– Вот, прикинь, все так думают, – усмехнулся Михалыч. – Все, кроме бабы и Спасса. Только она, зная, что ее не ждут, беспрепятственно шарахается по окрестностям и выбирает удобное время для повторного нападения, а Спасс знает, что она рано или поздно придет, и один пытается ее выследить. Понял?
– Не-а. Михалыч, если они друг другом заняты, то пусть себе… Мы-то при чем? Мы-то по делам по своим тут. Елку вот почти целую нашли, нам бы ее до базы дотащить, а эти… пусть себе резвятся да в прятки играют…
– Ты не понял ничего, – подытожил Михалыч. – Подумай вот о чем: если ту бабу найдем, схватим и сдадим Спассу мы? А? Что будет?
– Э… – протянул Иван, а потом будто вспомнил знакомое слово: – Награда?
– Эврика! – Михалыч довольно щелкнул пальцами. – На лету схватываешь, Вань!
Сова мысленно поставила галочку напротив имени Михалыча: «Убить первым». Не нравился ей этот умник. Ишь ты! Награду захотел! Между тем мужики замолчали, а шорох раздался ближе. Ну что за идиоты? Кто ж так подкрадывается? Сначала громким разговором выдает себя, а потом затихает? Думают, что «баба» глухая? Сова поставила «Кедр» на предохранитель. Если этих горе-охотников застрелить, то Спасс (или кто там?) поймет, что по округе шастает человек. Надо как-то без лишних дырок это сделать. Пусть начальники думают, что звери напали, а какие, как и когда – сами решат.
За доли секунды, что понадобились Макаренко на размышления, Михалыч решил действовать и вбежал в квартиру, где поджидала Софья. Девушка тут же захлопнула входную дверь и снизу вверх ударила ногой по лицу разворачивающегося в ее сторону мужика. Тяжелый армейский ботинок, усиленный сталью, сломал мужчине нос. Михалыч мотнулся и впечатался затылком в стену, отчего шапка, словно мохнатый котенок, соскочила с лысой головы и отправилась прыгать по полу, покрытому двадцатилетним мусором. Мужчина взвыл от боли и собрался падать, но Макаренко ударила еще раз. А потом схватилась обеими руками за лацканы просаленного пальто, инерцией своего тела раскрутила Михалыча в странном вальсе и выкинула его в окно, венчавшее дальний конец кухни. Враг с воем вылетел с пятого этажа и, подобно мешку с камнями, глухо стукнулся о мерзлую землю.
Впрочем, Сова не стала выглядывать и проверять, умер ли Михалыч. На ее памяти ни один падавший с такой высоты не выживал. Посему пусть будет «умер». Все равно смотреть на его полет у Макаренко не было времени. Ее сейчас больше занимал «двинутый» на всю голову Иван. Девушка едва успела прижаться к стене, как мужчина, дико крича, высадил в дверь очередь из автомата. Псевдометаллическая дверь не сдержала пуль, и они прошили ее насквозь. А Иван даже не подумал заглянуть в одну из дырок, тут же ударом ноги отворил дверь и, все еще крича, пытался трясущимися руками перезарядить автомат. Сова не стала тратить время на ожидание, а мгновенно сорвалась с места и прыгнула вперед, на мужчину, метя ногами в грудь. Удар вышиб автомат из рук Ивана, а самого мужика резко откинул назад, и Софья, упав на бетонную лестничную площадку, спокойно наблюдала, как враг ударился спиной о перила, перелетел через них и, крича, полетел в широкий пролет меж лестницами.
Гулкий удар известил, что Иван приземлился на первом этаже.
«Забери, Лука, его грешную душу!»
«Спасибо тебе, Совушка…»
Макаренко поднялась и посмотрела на бандита. Он лежал внизу с неестественно подвернутыми под тело конечностями и смотрел почему-то назад. Сова поежилась: люди так поворачивать голову не умеют. В смысле, живые не умеют, а мертвые – вполне. Значит, Иван мертв и умер естественной смертью при падении, поэтому никто не заподозрит подвоха. Плохо, что с другой стороны дома валяется его друг. Такой же мертвый. Вот это странно. Неужели вместе упали? Какое совпадение! Вот это точно вызовет подозрения. Что их так напугало, что они решили выпрыгнуть одновременно, но в разные стороны?
Макаренко посмотрела на «калаш», отлетевший вбок. Иван успел разрядить боезапас в дверь. А что, если?.. И такие мысли должны появиться у любого. Что, если они переругались? Иван начал стрелять в Михалыча через закрытую дверь и задел, тот, естественно, от удивления и неожиданности упал с той стороны, а Иван… в порыве бешенства споткнулся или поскользнулся и упал уже с этой стороны? Шито, конечно, белыми нитками, но для неискушенных в расследованиях должно сойти. Надо только пару пуль отправить в Михалыча, мол, задел его Иван.
Сова прошла на кухню и выглянула из окна. Михалыч лежал на снегу на спине. Судя по странно выгнутой, подрагивающей руке, он был еще жив. Девушка перевела «Кедр-Б» на одиночные и несколько раз выстрелила в мужчину. Кровь успеет напитать одежду, прежде чем он сдохнет окончательно, а в размерах входных отверстий разбираться никто не будет. Подумают, стрелял Иван.
Вообще, после этой встречи у Макаренко в голове засели несколько серьезных вопросов.
Неужели нефтяники теперь не брезгуют принимать в свои ряды непрофессионалов? Иван с Михалычем явно были обычными мужиками, которые до недавнего времени вели свое хозяйство где-нибудь на отшибе в Ярославской или близлежащей области. Очевидно, перекрыв канал поставок обученных мальчиков из «Приюта забытых душ», Сова с Прохоровым заставили руководство нефтяников пополнять состав кем придется. Наверное, те лелеяли замыслы возвратить «Приют», но зима явно откладывала эти планы ближе к весне.
Вторым вопросом было – кто такой Спасс? Правая рука атамана – понятно, непонятно другое – отчего он такой проницательный и почему непременно ждет в гости именно Сову? Неужели Спасс – единственный здравомыслящий человек в банде? Теперь девушке стоит более внимательно подходить к изучению расположения противника. Ведь где-то рядом всегда будет этот тип. Но Макаренко почти не беспокоилась. Она давно уже изучила подступы к вокзалу и ждала только выздоровления Руслана и небольшой оттепели, чтобы начать действовать по собственному плану мщения. Главное теперь – держать Спасса всегда в голове, как неизвестную составляющую, готовую в любую минуту изменить простое уравнение.
Макаренко подняла гильзы от «Кедра», захватила из соседней комнаты санки с досками и начала спускаться вниз. И через пролет застыла от увиденного.
Тут же вспомнился разговор мужиков и цель их путешествия в пригород.
– Твою мать! – прошептала Сова. – Как красиво и… вовремя!
Площадкой ниже мужики прислонили небольшую, но пушистую и самую настоящую елочку!
– Беру? – спросила Макаренко, ни к кому не обращаясь. – Конечно, беру!
Девушка аккуратно погрузила маленькое деревце поверх досок, перевязала бечевкой и стала спускаться дальше. Настроение у нее сразу поднялось. Праздник на носу, и елка как нельзя кстати. Единственная проблема в Руслане – Макаренко пока не удалось его вылечить.
В эту странную зиму снега выпало очень мало. Насколько помнила Сова, метель продержалась два-три дня, застав их с Русланом в пути. А потом северный ветер прогладил, отутюжил слежавшийся снег, превратил его сначала в наст, а потом и вовсе в лед, которым сейчас было покрыто почти все: от стен пятиэтажек до дорог и ступенек. Особенно занимательно лед выглядел на еще целых окнах и проводах. Их будто оплавили, и теперь окна словно стекали вниз под действием низкой температуры и северного ветра.
Макаренко скатила санки с дровами и елью по обледенелым ступенькам в подвал хорошего двухэтажного брошенного дома, больше похожего на миниатюрный замок. В очередной раз поблагодарив создателя и хозяина уютного подвала, будто специально обустроенного для холодной зимы, Софья отворила сначала одну тяжелую металлическую дверь, затем вторую, и вошла, втащив сани. Девушку тут же с головы до ног обдал жаркий воздух, отчего Сова принялась скидывать неприятную холодную одежду, выстуженную ветром.
Из темного угла раздался стон, что говорило о нормальном состоянии мальчика. После двух месяцев борьбы за жизнь Руслана Софья была готова однажды по возвращении обнаружить его бездыханное, побежденное неизвестной болезнью тело, поэтому любой стон, шорох или вздох сообщали девушке, что мальчик жив.
Это было единственным, что пока радовало Макаренко. Остальные планы оставались под вопросом. Месть, которой так жаждала девушка, откладывалась до того дня, когда Озимов не только вернется из бессознательного состояния, длящегося второй месяц, но и сможет самостоятельно передвигаться. Сова, конечно, могла претворять план мести в жизнь и во время болезни Руслана, но что с ним будет, если Макаренко потерпит фиаско? Сдохнет в одиночестве и темноте подвала? Нет, так не пойдет. Она не бросит мальчика.
Сняв верхнюю одежду, Софья зажгла несколько лучинок по углам подвала и пару – над кроватью больного. Вспотевший мальчик иногда дергался во сне, мычал и говорил бессвязные слова и фразы. Макаренко обтирала его целиком раз в сутки и поила мясным бульоном, приготовленным из крыс, пойманных в городе. На хорей девушка старалась не охотиться. Слишком большая туша, они с Русланом столько не съедят, а остатки придется прятать, чтобы не привлечь внимания нефтяников. Лучше и безопасней пока мелкие крысы. Соорудить ловушки – дело получаса, а «урожай» потом можно собирать долго. Слишком велико поголовье этих зверьков в городах, да и ловушки, расставленные в укромных уголках подвалов, менее заметны для людей, чем ямы и силки для хорей.
Когда Софья первый раз раздела бессознательного Руслана, то поразилась огромному количеству шрамов у ребенка. Протирая мокрой тряпкой дрожащую кожу, Макаренко, кроме крестообразного шрама на месте пупка, обнаружила еще множество отметин по всему телу. Маленькие шрамы-пуговки, будто в тело мальчика много раз втыкали острые предметы. Сова не могла представить, кто такое проделал с Русланом и зачем надо было так его мучить. Судя по этим шрамам, тот в далеком детстве перенес ужасающие пытки, но пока поведать о них не мог. А Макаренко не настолько хорошо знала подростка, чтобы прямо спросить его об этом.
Однажды, когда Озимов бредил дольше обычного и произносил повторяющиеся и ничего не значащие фразы, вроде «Ты будешь с нами», «Скоро», «Один из нас», Макаренко задала вопрос о шрамах, но мальчик ее не услышал, продолжая метаться на промокшей от пота койке. С тех пор девушка и не старалась узнать о пытках, отложив вопросы до момента, когда Озимов придет в себя.