– Михайлов! Орешко! Дуйте за мальчишкой! Нам важно поймать его и допросить! Очень интересно, что этот гад скажет! – Ковыль пристально смотрел в светлые глаза Константина, но на лице того не дрогнул ни один мускул. Спасский лишь еще раз кивнул, приглашая Федора последовать за доказательствами своей невиновности в смерти атамана. И надо признать, они у него были…
Глава 13. Непорядок
К ночи грозные черные тучи разошлись и выглянули яркие, надменные звезды. Они свысока молчаливо наблюдали за маленькой точкой, быстро мчащейся по Ярославскому тракту в направлении областного центра. В обступившей двух детей на снегоходе темноте прятались развалины деревенек и поселков, изредка мелькая в свете фар то скособоченным, покинутым деревянным домом, то одинокой посеревшей пятиэтажкой.
Ни огонька на всем пути следования, ни человека, ни твари. Лютый холод спустился с почерневших небес и разогнал всех по норам и схронам, по иллюзорным убежищам, которые вроде укрывали людей, но гарантии защиты от смерти не давали. В этом мире ничто не гарантировало жизни. И лишь одинокая движущаяся точка свидетельствовала, что не все так плохо и заморили не всех. Еще есть жизнь в ярославских пустошах, и она потихоньку развивается, вместо того чтобы исчезнуть окончательно.
Ю гнала, не останавливаясь, целый день. Вернее, пару часов езды – столько на самом деле было до Ярославля – пришлось разбить одной затяжной остановкой. Стадо диких кабанов мигрировало на юг. Конечно, эти дикие свиньи и сами по себе представляли немалую опасность для путешественников, учитывая наличие мощных бивней и копыт, но была угроза много сильней. Пастухи! Подобные многочисленные стада всегда сопровождали волкодавы – огромные черные псы, когда-то выведенные человеком для пастбищ. Прошло немного времени, и боевые вирусы, выпущенные когда-то врагом, а может, и своими учеными, привнесли в их генотип новые качества. И без того умные собаки обзавелись зачатками интеллекта, стали много больше и сильней и навсегда забыли человека. Они теперь ревностно охраняли свои стада. Кто-то – кабаньи, кто-то – коровьи, а кто-то иногда гонял и оленьи. В любом случае человеку попадаться на пути стада было опасно, и охотники с рыбаками это знали, впитывая от родителей информацию почти с пеленок.
Как только стадо прошло, Ю вновь пустила снегоход вперед, поторапливая машину, но доехать до города засветло они не успели. Ю остановила транспорт, когда свет фары выхватил из темноты проржавевшую табличку с надписью «Ярославль».
– Ну? – повернулась девочка к Виту. – Есть идеи, где может быть твой новый братец?
Сначала парень пожал плечами. Он совершенно не представлял ни как тот выглядит, ни чем занимается, ни где находится. Потом неуверенно предположил:
– Наверное, где-то рядом с нефтяниками? Если кто и живет в городе, то наверняка тянется к людям. Тут только Орден может защитить, но… я ни разу здесь не был, ведь о встречах договаривался посредник, и всегда вне города.
– Я была, – сказала Ю и добавила: – С отцом напросилась года два назад, когда он на переговоры сюда приезжал.
– Переговоры с нефтяниками? – удивился Вит. – О чем?
– Ну, сам же говоришь, что они тут самые сильные, да и у них есть сырая нефть, бензин, газ, сопутствующие продукты. У отца была мысль объединиться с ними, но… нефтяники ему не понравились. Когда ты имеешь больше, чем остальные, это портит тебя. Так и их. Они наглые, высокомерные, злые и опасные. Черное золото изменило их. Бандиты, одним словом. Тогда отец навсегда зарекся от любых союзов с этими людьми. Но местность я помню. Там где-то несколько девятиэтажек есть. С них обзор хороший на вокзал, где эти бандиты окопались. Может, залезем на здание и с утра посмотрим, что к чему? А то лезть прямо в пекло не очень хочется. Ни ты, ни я не знаем их, чтобы сразу дружбу водить.
– Это точно, – протянул Вит. Он вспомнил Спасса и мужиков, и мальчика передернуло. Они Соколову совсем не понравились, не будь у них с братом нужда в мазуте, никогда бы не имел с ними дела. – Давай по-твоему. Мне тоже неохота лезть на рожон. Да и не знаем мы точно, с ними брат или где еще…
– Так и сделаем, – согласилась Ю, и снегоход заскользил по дороге, разрезая темноту разрушенного города фарой. Свет прожекторов был заметен издалека, поэтому дети остановились задолго до железнодорожной станции, на которой окопались нефтяники, спрятали снегоход в каком-то магазине и оставшийся путь до намеченной девятиэтажки прошли пешком. К тому времени, как зашли внутрь здания, оба продрогли и ужасно устали – все-таки утренняя битва с зелеными давала о себе знать. Еле волоча от усталости ноги, дети забрались на верхний этаж, нашли более-менее сносную квартиру и расположились в тесной ванной комнате, где еще уцелела дверь. Быстро разложили старые спальники – Ю в ванне, а Вит на полу рядом – и вскоре провалились в беспокойный сон.
Где-то на западе, атакованный стаей зверей, приходил в себя Ледяной город, а в небольшом по меркам города кунге маленький мальчик, брат Вита, ожидал помощи. Справятся ли дети? Найдут ли нового братика? Приведут ли помощь вовремя? Сможет ли Вовк продержаться? Эти вопросы недолго волновали Вита, измученное сознание отключилось, а потом вдруг ребенок увидел сон.
Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп.
Босые ноги маленького мальчика шлепали по холодному металлическому полу. Ребенок в бежевой пижаме на голое тело перебегал от одной стены к другой. Он осторожно крался от детской комнаты к кабинету отца, часто-часто останавливался, прислушивался к своему бешено стучащему, испуганному сердцу и продолжал идти вперед, ожидая, что вот-вот, еще немного – и отец обнаружит его шастающим ночью по коридорам и накажет.
Но он не мог иначе. Сердце подсказывало, что именно сейчас надо найти отца и узнать, что происходит. Эта уверенность пришла во сне, и он вскочил и побежал. Зачем? Почему? Он не знал и не понимал. Необычное чувство толкало его вперед и заставляло двигаться по полутемному коридору в еще более темные помещения, где у отца находились странные и необычные машины, удивительные механизмы и страшные приборы, острые и смертельно опасные…
– Двадцать третий, стой! – раздался позади взволнованный шепот, и мальчик остановился, пытаясь совладать с трясущимися от страха руками.
– Восемнадцатый! – яростно прошептал он, развернувшись. – Иди спать! Не мешай!
– Сам иди спать! – не менее яростно возразила его точная копия, такой же черноволосый мальчишка с черными горящими глазами. – Из-за тебя нас всех накажут!
– Отвали – и не накажут! – нахмурился Двадцать третий. – Иди и спи, как все! А я незаметно проберусь и посмотрю, что там делает отец.
– Как прошлый раз?! – еще яростнее зашептал Восемнадцатый. – Ты и тогда «незаметно пробрался»! Но нам почему-то всем влетело! Мы неделю потом в закрытой комнате сидели! Отец лишил нас всех развлечений и добавки к ужину. И все из-за твоего «незаметно»…
– Восемнадцатый! – прошептал мальчик, сжимая кулаки. – Ты меня не остановишь!
– Остановлю! – так же упрямо и резко ответил близнец. – Ты, Двадцать третий, – урод! И мешаешь жить всем нам!
– Идиот! Я один знаю, что наш отец нам вовсе не отец! И он готовит что-то страшное для нас!
– Заткнись! – чуть не закричал Восемнадцатый. – Замолчи! Не смей так говорить об отце! А то…
– А то что? – Двадцать третий грозно нахмурил брови. – Думаешь, мы его дети? Думаешь, что мы вообще дети? А вот и нет. Дети не такие, как мы! Нам по пять, а обычные дети в пять лет так не думают и не говорят! И нас – двадцать пять! Разве бывает столько близнецов за раз?
– А… а… а откуда тебе знать, как думают дети? Как говорят? А?! И откуда тебе знать, сколько бывает близнецов? А?! – Восемнадцатый так разгорячился, что едва не касался брата носом.
– А оттуда! – триумфально ответил Двадцать третий. – Я, как ты заметил, хожу по этому бункеру втайне от отца! Все вижу и все замечаю, а еще читаю иногда. У него там, в его комнате, куча книг о жизни.
– Брешешь! – слишком резко шепнул Восемнадцатый, а Двадцать третий от обиды поджал губы.
– Сам ты… А ну, повтори! – ответил он грозно.
– Ты, – начал Восемнадцатый, чеканя каждое слово и тыча пальцем в грудь брата, – врун и баловник! Ты нас всех подводишь! Не верю ничему, что ты сказал!..
Договорить он не успел. Двадцать третий бросился на братика с кулаками. Мальчики покатились по холодному металлическому полу, мутузя друг друга, кусаясь и царапаясь со свойственной детям жестокостью, хоть Двадцать третий и утверждал, что они не дети. Каждый считал себя абсолютно правым, каждый защищал себя и свои убеждения. Они могли бы возиться так еще долго, но их бой прервал детский крик, протяжный и полный боли. Крик, которого они бы не услышали, если бы находились в своей комнате.
– Что это? – встрепенулся Восемнадцатый и попытался встать, но Двадцать третий держал крепко и старался ударить брата коленкой. – Да отстань!
– А я говорил! – Двадцать третий яростно оттолкнул Восемнадцатого.
– Что? Что ты говорил?
– Что что-то не так с нашим отцом! Все наши, ну, кроме нас с тобой, лежат в койках в детской. А это кто?
– В смысле?
– В смысле, кто это орет?
Словно в подтверждение его слов, вновь раздался вопль боли.
– Не знаю, – неуверенно пробормотал Восемнадцатый. – Это явно не из наших.
– Во! Пойдем! – сказал Двадцать третий и потянул Восемнадцатого за собой.
– Куда?! – испуганно прошептал мальчик, упираясь.
– Куда-куда? Смотреть! Или мы так и будем в этом инкубаторе расти? Ничего не зная и ни о чем не желая знать? Взгляни на мир шире!
– Э-э-э… – неуверенно протянул Восемнадцатый, но Двадцать третий схватил его за шкирку и потянул, и брат, уже не сопротивляясь, послушно засеменил за ним.
Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… туда, где сквозь стеклянную дверь в коридор лился самый яркий в подземелье свет. Мальчики шлепали по полу, прятались за ящики, когда неизвестный ребенок кричал снова и снова. Спустились на два уровня по крутой винтовой лестнице и вновь присели за металлическим постаментом, на котором возвышался толстый стеклянный цилиндр. Крик раздался вновь, в нем слышались боль, отчаяние и обида. Двадцать третьему и Восемнадцатому удалось разобрать отдельные слова.