Пожалуй, так. И станет врагом номер один. Всё сходится…
А если будет не документалист, а допустим, журналист? Один. Или писатель. Лучше писатель, этот напишет обиднее. И потом журналисты – это древнейшая, после первой, профессия, о чем все знают и на них не обижаются. Или не очень обижаются. А писатель – это другое дело, глыба. Это философия, это плевок в вечность. И рикошетом – в правоверных.
Пожалуй, писатель! Пусть чего-нибудь такое накропает, что-то такое перевернет, пусть поколеблет устои и усомнится в непреложных истинах. Нормально. Писатели они вечно что-нибудь чудят, интерпретируя и перевирая на свой лад. К ним прислушиваются. Как к полоумным предсказателям.
Пусть будет писатель. И интрига, которая прикует к себе внимание правоверных. Чтобы как сериал, где не знаешь, что будет в следующей серии. А узнать-то хочется. И все это переплести, перемешать, сдобрить перчиком сенсационности, подогреть через средства массовой дезинформации, разбить на удобоваримые для населения порции, правильно сервировать и подать к столу. Кушайте на здоровье!
Вот и всё! А то взрывать кого-то, стрелять… Зачем взрывать, зачем стрелять, если можно бескровно? С тем же, если не большим, эффектом! Стреляет и взрывает пусть Серега. Он этого не боится. А мы, как говорил дедушка Ленин, пойдем другим путем. И придем… туда же!
Хочется надеяться – с тем же результатом!
И может быть, даже быстрее…
К одному известному журналисту пришел посетитель. Просто сразу в дверь позвонил. А это на Западе не принято. Там надо заранее, за полгода предупредить, представиться, озвучить цель визита, передать рекомендации… Такая практика бюрократическая. Даже к теще на блины надо заранее записываться, не стучатся в дверь вдруг, спонтанно, от того, что мимо случайно проходил и решил на огонек заскочить. Тебе просто не откроют.
И журналист не собирался открывать. А собирался вызвать полицию, если визитер еще раз его потревожит.
Визитер потревожил и сказал:
– Простите за назойливость. У меня важное дело. Интересное в том числе и вам. Подробности в письме, которое лежит в вашем почтовом ящике. Не поленитесь спуститься посмотреть. Возможно, содержимое конверта вас заинтересует. Я перезвоню через час.
Журналист чертыхнулся. Послал про себя незваного гостя. Потом чуть остыл. Подумал. И взяло его любопытство. Ну, потому что он был журналист. Профессиональный и очень хороший. Вздохнув, он накинул халат и спустился на лифте на первый этаж.
Что за люди, лезут беспардонно в частную жизнь, думают чем-то удивить, а в итоге окажется, что кто-то желает пожаловаться на соседа… Ну и что там?
В почтовом ящике точно был конверт. Без обратного адреса.
Журналист поднялся в квартиру, взял специальный ножичек для бумаг (наш человек конверт еще бы в лифте разодрал), подрезал край и вытащил… Что за ерунда?! Вытащил десять купюр. По пятьсот евро. Итого… Это что такое? Это как понимать? Журналист еще раз заглянул в конверт и вытащил записку.
«Если вы не захотите встречаться со мной, можете оставить эти деньги себе. С уважением…» И какая-то неразборчивая подпись. Нет, журналист не обрадовался халявным деньгам. Хотя бы потому, что в дармовщину не верил. Подаренные деньги на Западе прорастают иногда такими финансовыми потерями… А ну как это взятка, а ты взял? Даже не зная, зачем и от кого. Но ведь взял! И не задекларировал. А как их декларировать, если ни договора, ни чека?.. А может, это политическая провокация, компромат…
Журналист аккуратно вложил деньги и записку в конверт с твердым намерением встретиться с визитером, чтобы вернуть ему его деньги. На что и был расчет…
Визитер позвонил ровно через час, как и обещал.
– Вы получили?
– Получил. И прошу вас зайти ко мне, забрать ваш подарок. Он мне совершенно ни к чему.
– Хорошо, я зайду к вам, но при условии, что вы меня выслушаете. Всего пять минут. Если вы меня выслушаете, я удвою гонорар и выпишу официальный чек, чтобы вы не имели проблем с налоговой службой.
Он еще и условия ставит! И платит… Кто он вообще такой?! Странный… И не деньги, нет, любопытство сработало против журналиста. Потому что они все такие, если чего-то не понимают, то… пытаются понять…
Посетитель пришел в назначенный час. Внешность обычная. Средненький человек. Средненький по росту, по комплекции, по виду, по достатку… Такие деньги просто так не разбрасывают, потому что их у них нет. А этот…
– Проходите.
Снял плащ, прошел. Борода, усы, очки… Он еще и в Джеймса Бонда играет. Совсем интересно. Зачем ему лицо скрывать, если он собирается чеки выписывать, по которым его легко… Ничего не понять.
Журналист бросил на столик между ним и собеседником конверт с деньгами.
– Что вы хотели мне сообщить? Предупреждаю, я сейчас отошел от активной журналистской деятельности, и если вы хотите заказать мне статью…
– Нет, я не хочу заказать вам статью. Я хочу заказать книгу.
Какой журналист не встанет в стойку на предложение о книге? Каждый журналист мнит себя писателем, но не каждому удается подержать в руках томик своих произведений.
– Книгу?
– Да, книгу.
– Сборник моих избранных статей?
– Нет. Просто книгу.
– Но я не пишу книги. То есть я хотел сказать, что у меня нет подобного опыта. Мне, конечно, интересно, но это серьезная работа, которая…
– Не беспокойтесь, книга уже написана…
Тогда вообще ничего не понятно! А зачем тогда он, если уже написана?
– Как вас понимать?
– Так и понимать. Книга есть. Но хотелось бы, чтобы автором ее был известный и уважаемый в обществе человек. Человек с именем. У вас есть имя. У меня есть книга. Всё сошлось.
– О чем книга?
– О некоторых аспектах религиозных верований Ближнего и Среднего Востока и связи их с современным геополитическим строением мира. Как-то так…
– Тема интересная. Но не совсем моя. Я писал о Востоке, но скорее публицистику.
– Не скромничайте, ваши статьи имели очень серьезный общественный и политический резонанс.
– Но это было давно.
– И тем не менее вас помнят. Именно поэтому я пришел к вам. Мне кажется, вам было бы интересно раскрыть понятную вам тему фундаментально.
– Не знаю. Дело в том, что я сейчас…
– Я в курсе.
О чем? Он даже ничего еще не сказал!
– Я навел справки. У вас серьезные проблемы со здоровьем. Я бы сказал – очень серьезные.
– Но откуда вы знаете?
– Вы проходили обследование, а теперь лечитесь. Узнал из первоисточника, так что ошибки быть не может. Я смотрел вашу медицинскую карту. Вот ее копия.
Собеседник открыл папку. Где были знакомые листы.
– Давайте начистоту. Вы больны настолько серьезно, что вряд ли сможете активно продолжать свою профессиональную деятельность…
Журналист дернулся, потому что никто и никогда не разговаривал с ним так. Так прямолинейно, в лоб. Но именно это и цепляло его как профессионального репортера.
Что этот тип себе позволяет?! Но… почему он себе это позволяет? Что за этим кроется? Вряд ли он действует спонтанно, от характера. Значит, преследует какие-то цели, но какие? Интересно… Ну, интересно же! И тем не менее…
– Я бы не хотел продолжать разговор в подобном тоне!
– Извините… Но вынужден называть всё своими именами, включая ваш диагноз. Иначе нам не столковаться.
– А нам нужно столковываться?
– Я думаю, да. В конце концов вышвырнуть меня вы сможете в любую минуту. Но лучше до конца выслушайте.
Журналист молчал, испытующе глядя на посетителя.
– Ваш диагноз… Я узнал прогнозы. Они не радуют. Вам осталось не так много времени.
Журналист это знал. На Западе диагнозы и неутешительные прогнозы не скрывают, чтобы человек мог успеть привести в порядок свои дела, закрыть или перераспределить долги, распорядиться наследством, может быть, успеть пожить напоследок. Там пациенту врать – себе дороже.
– И что?
– Было бы правильно закончить вашу… – Пауза. – Творческую биографию какой-нибудь сенсацией мирового уровня, чтобы напомнить о вас. Чтобы уйти достойно, как говорится, в лучах славы. Чтобы получить трибуну, высказаться…
Неплохо бы… Какой журналист не желает популярности? Не желал бы – пошел в бухгалтеры или чиновники, где платят устойчиво и нередко больше.
– Вы можете обеспечить такую сенсацию?
– Не я, а вы. С моей помощью.
– Каким образом?
– Ваша книга… которую вы написали… Это очень серьезное произведение, в котором анализируются современные вызовы цивилизации. В первую очередь экспансия ислама, терроризм…
– Об этом много писалось, вряд ли вы сможете кого-то этим удивить.
– Но вы копнете глубже. Вы станете искать корни восточной экспансии в исторических и религиозных предпосылках. В первую очередь в религии.
– Хотите, чтобы я сделал подкоп под их святыни?
– Совершенно верно.
Это да, это может сработать.
– А вы не боитесь, что исламский мир меня проклянет?
– Нет, не боюсь. Добиваюсь этого.
Журналист усмехнулся.
– То есть я должен задеть самые больные струнки? Так сказать, травмировать религиозные чувства верующих? Я правильно понимаю? Только, боюсь, для мировой сенсации этого будет мало. Сенсация – это не слова и даже не книги, пусть самого оскорбительного содержания, это действия. Какое-то неординарное, из ряда вон событие. Которое привлекает внимание рядового обывателя.
Журналист понимал свою профессию, знал, как делаются и продвигаются сенсации. И собеседник с ним согласился.
– Вы совершенно правы. Событие должно быть. И оно будет.
Журналист заинтересованно взглянул на собеседника.
– И что это будет?
– Ваша смерть, которая привлечет внимание мировой прессы.
– Вы шутите?
– Ничуть! Ведь чуть раньше или чуть позже. На больничной койке, один на один со смертью, в одиночестве, ведь у вас никого нет?
– Допустим.
– Умирать одному, за просто так… Или отойти громко, так, чтобы об этом трубил весь мир. Мне кажется, второй вариант достойнее. Тем более что вы рискуете лишь несколькими днями. Если не часами. Что так, что этак – исход один. Но во втором случае вас ждет мировая известность, о вас будут говорить, ваша книга станет бестселлером. Вы добьетесь того, чего добивались всю жизнь. И это вам не будет ничего стоить.