— Что ж, по-вашему, получается, товарищ Перепелицын, что я их заморить должен!
— Заморить не заморить, но и на поводу у них не идти. Выполняйте поручение окружкома, товарищ Цепков!
Уже на улице комендант понял, что спецодежду ему не выдадут. Сибторг и Рыбтрест не наделены полномочиями, чтобы выдавать казённое имущество под честное слово коменданта. Они могут выполнить указание секретаря райкома, но оно должно быть письменное, заверенное гербовой печатью.
— Товарищ комендант, подождите!
Цепков оглянулся. Из райкома выскочил шустрый парнишка, помощник секретаря райкома.
— Вам телеграмма, распишитесь!
Цепков прочитал шифрограмму и похолодел. Баржи остановились между рекой Паней и Верх-Вартовской пристанью. Колубаев придержал ход и ждёт дальнейших указаний. Комендант Цепков бросился к катеру. Вскоре моторка вспенила полноводные обские просторы. Цепков спешил навстречу каравану.
Часть четвертаяГолодный остров
Глава первая
Колубаев не спешил выводить людей на остров, что-то останавливало его. Назино — необитаемый, заросший буреломом, совершенно дикий остров, названный по наименованию посёлка Назино. В этот день, несмотря на хорошую и ясную погоду, остров выглядел негостеприимно. Колубаев чертыхнулся и посмотрел на Цепкова.
— Выводи! — Тот взмахнул рукой, как маршальским жезлом. — Пусть пасутся!
— Да куда же…. Тут даже шалаш не построишь, не то, что барак.
Цепков усмехнулся. Он-то понимает, что к чему. Товарищ Перепелицын доходчиво объяснил политику партии и правительства, этих людей отправили не в санаторий, а в ссылку, в спецпоселения, значит, было за что ссылать. Пусть терпят. Колубаев прошёлся по песчаному берегу и остановился. Через несколько шагов начинались густые заросли кустарника, за ним высился девственный лес, а справа зияло непролазное болото. За спиной ядрёно матерился Цепков. Колубаев поморщился, сплюнул, подумал о том, что его уже ждут в Александровском Торгсине, и тоже взмахнул рукой.
Выгрузка спецпереселенцев началась. Сначала стали выносить умерших. Весёлый майский денёк выдался на редкость погожим. На чистом и прозрачном небе сияло ослепительное солнце. Те, кто вышел из трюмов первым, ослепли от дневного света, умершие скользили и выпадали из ослабевших рук. Их складывали на песке перед кустарником. Колубаев принялся считать, сбился, сплюнул и махнул рукой, мол, потом сосчитаем. Цепков раздражённо посматривал на карманные часы, крутил цепочку, засовывал её в нагрудный карман гимнастёрки, снова вытаскивал, видимо, куда-то спешил. После умерших стали выгружать мужчин. Некоторые бросились в воду, спеша смыть с себя накопившийся слой пота и грязи. Свалка у трапов превратилась в кутерьму. Кто-то кричал, кто-то рассматривал трупы, кто-то купался, громко фыркая. Последним выкатился Мизгирь, обороняемый со всех сторон бессменной свитой. Группа верховодов бросилась к начальству, интуитивно выбрав Цепкова. Уголовники поняли, что перешли из одних рук в другие, и, вероятнее всего, эти другие руки будут более хваткими. Цепков хмуро взглянул на Мизгиря, измерил его взглядом и молча кивнул, мол, сойдёмся.
После выгрузки мужской половины переселенцев принялись за женскую. Сразу стало понятно, что женщин больше, чем мужчин, и гораздо больше, чем указано в отчётах. Цепков пытался сверить бумажки, что-то сравнивал, но понял, что бесполезно, и стал ждать окончания выгрузки. Женщины сходили с трапа смелее, чем мужчины, многие бросились в реку, смывая налипшую за месяц грязь. Цепков махнул рукой и два охранника сбросили с подошедшего паузка мешки с мукой. Дальше началось нечто невообразимое. Люди, забыв обо всём, бросились к мешкам и, разрывая узлы зубами и ногтями, совали в рот муку, при этом задыхались и сгибались в удушье. Кашель, чиханье, крики, стоны и мольбы наполнили прежде необитаемый остров. На крики слетелись птицы и тоже устроили дикий грай. Цепков схватился за голову. Охранники выстрелили в воздух, но никто не услышал выстрелов. Люди задыхались от удушья, заглушая птичий гомон кашлем и криком.
В это время зашевелились умершие. Цепков оцепенел. Он видел, как охранники пересчитывали умерших и складывали их штабелями. Все они были мертвы, о чём лекпом составил акт, мол, спецпереселенцы в количестве семидесяти восьми человек умерли от поноса. И вдруг умершие ожили. Трупы поднимали головы и прислушивались к шуму, стараясь понять, где они находятся, на том или этом свете. Некоторые догадались, что всё-таки на этом, и стали приподниматься. Цепкова затошнило, а Колубаев прыгнул на трап и скрылся на катере. Там он приложился к фляжке и одним махом влил в себя почти пол-литра чистого спирта. Затем отёр усы и долго тряс головой, стараясь забыть страшное зрелище. Прибежавший матрос вылил на Колубаева ведро воды, и только после этого помощник коменданта пришёл в себя.
А на берегу, у мешков с мукой, тем временем продолжалась свалка. Люди бились до смерти, сражаясь за пригоршню муки. Так как ни у кого не было ни чашки, ни кружки, то муку цепляли руками, хватали ртом, рассыпали в воздухе, а те, кто успел схватить в обе руки, бежали к реке, чтобы смочить сухой порошок. Мука в реке растекалась мутной слизью. Колубаев смотрел на людскую свалку с катера, спуститься вниз он не мог по причине сильного опьянения. Матрос держал его за ремень, не давая упасть на палубу. Цепков ухмыльнулся, подмигнул охранникам и щукой сиганул к катеру, обогнув гору из мешков и дикое побоище. Пока охранники крутили головами, Цепков умчался вниз по реке, а следом за ним отбыл катер с Колубаевым. Люди продолжали биться за горсть муки, давя друг друга и хватая за горло любого, кто оказывался рядом. Хищные птицы, потревоженные людским гомоном, кружили над островом в ожидании большого пиршества. Короткие загнутые клювы издавали лающее «Кра-кра-кра». И это зловещее «кра» перекликалось с людскими воплями, образуя общий хор вселенского отчаяния.
Галина с трудом тащила на себе ослабевшую, но ещё живую Рахиму. Ноги скользили по мокрому трапу. Шедшая сзади Роза, держала Рахиму за ноги. Они шли последними. Галина надеялась, что им достанется муки, но у мешков началась настоящая схватка. Посадив Рахиму на песок, Галина бросилась к охранникам, те кивнули ей, хватай, если сможешь что отхватить. Галина подкралась сзади, где было меньше дерущихся людей, и набрала в платок целую порцию муки, затем подошла к реке и смочила водой. Пальцами вымешала тесто, посматривая на толпу, рассчитывая, что кто-нибудь одумается и разожжёт костёр.
Первым опомнился охранник. Сплюнув в сторону сплетённых тел, он отошёл в сторону и развёл огонь. Повеяло дымом, в пламени весело потрескивали сухие прутья. К костру стали приближаться люди, протягивая онемевшие от холода руки. Одурев от долгого пребывания в тесном трюме без воздуха и пищи, а зачастую и без воды, люди, сойдя на остров, словно сошли с ума, но, увидев костёр, опомнились и потянулись к теплу. На острове было холодно, несмотря на пылающее солнце, пронзительно дул сквозной ветер, и вскоре всех зазнобило. Трясущиеся руки и озлобленные глаза окружили кострище. Галина поняла, что с тестом лучше подождать, пока у людей не пройдёт первый морок от осознания, что их выгрузили на необжитое место, где никаких условий для жизни. Здесь негде спать и нечего есть, и это не только конец мучительного путешествия, это конец всему. Внизу нет жизни, а наверху одни орланы, издающие зловещие звуки.
Вскоре развели ещё один костёр, и Галина переместилась к нему, подсунув под горячие угли кусок теста. Пока охранники разбираются с переселенцами, в сотый раз пересчитывают их, распределяют муку и раздают вёдра, тесто превратится в съедобную пищу. Те, кто попытался насытиться сухой мукой, корчились от смертельных судорог. Единственный фельдшер, которого охранники называли лекпомом, бегал от одной группы к другой, но помочь ничем не мог. Лекарств не было. Бесполезная аптечка болталась у него на поясе, всё, что там было, давно опустело. Люди, искупавшиеся в реке, мёрзли и тянулись к кострам, но согреться не могли, с севера подул ещё более студёный ветер. Арктический холод окутал остров. Охранники выстроились вдоль берега и передёрнули затворы, что означало: первый, кто бросится в реку, будет безжалостно застрелен. В охране произошла рокировка. Пятеро собрались вернуться в посёлок, шестеро должны были караулить остров. Один катер уволок пустую баржу в комендатуру, затем вернулся и оттащил вторую баржу подальше от острова. У берега покачивались две лодки и паузок. Уголовники со скучающим видом посматривали на берег, рассчитывая, что охранники возьмут их с собой в посёлок, но те и не думали этого делать.
У охранников были другие виды на команду Мизгиря. Они собирались переложить ответственность за сохранность переселенцев на уголовников. Мизгирь о чём-то пошептался со старшим конвойным и на какое-то время присмирел. За примерную службу Мизгирю пообещали скостить срок. Один день на острове приравнивался к трём, тут было о чём задуматься.
Оставшиеся в живых люди бродили по острову в поисках удобного места для ночлега, но везде было сыро, вода с острова только что ушла, от земли несло могильным холодом. Мужчины покрепче отправились за хворостом и прутьями, чтобы устроить шалаши, но у них не было ни топоров, ни ножей, пришлось рвать ветки с деревьев голыми руками. К вечеру совсем похолодало. Охранники ёжились, зябли, кутались в шинели, мечтая о ночлеге на паузке, а когда костров стало больше, уплыли на лодках, оставив на острове почти шесть тысяч голодных и раздетых людей. Старшим над ними назначили Мизгиря с его приспешниками. Шестеро охранников торчали на паузке, позвякивая ружьями.
К ночи пошёл густой снег. Орланы перестали кричать, перелетев на северную часть острова. Белохвостые птицы любят тишину, им не нравится, когда люди их беспокоят. Белоснежные хлопья медленно покрывали остров вместе с людьми. Вместе со снегом стихли крики и стоны. В поезде и на баржах было страшно, но оставалась надежда, что кто-нибудь их выручит и когда-нибудь всех привезут в нормальную жизнь, но на