1
Рано утром группа высших офицеров правого крыла императорской гвардии из поселка Сяочжань под Тяньцзинем прибыла вместе с военным оркестром и батальоном кавалерии к небольшой пристани на северном берегу реки Хайхэ для встречи товарища военного министра и юридического комиссара провинции Чжили[113], его превосходительства Юань Шикая из Пекина. Тот ездил в столицу с пожеланиями долголетия и подарками для возобновлявшей свое действенное правление вдовствующей императрицы Цыси.
Среди прибывших на встречу были советник начальника управления по военным делам Сюй Шичан, впоследствии – президент Китайской республики[114], старший инспектор управления по военным делам Фэн Гочжан, впоследствии – президент Республики, офицер среднего звена Чжан Сюнь, впоследствии – генерал-инспектор района Янцзы и «маршал с косой», выступивший за реставрацию Китайской империи во главе с Пу И[115], командир второго пехотного батальона Дуань Чжигуй, впоследствии – министр сухопутных сил Республики, командир третьего дивизиона артиллерии Дуань Цижуй, впоследствии – премьер-министр и президент Республики, командир третьего пехотного батальона Сюй Банцзе, впоследствии – глава администрации президента Республики, заместитель командира третьего пехотного батальона Ван Шичжэнь, впоследствии – премьер Республики… В то время это были амбициозные молодые офицеры, они и в самых смелых мечтах представить себе не могли, что через пару десятков лет в их руках может оказаться судьба Китая.
В рядах встречающих один человек по знаниям превосходил всех в правом крыле императорской гвардии. Это был Цянь Сюнфэй, командир отряда конной охраны Юань Шикая. Его одним из первых послали учиться в Японию, где он закончил офицерскую школу. Высокий и стройный, густые брови вразлет, большие глаза, ровные белоснежные зубы. Он не курил, не пил, не играл в азартные игры, не таскался по проституткам, был строгим и дисциплинированным. Юань Шикай очень ценил его как за внимание к людям, так и за прекрасную стрельбу. В тот день Цянь восседал на белоснежном коне, форма его была отглажена, сапоги – начищены, на ремне из бычьей кожи висели два золотистых пистолета. За ним крыльями ласточки расходились шестьдесят боевых скакунов. Охранники, восседавшие на них, все были отборные молодцы, грудь вперед, живот поджат. За плечами у всех были скорострельные тринадцатизарядные винтовки немецкого производства. По сторонам они не глядели, напуская на себя вид немного деланый, но все же внушительный.
Время уже перевалило за полдень, а пароход с его превосходительством Юанем все никак не показывался. На обширной глади Хайхэ не было видно ни одной рыбацкой лодки. Лишь несколько белоснежных чаек то кувыркались в воздухе над рекой, то скользили по ее поверхности вдоль течения. Уже стояла глубокая осень, и большинство деревьев сбросили листву, лишь на некоторых дубах и кленах еще оставались красные или золотистые листья, которые придавали обоим берегам Хайхэ особую прелесть. Небо было покрыто рваными тучами, с северо-востока дул влажный ветер, который нес с собой соленое дыхание залива Бохайвань. Лошади вдруг начали беспокойно бить копытами, махать хвостами и фыркать. Конь под Цянь Сюнфэем то и дело поворачивал голову и покусывал седока за колени. Цянь Сюнфэй украдкой посматривал на высших офицеров рядом. Лица у тех раскраснелись, сырой и холодный ветер очевидно забирался им под самую форму и продувал их внутренности до костей. На носу у Сюй Шичана повисла сопля, у Чжан Сюня из глаз текли слезы, и он позевывал, Дуань Цижуй наклонился вперед на лошадиную шею и, казалось, вот-вот должен был свалиться. Остальные, судя по их виду, тоже находились в столь бедственном положении, что и слова не подберешь. В душе Цянь относился к сослуживцам с презрением и стыдился их компании. Он тоже испытывал усталость, но считал, что всегда нужно сохранять выправку бравого офицера. При ожидании, когда немеют все члены, лучший способ убивать время – предаваться пустым мечтаниям. Глаза Цяня вроде бы просто созерцали широкую гладь реки, но в действительности перед ним колыхались картины из прошлой жизни.
2
– Малыш Сицзы, а малыш Сицзы! – звучал в ушах бесконечно родной голос, то удаляясь, то приближаясь, как при игре в жмурки. И перед глазами ясно предстала картинка из детства в родных краях, когда они со старшим братом гонялись друг за другом на краю рисового поля. В ходе этих наивных догонялок тело брата постепенно становилось выше и кряжистее. Брат подпрыгивал и протягивал руку, чтобы схватить удирающего малыша за черную блестящую косу, но никак у него не получалось. Иногда кончики пальцев явно касались кончика косы, но стоило попытаться ухватиться за него, как коса ускользала, словно хвост черного дракона. От огорчения старший брат даже топнул ногой и расплакался. Брат вдруг резко обернулся, и это был уже не подрастающий юноша с голым подбородком, а чиновник императорского двора с красивой развевающейся бородой. Цянь тотчас же вспомнил ссору с братом перед отъездом в Японию. Брат был не согласен с тем, что он отказался от экзаменов на чин. А он ему сказал, что взлелеянные государственными экзаменами – ходячие трупы. Брат хлопнул по столу так, что от сотрясения вся вода выплеснулась из чашек. Глупость! Борода брата дрожала, от гнева весь его величественный вид переменился. Но гнев быстро перерос в скорбный смех над собой. «Если на то пошло, – сказал брат, – сколько талантливых и гениальных людей с древности до наших дней можно считать никчемными, ходячими трупами! Даже почитаемые тобой Вэнь Тяньсян[116] и Лу Фанвэн[117] – тоже никчемные! Тоже ходячие трупы! А в этой династии Цзэн Вэньчжэн[118], Ли Хунчжан[119], Чжан Чжидун[120] – тем более никчемные, бездарные, как твой старший брат, их можно считать лишь живыми мертвецами, которые и ходить-то сами не могут!» – «Старший брат, я не это имел в виду». – «А что ты имеешь в виду?» – «Я считаю, что Китай должен идти вперед, нужно отменить экзамены, создать учебные заведения нового типа, отказаться от всех устоявшихся шаблонов и устаревших учебных предметов, обратить большее внимание на общеобразовательные дисциплины. Необходимо в наши глубокие и грязные стоячие воды влить свежую и чистую струю. Китаю нужны коренные изменения, иначе он через какое-то время погибнет. Но чтобы провести эти изменения, Китаю нужно учиться у иностранцев. Я для себя уже все решил, и ты, брат, с твоими замшелыми идеями мне не препятствуй». Брат вздохнул: «Каждому свое, насильно мил не будешь, но я все же считаю, что лишь выходя в мир после сдачи экзаменов, можно стать солидным человеком, все остальное – ересь, даже если удастся занять высокое положение – все равно уважать не будут…» – «В смутные времена, брат, превыше всего ценятся дела военные, в мирное время – дела гражданские, из нашей семьи уже вышел один цзиньши – ты собственной персоной, и этого достаточно, дай младшему брату поучиться военному делу». «Цзиньши,цзиньши, – тяжело вздохнул старший, – звание одно, и все. Хоть выходишь на службу в платье на подкладке, сидишь в присутствии, много там не заработаешь, а еда – рис с половинкой утиного яйца…» – «В таком случае, брат, почему же ты хочешь, чтобы я оказался в том же тупике, что и ты?» Брат горько усмехнулся. А ходячие трупы ведь не научили мыслить иначе…
Ветер постепенно крепчал, на Хуайхэ поднимались серые валы. Вспомнилось возвращение в родной Китай на японском колесном пароходе «Пусан». За пазухой у него лежало рекомендательное письмо господина Кан Ювэя с просьбой аудиенции у Юань Шикая…
3
Осень. С рисовых полей вокруг Сяочжаня разносился запах колосков. Перед аудиенцией у его превосходительства Юаня Цянь Сюнфэй два дня незаметно покрутился в поселке, изучая все взглядом знатока. На плацу ежедневно тренировались солдаты и офицеры новой армии, они действительно отличались отличной выправкой и при себе носили самое передовое оружие, все здесь было упорядоченно и слаженно, никакого сравнения с вконец опустившейся в своем разладе японской армией. Посмотрев на солдат и познакомившись с офицерами, Цянь Сюнфэй еще до встречи с его превосходительством Юанем преисполнился глубокого уважения к нему.
Резиденция его превосходительства Юаня располагалась на расстоянии двух полетов стрелы от казарм. По обе стороны от входной арки, как черные стальные башни, стояли четыре дюжих охранника. Все – в кожаных ботинках и обмотках, с кожаными патронташами на кожаных ремнях, в руках – немецкие винтовки с казенной частью, синеватые стволы которых были похожи на оперение ласточек. Цянь представил на входе письмо Кан Ювэя, и привратник пошел доложить.
Его превосходительство Юань был занят едой. С обеих сторон ему прислуживали две красивые служанки.
– Наилучшие пожелания от вашего покорного слуги, ваше превосходительство! – На колени Цянь не встал, не исполнил и малого поклона, а вытянулся в струнку и поднял правую руку, отдав честь по-японски.
Выражение лица его превосходительства быстро сменилось: явная немилость в холодном взгляде, целиком окинувшем Цяня, вдруг растаяла, обратившись в восхищение. За этим последовал легкий кивок:
– Кресло!
Цянь понял, что заранее продуманный план встречи с его превосходительством уже произвел на командира очень хорошее впечатление. Служанка придвинула Цяню кресло. Кресло было очень тяжелое, и служанке пришлось приложить на его передвижение немало усилий. Цянь почувствовал нежное дыхание красавицы и исходящий от ее шеи аромат орхидеи. Стоя навытяжку, он проговорил:
– Не смею сидеть перед вашим превосходительством.
– Ну тогда стой, – сказал Юань.
Облик его превосходительства – большие глаза, густые брови, широкий рот, нос с горбинкой, крупные уши – был точно такой же, какими рисуют знатных чиновников на картинках в книгах. Говорил он с густым акцентом своих родных мест, что в провинции Хэнань, голосом чистым и насыщенным, как выдержанное рисовое вино. Его превосходительство начал есть и будто забыл про него, стоявшего навытяжку недвижно, словно тополь. Юань был в домашнем халате и шлепанцах, с распущенной косой. На столе были расставлены тушеные свиные ножки в соевом соусе, жареная утка, тушенная в соевом соусе баранина, жареный окунь, большая тарелка вареных яиц, а также целая корзинка белоснежных пампушек. Аппетит у его превосходительства был отменный, и ел он с удовольствием, целиком отдаваясь еде и никого не замечая. Одна служанка чистила яйца от скорлупы, другая вытаскивала из рыбы кости. Его превосходительство Юань съел одно за другим четыре яйца, сгрыз две свиные ножки, слопал всю утку с кожей, проглотил с десяток кусков баранины, расправился с половиной рыбы, сжевал пару пампушек и выпил три бокала вина. В завершение трапезы он прополоскал рот чаем, вытер полотенцем руки, затем откинулся на спинку кресла, сыто рыгнул, закрыл глаза и стал ковыряться в зубах, словно вокруг никого не было.
Цянь Сюнфэй знал о некоторых странностях характера сановника и его особых приемах изучения человека с тем, чтобы обнаружить его таланты, поэтому счел, что таким бесцеремонным поведением его превосходительство приглядывается к его персоне. Он так и стоял навытяжку уже целый час, однако ноги не дрожали, в глазах не рябило, в ушах не звенело, осанка не изменилась, что говорило об образцовой выправке и прекрасной физической форме.
Глаз его превосходительство не размыкал, милые служанки расположились сзади и спереди от него. Одна колотила начальнику по ногам, другая массировала ему плечи. Из горла Юаня вдруг послышался звучный храп. Служанки украдкой поглядывали на Цянь Сюнфэя, на губах у них то и дело проскальзывали доброжелательные усмешки. В конце концов его превосходительство перестал храпеть, открыл глаза, зорко осмотрелся, словно и не дремал, и неожиданно спросил:
– Кан Ювэй пишет, что ты талантлив и эрудирован, в военном деле преуспел над остальными, это правда?
– Почтенный Кан оказывает мне слишком много чести!
– Ума у тебя палата или голова мякиной набита, для меня значения не имеет. Но я хочу знать, чему ты учился в Японии.
– Пехотный устав строевой подготовки, наставления по стрельбе, действия на открытой местности, тактика, вооружения, фортификационные сооружения, топография…
– Стрелять умеешь? – неожиданно перебил его Юань Шикай, вытянувшись.
– Я прекрасно владею всеми видами оружия пехоты, особенно револьверами, могу стрелять с обеих рук. Не скажу, что со ста шагов пробиваю тополиный лист, но в пределах пятидесяти стреляю без промаха!
– Тому, кто посмеет бахвалиться передо мной, может не поздоровиться! – ледяным тоном заявил Юань Шикай.
– Готов продемонстрировать вам мои умения!
– Отлично! – Хлопнув в ладоши, Юань Шикай оживился: – Как говаривают у меня на родине, мул или лошадь – главное, чтоб везли. Эй, ко мне! – Один из молодцов-охранников подошел и остановился в ожидании приказаний Юаня. – Приготовить пистолеты, патроны и мишень.
На стрельбище расставили плетеные стулья, чайный столик и зонт от солнца. Юань Шикай извлек из изящной атласной коробки пару позолоченных пистолетов:
– Это мне немецкие друзья подарили, еще не стрелял из них!
– Позвольте, я опробую их для вас, ваше превосходительство!
Охранник зарядил пистолет и передал Юаню. Тот взял и усмехнулся:
– Говорят, настоящие вояки считают пистолет своей женщиной, не позволяют другим касаться его. Верно это?
– Как вы выразились, ваше превосходительство, многие военные действительно почитают оружие за спутницу жизни, – сказал Цянь, ничуть не выказав слабости, – но я считаю, что на самом деле считать оружие своей женщиной – осквернять его и превращать в своего раба. По моему мнению, настоящие военные должны считать оружие своей матерью.
Юань Шикай язвительно усмехнулся:
– Сравнивать оружие с женщиной – уже вздорное измышление, сравнивать его с матерью – тем более нелепо. Ты считаешь сравнение оружия с женщиной осквернением по отношению к нему, но неужели, сравнивая его с матерью, ты не боишься, что тем самым оскорбишь память всех матерей? Оружие можно в любой момент заменить, а мать разве поменяешь? Оружие помогает тебе убивать, а мать? Матери позволишь помогать тебе убивать?
Под острым испытующим взглядом Юань Шикая Цянь растерялся.
– Вы, молодые военные, получив японское или западное образование, сразу задираете нос, одно бахвальство, чуть откроете рот – одни нелепые рассуждения из него летят. – Между делом Юань Шикай выстрелил в расстилающиеся перед ним поля. Из дула закурился дымок, в воздухе запахло порохом. Юань поднял другой пистолет, выстрелил в воздух, пуля с громким свистом улетела в небеса. Отстрелявшись, Юань холодно произнес: – На самом деле пистолет – это пистолет, никакая он тебе не женщина и тем более не мать.
Продолжая стоять навытяжку, Цянь Сюнфэй опустил голову:
– Благодарю ваше превосходительство за учение, готов переменить мою точку зрения. Правильно вы говорите, пистолет – это пистолет, никакая не женщина и тем более не мать.
– Не надо карабкаться вверх по моему шесту. Сравнение пистолета с матерью для меня неприемлемо; а вот в сравнении его с женщиной какая-то доля истины есть. – Юань Шикай бросил ему пистолет: – Насладись вот этой дамочкой. – Цянь Сюнфэй вытянул руку и выхватил оружие из воздуха, словно живого попугая. Юань Шикай бросил ему и второй пистолет: – Насладись еще одной, экие сестры-красавицы! – Цянь точно так же поймал и второй пистолет. С двумя пистолетами в руках он ощутил, как заиграла в жилах кровь. Юань Шикай стрелял из них как-то наплевательски, словно неотесанный мужлан лапал юных сестер-близняшек. Сердце в тот момент сжалось от боли, но ничего с этим поделать было нельзя. Сжав золотистые пистолеты в своих руках, он ощутил, как они подрагивают, услышал, как они постанывают, а еще ощутил их привязанность, в глубине души он действительно отказался от подхваченных у кого-то слов, сравнивающих оружие с матерью. Оружие надо сравнивать все же с юной девой-красавицей. Беседа дала понять, что Юань Шикай не только в военных делах разбирается, но и имеет широкие познания в других областях.
– Стреляй, а я посмотрю, – сказал Юань Шикай.
Цянь продул оба дула, положил пистолеты на ладони и несколько секунд рассматривал. Они посверкивали под солнцем. Бесспорно, сокровища среди пистолетов. Он сделал пару шагов вперед и, почти не целясь, будто произвольно, быстрее, чем за полминуты, сделал с обеих рук шесть выстрелов подряд. Вернулся побежавший за мишенью охранник и положил ее перед Юань Шикаем. В центре мишени были видны лишь шесть отверстий, аккуратно сложившиеся в цветок сливы. Все в окружении Юань Шикая захлопали.
– Хорошо стреляешь! – На лице его превосходительства Юаня наконец-то появилась искренняя улыбка. – Что хочешь за это?
– Позвольте мне стать владельцем этих пистолетов! – твердо заявил Цянь.
Уставившись на него, Юань Шикай на мгновение замер, потом вдруг громко расхохотался и сказал, отсмеявшись:
– Тогда уж сразу будь им мужем!
4
На этом месте воспоминаний Цянь погладил висящие на поясе золотистые пистолеты, похолодевшие от ледяного ветра. Гладил и подбадривал: не бойтесь, мои хорошие. И умолял: красавицы вы мои, помогите мне! Когда завершим это дело, меня могут убить, но память о золотистых пистолетах сохранится на века. Он чувствовал, как они начали теплеть. Все верно, пистолеты мои, будем терпеливо ждать, ждать, пока прибудет наш сановник, в будущем году в этот день у него будет годовщина. Отряд конников за спиной еще больше заволновался. Всадники основательно продрогли и проголодались, как и их скакуны. Ледяным взором Цянь окинул офицеров с обеих сторон. Они выглядели отвратительно, казалось, вот-вот свалятся с коней. Лошади нервничали, со ржанием кусали друг друга, беспокойство не прекращалось, накатывая волна за волной. Небо мне в помощь, думал он, все выбились из сил, и, когда внимание ослабнет, настанет прекрасная возможность действовать.
Наконец, с верховьев реки донеслось пыхтение двигателя. От этих звуков настроение поднялось, руки невольно вцепились в рукоятки пистолетов, но Цянь Сюнфэй тут же разжал их. Вернулся его превосходительство Юань, нужно продемонстрировать бурный восторг перед отрядом охранников за спиной и перед сослуживцами по бокам. Все офицеры воодушевились, кто торопился высморкаться, кто вытирал слезы, кто прочищал горло, в целом каждый старался предстать в лучшем виде для встречи его превосходительства Юаня.
Там, где река впадала в залив, появился черный пароходик. Из высокой трубы валил густой дым. Его пыхтение слышалось все громче, от него дрожали барабанные перепонки. Пароход разрезал воду острым носом, в стороны от которого отходили нескончаемые белые буруны. За кормой он оставлял глубокий след, от которого разбегались волны к отмелям на обоих берегах. Цянь громко скомандовал:
– Дивизион, на две стороны разомкнись! – Конники, мастерски управляя лошадьми, рассредоточились по берегу на расстоянии десяти шагов друг от друга. Кони стояли мордами к реке, всадники сняли винтовки с плеч и взяли на руку дулами в небо.
Оркестр заиграл приветственный марш.
Пароход сбавил скорость и зигзагом подошел к пристани.
Руки потянулись к пистолетам на поясе, они дрожали, как пойманные птички, нет, как две женщины. Не бойтесь, мои милые, не надо бояться.
Пароход подошел к пристани, дал долгий гудок. Два матроса на носу бросили причальный конец. На пристани кто-то поймал его и закрепил на железном кольце на берегу. Шум парохода затих. В это время из каюты выскользнули несколько телохранителей и выстроились по сторонам трапа. Вслед вышел его превосходительство Юань. Сановника сразу можно было опознать по круглой голове.
Цянь вновь ощутил, как пистолеты в руках задрожали.
5
Десять дней назад, когда в лагерь у Сяочжана дошли известия о кровавой казни шести благородных мужей в столице, Цянь Сюнфэй сидел в казарме и чистил золотые пистолеты. Вбежал запыхавшийся вестовой и доложил:
– Командир, его превосходительство Юань прибыл!
Он поспешно собрал пистолеты, но не успел закончить, как широкими шагами вошел Юань Шикай. Вытянув перепачканные в ружейном масле руки, Цянь вскочил. Сердце беспрестанно билось. За Юань Шикаем он увидел четырех высоченных личных телохранителей с пистолетами в руках и перекошенными злобой лицами, готовых в любой момент открыть огонь. Он хоть и командовал отрядом конной охраны, но не имел права приказывать охранникам, которые были земляками его превосходительства. С почтением вытянувшись в струнку, Цянь доложил:
– Ваш покорный слуга не знал о приезде вашего превосходительства, прошу прощения, что не вышел встречать вас!
Зыркнув по лежащим в беспорядке на столе оружейным частям, Юань Шикай хохотнул:
– Цянь, чем занимаешься?
– Чищу оружие.
– Неправильно говоришь, – хихикнул Юань Шикай. – Нужно говорить: обтираю женушек мокрым полотенцем!
Цянь вспомнил про сравнение пистолета с женщиной и сконфуженно улыбнулся.
– Слышал, ты общался с Тань Сытуном?
– Ваш покорный слуга лишь однажды виделся с ним у господина Кана.
– Так уж и однажды?
– Перед вашим превосходительством врать не смею.
– Как ты оцениваешь этого человека?
– Я считаю, ваше превосходительство, – твердо заявил он, – Тань Сытун – мужчина благородный, может быть откровенным другом, а может и смертельным врагом.
– Как это понимать?
– Тань Сытун – дракон среди людей, человек выдающийся, ради друга жизни не пожалеет, с врагом тоже может быть благородным. Убив Тань Сытуна, можно прославиться на весь мир. Убитый Тань Сытуном тоже, считай, отдал жизнь не напрасно!
– Восхищаюсь твоей прямотой, – вздохнул Юань Шикай. – К сожалению, получить пользу от Тань Сытуна я не могу. Ты ведь знаешь, что ему уже отрубили голову у Прохода на овощной рынок?
– Ваш покорный слуга уже знает об этом.
– И что ты думаешь про себя?
– Про себя я печалюсь.
– Вносите! – Юань Шикай махнул рукой, и с улицы вошли двое из его свиты с большим коробом для съестного. Короб был из черного лака и расписан золотом. – Я приготовил для тебя два блюда, выбери одно! – сказал Юань.
Большой короб открыли, там оказалось две коробки поменьше. Их поставили на стол.
– Прошу! – хихикнул Юань Шикай.
Открыв одну коробку, он обнаружил фарфоровую плошку с красными цветами, в которой было шесть шариков из свинины, зажаренных в соевом соусе.
В другой коробке лежала кость с остатками мяса.
Цянь поднял взгляд на Юаня. Тот с усмешкой смотрел на него.
Опустив голову, он подумал и взял кость с остатками мяса.
Довольный Юань Шикай кивнул, подошел к нему и похлопал по плечу:
– Неплохо соображаешь. Эту кость мне императрица пожаловала, мяса на ней немного, но аромат очень неплохой, наслаждайся на здоровье!
6
Руки на пистолетах задрожали, в душе разлилась клокочущая ненависть. Цянь Сюнфэй увидел, как Юань Шикай при поддержке охранников ступил на покачивающийся трап. Под звуки оркестра все офицеры спешились и опустились на колени для встречи, не спешился лишь он. Махнув рукой, Юань Шикай приветствовал подчиненных. На его широком, упитанном лице разлилась великодушно-снисходительная улыбка. Он обвел взглядом подчиненных, и наконец его взор встретился со взглядом сидевшего в седле Цянь Сюнфэя. В этот миг стало ясно, что Юань Шикай все понял. Это и входило в его планы, он как раз не хотел, чтобы Юань Шикай остался в неведении, от чьей руки пал. Цянь пустил коня вперед и одновременно выставил вперед пистолеты. Всего через секунду морда его коня уткнулась в грудь Юань Шикая. Цянь громко воскликнул:
– Ваше превосходительство Юань, вот вам месть за шестерых благородных мужей!
Цянь наставил пистолет, который держал в правой руке, на командующего и одновременно нажал на спусковой крючок. Но ожидаемого грохота выстрела не последовало, как не последовало и резкого запаха пороха. Не увидел он и то, как разлетелась на куски большая голова Юань Шикая – зрелище, несчетное число раз прокручивавшееся у него в мозгу.
Цянь наставил и пистолет, который держал в левой руке, и тоже зажал спусковой крючок. Но ожидаемого грохота выстрела опять не последовало, как и резкого запаха пороха. И снова толстенная башка Юань Шикая не рассыпалась вдребезги, хотя эту картину несчетное число раз он рисовал себе в мыслях.
Офицеры в ужасе замерли, ведь если бы не нелепость с пистолетами, Цянь вполне успел бы перестрелять всю сходку будущих президентов и премьер-министров, и всю еще несвершившуюся новейшую историю Китая пришлось бы переписывать, но в этот решающий момент пистолеты подвели его. Поднеся их к глазам, Цянь посмотрел на них и со злобой швырнул в реку, смачно выругавшись:
– Шалавы вы эдакие!
Выскочившие из-за спины Юань Шикая телохранители стащили его с коня. К нему кинулись и поднявшиеся с колен офицеры, которые все как один впились в его тело.
Юань Шикай же не выказал никакой паники, лишь легонько пнул пару раз сапогом прижатое к земле его дюжими телохранителями лицо бывшего подчиненного и, покачав головой, молвил:
– Ах, какая жалость, какая жалость!
– Ваше превосходительство Юань, ты верно говорил, – воскликнул он с болью в голосе, – пистолет никакая не мать!
Юань Шикай лишь усмехнулся:
– Как, впрочем, и не женщина.