— Вы никогда не говорили о прошлом? — спросила я.
Мадам Нанетт замялась. Я понимала, что это очень личный вопрос, но мне не терпелось услышать ответ.
— Говорили. Всего один раз. Не так давно, поздним вечером. Я уложила Серафину спать и шла по коридору, когда он поднимался по лестнице. «Добрый вечер, мсье!» — поздоровалась я, думая ограничиться лишь приветствием. Но он взял меня за руку. Как-то странно на меня посмотрел, и вдруг я почувствовала, что все долгие годы сгинули и я смотрю на него юного. «Надеюсь, ты счастлива, Нанетт, — сказал он. — Я очень тебя любил».
У меня дыхание перехватило в ожидании продолжения, однако она лишь пожала плечами.
— Я ответила: «Спасибо». И тут он как будто пришел в себя, выпустил мою руку и без единого слова пошел дальше.
— А вы что сделали? — спросила я.
— Ничего. Я не знала, как все это понимать. Не прошло и месяца, как он умер. Мне в какой-то мере жаль, что я тогда ничего не сказала в ответ.
Мадам Нанетт поменяла тему, и мы заговорили о другом, но я чувствовала, что тень прошлого осталась. Хотя она и не из тех женщин, что ищут сочувствия, я не могла не испытывать к ней жалости. Однажды потерять любовь — это тяжело. Она любила и дважды потеряла одного и того же мужчину.
После ухода мадам Нанетт я размышляла над деталями нашего с ней разговора. Казалось, в загадке смерти Элиоса Беланже постоянно всплывали новые обстоятельства, и было нелегко понять, во что же выльется результат.
Мои раздумья прервало громкое гуканье Эмиля. Я подошла, открыла дверцу, а он сразу же запрыгнул мне на руки. Я немного опешила, когда он взобрался мне на плечо, но он благодушно урчал и осторожно гладил меня по голове.
— Да ты добрый парень, так?
Похоже, он со мной согласился.
Я перенесла его на диван и стала кормить кусочками яблока, когда вошла Винельда, чтобы помочь мне переодеться к ужину.
— Ой, вы его выпустили! — возбужденно воскликнула она. Потом подошла ко мне, рассеянно взяла со стула альбом, который оставила мадам Нанетт, и присела.
Эмиль громко загукал, перепрыгнул на колени к Винельде, забрал у нее альбом и протянул мне.
— Прошу прощения! — искренне сказала Винельда. — Я не намеревалась брать то, что мне не принадлежит.
Я решила, что это один из приемчиков обезьянки. Я слышала, что их натаскивали как карманников, но моя, похоже, очень щепетильно относилась к личным вещам других.
Следующие несколько минут Эмиль развлекал нас трюками из своего репертуара, коронным из которых стало заднее сальто со спинки дивана на пол. Настало время посадить его обратно в клетку и начать подготовку к ужину.
Было уже довольно поздно, а Майло так и не появился. Он отсутствовал почти весь день, делая бог знает что, и я еще больше злилась на него. Не только за сегодняшнее, но и из-за всех его выходок в Париже.
Я сидела у туалетного столика в одной комбинации, Винельда укладывала мои волосы, когда я наконец услышала, как он вошел.
Я не оторвала глаз от зеркала, когда он появился в спальне.
— Привет, дорогая, — сказал Майло.
— Значит, ты все-таки соизволил вернуться?
— Я же тебе говорил, что на ужин не опоздаю.
— Ты мне раньше много чего говорил. — Как бы я ни старалась, злость я сдержать не смогла. Меня так и подмывало выяснить отношения, но если мы хотели этим вечером добиться успеха, сейчас было не время.
— Ты на меня злишься, — заявил он.
— Какой же ты прозорливый, Майло, — ответила я, брызгаясь новыми духами «Букет Беланже». — Тебе бы в сыщики податься.
Винельда еще раз провела расческой по моим волосам и отступила назад со словами:
— Так хорошо, мадам?
— Да, Винельда, благодарю вас.
Она подошла к кровати, где лежало приготовленное на вечер мое новое черное платье. И быстро стрельнула глазами к двери, когда Майло шагнул в комнату.
— Вечер у Беланже должен выдаться интересным, — заметил он.
— Ты так думаешь? — Я встала из-за туалетного столика и повернулась к нему. — Уверена, что он покажется довольно скучным по сравнению с тем, как ты проводишь вечера.
Краем глаза я заметила, как Винельда неловко переминается с ноги на ногу. Несомненно, ей было не по себе. Бедняжку не обучали ремеслу горничной, и она еще не овладела искусством глохнуть при звуках супружеских ссор.
— Я сейчас его надену, — обратилась я к ней.
Она принесла платье и помогла надеть его через голову, стараясь не испортить прическу.
— Тебе будет интересно узнать, где я был, — произнес Майло.
— Сомневаюсь. Я бы сказала, что дело касалось азартных игр или лошадей. Или, возможно, женщины. Больше тебе ведь ничего не нужно.
— Ты сегодня вечером какая-то раздраженная.
Винельда покраснела, она едва не толкала меня, торопясь застегнуть платье и поскорее убраться.
— Я сама закончу, Винельда, — сказала я. — Можешь идти.
— Благодарю вас, мадам, — с огромным облегчением ответила она, торопливо сделала книксен и едва не вылетела из комнаты.
— Как же ты ее напугала. Что с тобой такое?
Я сделала глубокий вдох.
— У меня нет сил, Майло. Пока я пытаюсь помочь мадам Нанетт, ты бегаешь по Парижу и занимаешься… — Я нетерпеливо взмахнула рукой. — Да чем угодно занимаешься.
Я отвернулась и потянулась к шкатулке с драгоценностями, выбрав ожерелье из бриллиантов и ониксов на серебряной цепочке.
— К твоему сведению, сегодня днем я не играл на деньги, не ставил на лошадей и не покорял даму. Я был на аэродроме.
Я замерла с ожерельем в руке и обернулась:
— На аэродроме?
— Да, я решил поговорить с людьми, которые там были, когда Элиос Беланже попал в авиакатастрофу.
Я вздохнула:
— А почему ты мне ничего не сказал?
— Я не был уверен, выйдет ли из этого что-нибудь.
— Ну, вышло?
— Сам толком не пойму, — признался Майло. — Механик заверяет, что самолет был технически полностью исправен.
— Конечно, они так бы и сказали, — заметила я.
Майло кивнул, подошел ко мне и развернул, чтобы застегнуть платье.
— Им, разумеется, не хочется, чтобы на них повесили аварию. Но если принять во внимание, что они не ошибаются, остаются всего лишь две версии: погода или ошибка пилота.
— А какая в тот вечер стояла погода? — спросила я, приподняв кончики ожерелья, чтобы он его застегнул.
— Прохладная и ясная, — ответил Майло.
— Тогда, похоже, дело в физическом состоянии мсье Беланже.
— Да. Однако они заверили меня в том, что, когда мсье Беланже приехал на аэродром, с ним все было в порядке. Лишь после авиакатастрофы он показался им оцепеневшим.
Я нахмурилась:
— Как так может быть? Если бы его отравили дома, разве симптомы не проявились бы раньше?
— Вероятно, проявились бы, — согласился Майло.
— А что, если это был сердечный приступ? — внезапно спросила я, снова поворачиваясь к нему. — А что, если его не убили, и все наше расследование — сумасбродная затея?
— Вот и я так подумал, — признался он.
Почему-то я поняла, что есть что-то еще, он недоговаривает.
— Так в чем дело? — вырвалось у меня. — Ведь что-то есть, верно?
Муж продолжил, казалось, с некоторой неохотой:
— Кажется, после того как Элиос разбился на самолете, все бросились ему на помощь. Молодой человек, с которым я разговаривал, первым добежал до аэроплана, а когда он вытаскивал Элиоса из-под обломков, тот пробормотал нечто довольно любопытное. Он произнес: «Не дам им себя прикончить. Надо не забыть заняться завещанием».
Я ахнула:
— Он знал, что кто-то пытается его убить! И кого, как ты думаешь, он имел в виду?
— Боюсь, даже не рискну предположить, — ответил Майло с куда меньшим воодушевлением, чем продемонстрировала бы я после выдачи такой важной информации.
— Если он хотел изменить завещание, то он, очевидно, знал, кто убийца, и пытался ему помешать, прежде чем его убьют.
— Не увлекайся, дорогая, — заметил Майло. — Могло оказаться так, что он чувствовал близость смерти и хотел убедиться, что оставляет дела в должном порядке.
— Да ты сам этому не веришь, так что перестань пытаться убедить меня в обратном! — нетерпеливо бросила я.
— Я не знаю, чему верить. Однако я бы не выдвигал странных предположений, не имея доказательств.
Я не обратила внимания на его слова, когда стала прикидывать возможные варианты развития событий. Очевидно, Элиос Беланже подозревал, что кто-то хочет его убить, отсюда его желание изменить завещание. Но как это соотносилось с пропавшим рецептом? Пытался ли кто-нибудь выкрасть рецепт и подстроить гибель Элиоса Беланже в авиакатастрофе? Возможно, он узнал о предательстве и поэтому захотел изменить завещание. На это у него не хватило времени, однако, возможно, он бросил некий вызов убийце, подтолкнув его совершить вторую попытку. И она оказалась успешной.
— Черновик нового завещания даст понять, кому он доверял, а кому нет, — сказала я.
— Возможно, дорогая, — ответил он, направляясь в ванную, чтобы освежиться, — но, боюсь, мы этого никогда не узнаем.
Так вот что он думал. Если бы я могла хоть что-то сделать, я бы взглянула на этот черновик завещания. Мадам Нанетт обмолвилась, что, по словам Антуана, черновик лежит в ящике отцовского стола. Конечно же, я знала, что это означает: мне придется найти способ проникнуть в кабинет Антуана Беланже.
Глава 19
Мы подъехали к особняку Беланже, и нас проводили в гостиную. Во время приема она казалась просторной, но сегодня вечером, когда в ней находились всего несколько человек, она смотрелась еще больше. На самом деле теперь там стояли только двое: Сесиль и Антуан Беланже. Они устроились у окна и перебрасывались тихими, отрывистыми фразами. Лица у них были мрачные. Похоже, они ссорились.
Я подумала, не имеет ли это отношения к совместному управлению «Парфюм Беланже». Даже зная их совсем недолго, я понимала, что им нелегко будет сработаться.
С учетом всего случившегося я полагала, что семья не очень-то рада нашему сегодняшнему присутствию. После кончины главы дома и шокирующих распоряжений в завещании мне казалось, что их меньше всего должны занимать светские беседы с почти незнакомыми людьми. Возможно, это и явилось причиной их неприветливого диалога.