматься розыском людей.
«Решено, завтра поделюсь, – он ещё раз повторил понравившееся слово, – поделюсь сведениями с Владимиром Гавриловичем».
Глава 8
– А что странного? – пожал плечами Кунцевич. – Пришли в трактир незнакомцы, вели себя тихо, поели, выпили, узнали то, что им надо. И все дела! Зачем же им привлекать к себе внимание?
– Мечислав Николаевич прав. Здесь возникают совсем другие вопросы, – поддержал чиновника для поручений Филиппов. – Допустим, они смогли получить сведения об Андреевых. Всё-таки в трактире можно подслушать беседы, подсмотреть, сколько человек живёт в доме, кто из них кто. Но почему убиты Анциферовы? Может быть, мы чего-то о них не знаем? Не выбран же преступниками первый попавшийся дом? Значит, они знали, куда лезли, знали, что должно храниться в тайниках. Стало быть, они либо были знакомы с хозяином, либо имели сведения о том, чем занимается Анциферов. Вот с этого надо начинать.
– Среди скупщиков краденого Анциферов не замечен, – потёр переносицу Лунащук. – Конечно, начнём через своих людей собирать данные об этом человеке.
– Заодно и об Андрееве, – Филиппов смотрел в окно.
– Вы думаете….
– Нет, – Владимир Гаврилович перевел взгляд на Кунцевича, – пока я ничего не думаю. Сейчас нам надо собирать сведения, а уж потом делать выводы. Так что, господа, за работу.
Не успели чиновники для поручений подняться с мест, как раздался стук в дверь.
Филиппов отозвался и жестом указал сыскным агентам – мол, можете быть свободны.
В кабинет вошёл Николай Семенович Власков, ещё один чиновник для поручений. Среднего роста, худощавый, с бритым лицом, на котором выделялись голубые глаза с едва заметным прищуром. Будучи уже немолодым – недавно отпраздновал сороковой день рождения, – он так и оставался по званию губернским секретарём. Занимался в основном делами о кражах и грабежах. На судьбу не сетовал, а воспринимал своё положение с улыбкой, говоря, что так до отставки и останется вечным губернским. Но в глубине души лелеял надежду, что его отметит начальство, после чего он поднимется ступенью выше и станет, наконец, коллежским.
– Николай Семёныч, – Филиппов указал на освободившийся стул, – с чем в этот раз?
– Как обычно, – застенчиво улыбнулся Власков и присел на предложенное место. – Помельчали наши местные и залётные воры. Будильник или самовар украдут – и пребывают в довольствии.
– Но вы-то здесь не из-за будильника?
– Совершенно верно, не из-за него, родимого.
Память у Власкова была отменной, помнил не только имена-фамилии один раз встреченных преступников, но и клички, приметы, а главное, мог опознать любого из них. Посмотрит на приведённого вора или разбойника, сощурит глаза, повертит головой то вправо, то влево, сожмёт губы, а потом и выдаст: «Ну, здравствуй, Пётр, Иван или Николай. Что теперь сотворил?». И если человек отказывается от всего, говоря, что, мол, не помнит он ни роду, ни племени, а зовётся безродным, то начнёт Николай Семёнович всю биографию приведённого рассказывать, так что тот только рот в изумлении и открывает.
Власков потёр глаза большим и указательным пальцами.
– Я по другому вопросу, Владимир Гаврилович. Воров-то я и так перед законом по мере возможности представлю. Я… – чиновник для поручений немного замялся.
– В чём дело, Николай Семенович?
– Слышал краем уха, что в Охтинской части два семейства ограбили и убили…
– Есть такое дело.
– Владимир Гаврилович, можно мне заняться этим делом? – и Власков посмотрел украдкой на Лунащука и Кунцевича.
Филиппов на несколько секунд задумался. Предложение Власкова, при всей своей неожиданности, было как нельзя кстати. Николай Семёнович знал многих персонажей по ту сторону закона. Его участие в дознании могло принести определённый результат.
– А ведь… – Владимир Гаврилович умолк, выдерживая театральную паузу, – в ваших словах, Николай Семёныч, есть определённый резон. Вы, насколько я знаю, имеете чуть ли не в каждом околотке секретного сотрудника? – это прозвучало то ли вопросом, то ли утверждением.
Власков застенчиво потупился и с напускной скромностью сказал:
– Ну, не во всех, но имею во многих.
– Вот то, что нам надо. Стало быть, и в Охтинской части есть свои люди? – Филиппов подмигнул чиновнику для поручений.
– И там.
– Вот вам и карты в руки, Николай Семёныч. Поднимите тайных агентов и разузнайте, появлялись ли в краях Охтинской части три незнакомых господина, которые поселились от месяца до недели тому и так же внезапно, в один день, собрались и уехали. Хотя… – Филиппов помедлил, – их могло быть и больше.
– А если двое? Или, допустим, приехали по одному? Возможно, знали, что придётся руки обагрить кровью.
– Но вы всё-таки разузнайте.
– Только в Охтинской?
– К сожалению, нет. Преступники могли жить в любом околотке, даже на противоположной стороне города. Хотя вряд ли, – Филиппов потеребил ус, – им надо было быть рядом, ведь ночью с другого конца города пришлось бы брать экипаж, да и подозрение бы вызвали…
– Может быть, у них был свой?
– Нет, – категорично ответил Владимир Гаврилович, – тогда соседи наверняка заприметили бы.
– Значит, их трое? – Власков потёр ладонь об ладонь.
– Предположительно, трое.
– Почему «предположительно»?
– Найдено присутствие трёх разных людей на одном из мест преступления.
– Мне сказали, что в двух домах совершены убийства.
– Правильно сказали, но только в одном следы оставили трое преступников, а во втором месте следов не нашлось. И меня смущает не то, что их трое, а кто явился наводчиком.
– Может, кто-то из приезжих знал хозяина?
– Знать это мы не можем, – Филиппов откинулся на спинку стула, – Искать начнём со знакомых, родственников. Непонятно, почему в одном случае – множество следов и дикая жестокость, а во втором убийцы пощадили семью. И ко всему прочему, до торжеств осталось всего ничего, а перед нами такое варварство, что уму непостижимо, как может так поступить горожанин, живущий в двадцатом веке.
Власков не перебивал начальника, а молча, слушал, играя желваками. Сидел и размышлял, кого из своих секретных агентов привлечь к делу в первую очередь.
– Я могу идти? – чиновник для поручений поднялся со стула.
– Да, Николай Семёнович, можете, но имейте в виду, – Филиппов улыбнулся, – что текущая работа не откладывается в долгий ящик.
– Я понимаю, – с этими словами Власков простился и вышел, тихо притворив за собою тяжёлую дубовую дверь с вытертой до блеска медной ручкой.
Владимир Гаврилович и сам только сейчас почувствовал, как устал за прошедшие два дня. Хотелось прийти домой, скинуть опостылевший костюм, развязать галстук. Надеть тёплый халат, пусть не новый, слегка поношенный, но так в нём уютно… Налить в фужер красного крымского вина (другие почему-то Филиппову не нравились). И забыть обо всём.
Хотелось ещё, чтобы дети не мешали вечернему покою.
Глава 9
В десятом часу пристав Васильев не выдержал и телефонировал начальнику сыскной полиции.
– Доброе утро, Владимир Гаврилович! – приветствовал в исходящую электрическими щелчками трубку телефонного аппарата Дмитрий Дмитриевич.
– Доброе, – послышалось в ответ.
– Не буду разводить всяческие антимонии и политесы, а сразу перейду к делу, ведь в нашем положении самое главное – время, – Филиппов терпеливо слушал. – Не знаю, помогут ли в дознании мои сведения, но в наших краях проживали с неделю три господина, фамилии их я пришлю с посыльным. Так вот, они недели две назад приехали в столицу. Отправили паспортные книжки на прописку…
– Паспортные книжки, которые выдаются на пять лет? – уточняя, перебил Васильева начальник сыскной полиции.
– Только у одного паспортная книжка, а у других паспорта на год.
Невзирая на уверения властей, Устав 1894 года полностью сохранял сословный характер в отношении не только выдачи, но и сроков действия паспортов. Люди, как и в старые времена, делились по имущественному признаку и принадлежности к той или иной прослойке. Для дворян, чиновников, отставных офицеров, купцов разных гильдий, потомственных и почетных граждан существовали бессрочные паспорта, выдаваемые по конкретному случаю, в том числе для поездки за границу. Такой документ фактически сохранялся на всю жизнь. Для крестьян, ремесленников и мещан устанавливались срочные паспорта, которые делились на паспортные книжки, выдаваемые на 5 лет, и одногодичные паспорта. Книжки выдавались тем, кого рекомендовали цех, артель или община как крепкого хозяина и исправного плательщика податей. Одногодичный паспорт предназначался для тех, кто не был на столь хорошем счету у полиции и крестьянского общества. Работникам на земле и рабочим выдавались виды и на более малый срок – на 3 и 6 месяцев, что усиливало их зависимость и заставляло часто наведываться в полицию для возобновления видов.