– Может, попробовать с черного хода, шериф? – Дэнни буквально приплясывал на месте, горя желанием проникнуть в дом, найти ключ к раскрытию преступления.
– Давай. А я здесь попробую.
«Все равно ни черта не получится», – мрачно думал он под радостный хруст ботинок Дэнни, обегавшего вокруг дома по ковру из опавших листьев. Холлоран уже сталкивался с такими засовами, хорошо понимая, что при его скромных способностях с ними не справиться. Тем не менее он наклонился к замочной скважине и принялся валять дурака, совершая бессознательные движения, которые, собственно, постоянно проделывал в ходе нынешнего расследования.
При виде креста, вырезанного на груди Мэри Клейнфельдт, возникло дурное предчувствие, что это одно из тех преступлений, которые будут преследовать его до старости. Дальше дело свелось к вопросам о том, сколько средств и сил на него можно бросить, прежде чем члены окружной комиссии снимут его с должности. Если в доме не найдется подсказок, обозначенных крупными красными стрелками, никаким способом не оправдаешься в том, что поставил на уши все полицейское управление.
Он перестал возиться с замком, поднажал коленями, чувствуя растяжение мышц, которого вчера не чувствовал, можно поклясться. Снова навалился на створку, пробуя ее на прочность, нахмурился. Обычно такие мощные запоры встречаются лишь в большом городе. С внутренними петлями. Дичь какая-то. Если Дэнни каким-нибудь чудом не прорвется в заднюю дверь, придется разбивать окно. Обратный путь за ключами полностью исключается.
Холлоран оглядел старинные окна размером шесть на шесть, воображая разбитые в щепки столетние рамы – стыд и позор. Полез под куртку, нащупывая в нагрудном кармане рубашки пачку сигарет «Пэлл-Мэлл». Целлофановая обертка зашуршала в полной тишине.
Стены дома, насколько возможно, приглушили выстрел. Все равно он прозвучал так громко или так неожиданно, что шериф шарахнулся прочь с заколотившимся сердцем. Инстинкт сработал быстрее сознания, заставив присесть, скорчиться, выхватить девятимиллиметровый пистолет. «Видишь, Бонар? – промелькнула в сознании безумная мысль. – Как насчет реакции?»
Не успев додумать, Холлоран скатился по ступенькам, побежал, по-прежнему пригнувшись, под окнами к дальнему углу дома. Остановился, прижавшись плечом к стальной обшивке, тихо и неглубоко дыша, прислушиваясь так внимательно, что слышал шорох сухих кукурузных стеблей в поле за домом.
«Черт побери, где ты, Дэнни?»
В попадавшей в поле зрения части двора нет ни деревьев, ни каких-либо признаков жизни, только коричневая, коротко подстриженная трава тянется на добрую сотню ярдов к кукурузному полю. Он наклонился, высунул голову за угол и быстро отдернул. Ничего. Ни кустов, ни укромных местечек, стрелку негде спрятаться. Только невысокая бетонная лестница у задней двери. Холлоран вывернул из-за угла и подкрался к ней.
Через пару минут обнаружил первые окровавленные останки, разлетевшиеся по маленькой подсобке. Пройдя немного дальше, нашел и остальное, почти пожалев об этом.
Через час Бонар отыскал Холлорана на заднем дворе Клейнфельдтов. Шериф притащил туда кухонный стул, на котором сидел, обхватив себя руками, не сводя глаз с дома.
Бонар присел рядом на корточки, выдергивая стебли сухой травы.
– Теплеет, – заметил он.
– Приятное солнце, – кивнул Холлоран.
– Как ты?
– Просто вышел на минутку оттуда.
– Слышу. – Бонар поднял пачку «Пэлл-Мэлл» с торчавшей оттуда шариковой ручкой. – В подъезде нашли. Твоя, или надо снимать отпечатки?
Холлоран похлопал себя по карману, потянулся за пачкой, вытянул сигарету.
– Наверно, обронил, услыхав выстрел. – Закурил, глубоко затянулся, откинулся на спинку стула, выпустил дым. – Ты когда-нибудь здесь бывал в наши школьные годы? Когда в доме жили Тикальски?
– Нет. Наш автобус шел другой дорогой.
– Тогда во дворе росло много деревьев.
– Ну?
Холлоран кивнул.
– Яблони, пара дубов, самый высокий тополь, какой я в жизни видел, а на нем на канате, толщиной с мою руку, висела огромная старая тракторная покрышка.
– М-м-м… Может, буря свалила. Помнишь, какие тут дули ветры шесть-семь лет назад?
– Возможно. – Он на минуту задумался. – Впрочем, вряд ли ветер все начисто выкосил. Дома почти не было видно за какими-то кустами, знаешь, с висячими ветками в белых цветах…
– «Невестин венок», научное название – спирея.
Холлоран взглянул на Бонара:
– Откуда ты все это знаешь?
Бонар отыскал длинный стебель травы, поковырял в зубах.
– Я обладаю обширными, разнообразными и в большинстве своем бесполезными познаниями. К чему ты клонишь?
– Здесь совсем негде спрятаться. Они все вырубили.
Бонар выплюнул травинку, огляделся, шевеля бровями и мозгами.
– Похоже на то. Видел, сколько оружия в доме?
– Кое-что видел.
– Пока только на первом этаже семнадцать стволов. Видишь, что за бред? Я хочу сказать, это же старики. В одном и том же шкафу зубная паста «Полидент», двустволка и «магнум» сорок четвертого калибра. Распроклятый дом набит инструкциями и журналами по выживанию. А приспособление для приведения в действие того самого ружья? До того сложная современная штука, что даже Харрис растерялся. Заставил ребят ползать на четвереньках, осматривая каждый дюйм в поисках дополнительных проводов. Покойники были истинными параноиками.
– Может быть, из-за денег.
Бонар покачал головой:
– Не думаю.
– Я тоже. – Холлоран вновь затянулся, докурил и встал. – Дело в том, что все входы в дом наглухо заперты, а задняя дверь настежь открыта.
– Там они и установили ружье.
– Угу. Кого-то ждали.
– Ох, старик, этот «кто-то» был бы пристрелен на месте. – Бонар тряхнул крупной головой и с кряхтеньем поднялся, глядя на своего старого друга. – Вид у тебя поганый.
Холлоран не сводил глаз с пустой каталки, ожидающей у задней двери. Последняя поездка Дэнни Пелтиера.
– Я забыл ключи, Бонар.
– Знаю, приятель. – Вздох помощника шерифа прозвучал как шорох сухой кукурузы.
6
Митчелл Кросс подъехал к пакгаузу вскоре после полудня, оставил черный «мерседес» в подземном гараже, поднялся на чердак в грузовом лифте. Не утро, а сплошное несчастье.
Полтора часа ждал Диану на виртуальной стоянке в аэропорту у терминала для прибывающих, увиливая от полиции, которая штрафовала каждого водителя, задержавшегося у бровки тротуара дольше двух секунд. На обратном пути его отловил по мобильному Боб Гринберг, грубо и высокомерно расспрашивая насчет новой игры, почти открыто угрожая аннулировать банковский счет «Школьных игр». Спасение пришло только в туннеле Ааури, где связь прервалась, прежде чем Митч окончательно вышел из себя.
Проторчали пятнадцать минут в этой темной крысиной дыре, которую кто-то, бог его знает, перекрыл на другом конце. Обычно это называется пробкой. Митч в таких случаях говорит: развелось слишком много чертовых автомобилей.
Через первые пять минут болтовня Дианы превратилась в жалобное нытье, потом, посреди возмущенного монолога об отравлении выхлопными газами, она высунула в окно голову и завопила, приказывая пикапу, набитому охотниками в ослепительно-желтых костюмах, заглушить мотор. Господи Иисусе. Порой хочется, чтобы эта женщина покончила с собой.
Митч так разозлился, что у дома даже не стал выходить из машины, просто высадил ее и уехал. Взглянул в зеркало заднего обзора, увидел, как она стоит на подъездной дорожке с вещами в руках, маленькая, обиженная.
Тросы лифта звякнули над головой, кабина рывком остановилась. Он взглянул на чердак сквозь решетку, с облегчением выдохнул: «Дома».
– Эй, Митч!
Отошедшая от компьютера к кофеваркам Энни первая его заметила. Остальные столпились у монитора на столе Родраннера, словно злые волшебники, сосредоточенно варящие ядовитое зелье.
– Выходи, милок. А то смахиваешь на Армани в клетке.
– Привет, Энни. – Митч подошел к ней, стоявшей у встроенной в стену полки с четырьмя кофеварками и большой белой банкой с печеньем.
– Чертовски привлекательно выглядишь. – Толстушка Энни подобрала все свои подбородки, медленно расплываясь в той самой соблазнительной улыбке, которая почти всех мужчин заставляет забыть о лишней сотне фунтов ее живого веса. – Мы думали, сегодня останешься дома, отметишь. Диана, наверно, скучает одна.
Митч пожал плечами:
– Скорей, просто устала. Возможно, откупорим вечером бутылку шампанского. Чем это все так заняты? – Он снял крышку с белой банки, заглянул, надеясь увидеть что-нибудь не совсем смертоносное, скажем рогалик.
– Митч, вонючий кусок дерьма, иди сюда сейчас же! – крикнул Харлей. – Мы только что прикончили последнего сукина сына! Теперь сможешь отдать детей в Лигу плюща.[5]
– У меня нет детей.
– Знаю, но я вечный оптимист. По-прежнему думаю, что когда-нибудь будут. Господи помилуй! Ты на свои бабки купил такой галстук?
Грейс почувствовала на своем плече руку Митча, взглянула на галстук с белыми облачками на голубом фоне.
– Этот галстук от «Гермеса» я ему подарила на прошлое Рождество.
– Значит, ему галстук от «Гермеса», а мне вшивый брелок для ключей?
– Она подарила тебе итальянский стилет, говнюк беспамятный, – возмутилась Энни.
Харлей на минуту задумался.
– Ах да. Тогда какой хрен дешевый подарил мне брелок?
Родраннер в отчаянии откинулся на спинку кресла.
– Ребята, позабавьтесь в другом месте, дайте дело доделать!
– В самом деле последнее? – спросил Митч.
– На все сто, – кивнула Грейс. – Полная победа. На пробный сайт триста с лишним заходов. Больше половины оформляют предварительную подписку.
– Нам понадобится гораздо больше в возмещение закрытого школьного счета. Гринберг звонил нынче утром.
– Что еще за проблема? – поинтересовался Харлей.
– Как ни странно, он думает, что компания, разрабатывающая детские образовательные компьютерные программы, не должна выпускать диски с игрой об убийцах-маньяках.