А потом в многоквартирном доме, где я живу, была застрелена женщина. И убийцей оказался не кто иной, как Йон Гримберг, он же Грим, некогда мой ближайший друг. Причиной послужило одно давнишнее происшествие, когда погибла сестра Йона, Юлия. По моей вине, как считает Грим.
Смерть Юлии стала началом цепи событий, развивавшихся одно из другого, подобно стремительно раскручивающейся спирали. В результате несчастная семья Гримбергов оказалась расколота, а Йон опустился на самое дно, к отбросам общества. Постепенно ему удалось подняться – во всяком случае, к нему вернулось желание бороться за себя. И Йон, если так можно выразиться, решил вернуться в ту точку, где когда-то все пошло не так, чтобы исправить положение. Но главный промах, как он считал, был связан со мной. И теперь я должен был потерять самое дорогое, как когда-то он. В моем случае это была Сэм.
Возможно, во всем этом была своя логика, пусть и абсурдная. Не исключено, он использовал Сэм в качестве приманки. Но никто не может утверждать этого наверняка, даже сам Грим.
Случай на Готланде также не был расследован до конца. Кроме того, что на место, где я находился, я был поставлен Левиным, на случай если что-то пойдет не так. Но дальше установления этих фактов следствие не продвинулось. Возможно, было приостановлено усилиями того же Левина, у которого, в свою очередь, имелись не подлежавшие огласке тайны. Но какие именно, он не говорил. И вообще по возможности стал избегать меня.
Грим знает обо все этом. Он спрашивает – я отвечаю.
И оба мы ждем друг от друга только правды.
– И каково оно, – интересуется Грим, – когда тебя избегает Левин?
Я откладываю мобильник в сторону. Разделяющая нас столешница как будто становится шире.
– Не могу сказать, каково это, – отвечаю я. – Теперь твоя очередь. Итак, зачем я тебе понадобился?
Грим моргает. Теперь он сидит наклонившись вперед и опираясь предплечьями о край стола. За приоткрытой дверью маячит бородатое лицо Плита.
Через два часа у меня встреча с Сэм. Не мешало бы успеть принять душ, а может, даже и побриться. Кроме того, я голоден. Не говоря о том, что где-то поблизости бродит убийца социолога, в отношении которого или которой у меня больше нет никаких прав, теперь все они у СЭПО. Последнее обстоятельство раздражает меня больше всего. Нет предела человеческому коварству.
– Просто я соскучился, – отвечает на мой вопрос Грим. – Мне захотелось, чтобы ты пришел.
Раньше он идеально контролировал то, что называется языком тела. Настолько владел собой в этом отношении, что мог намеренно сбить собеседника с толку. Это было важной частью его профессии. Теперь же все изменилось, Грим стал уязвим. Когда-то он увлекался героином, потом сменил его на метадон, который покупал на черном рынке, – что-то вроде поддерживающего лечения. Но в клинике метадон для него исключен, поскольку плохо сочетается с медикаментами, которые дают здесь Гриму. Возможно, причина в этом.
Во внутреннем кармане вибрирует мобильник. Сообщение от Бирка:
JAG 737 вчера стоял напротив моего дома и сегодня возле Сюстембулагета[27] на Кларабергсгатан, когда я выходил оттуда. Если и ты его видел, то это СЭПО.
Итак, «JAG 737»… Надо будет присмотреться к регистрационному номеру.
– Это от Сэм?
Грим улыбается. На щеках появляются ямочки, как много лет тому назад. У меня щекочет в желудке.
– Нет, от коллеги, – отвечаю я.
К клинике Святого Георгия подъезжает автомобиль. Останавливается на том самом месте, где и доставившее меня такси, но никто не выходит. Совсем не обязательно эта та самая машина, о которой предупредил Бирк. Наверняка у СЭПО она не единственная.
Я перевожу взгляд на Грима: тот дряхлеет на глазах. В считаные секунды из мальчишки превращается в старика.
– Зачем ты приехал сюда? – спрашивает он.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что сказал. Зачем ты приехал, когда я тебя об этом попросил?
Этот вопрос мне уже задавали, и не один раз. И не только Грим, но и другие: Бирк, Сэм и даже Мауритцон, которая почему-то в курсе всех моих визитов и считает себя вправе интересоваться их причиной. Спрашивали с недоумением и неуверенностью в голосе, и я всегда отвечал то, что на тот момент казалось наиболее правдоподобным.
Один из вариантов ответа напрашивается сам собой. Все дело в том, что время от времени мне бывает нужно знать, как чувствует себя человек, с которым раньше мы делили все. И единственный способ удовлетворить любопытство – навестить его. Другой вариант – я чувствую вину за случившееся и езжу к Гриму, чтобы таким образом наказать себя. Наконец, наименее правдоподобный ответ, который я даю коллегам в таких случаях, сводится к следующему: Грим никогда не признает себя виновным в совершенных преступлениях, и я навещаю его, чтобы выудить информацию для следствия, которая позволит осудить его или так или иначе закрыть дело.
Ни один из перечисленных вариантов не лжив, но и не является правдой в полной мере. Просто между мной и Гримом существует какая-то непостижимая связь. Странно, но только в этой комнате для посетителей я и чувствую себя собой в полной мере. Здесь нет никого, только я и Грим – позвякивающий цепью на кандалах. Иногда мы подолгу молчим, словно нуждаемся в обществе друг друга только для того, чтобы хоть как-то выживать в этом мире: он – в этих стенах, я – вне их. Сколько раз бессонными ночами я мучился желанием его увидеть… И каждый раз стыдился этого желания.
Из всех возможных ответов на вопрос «Почему я езжу к Гриму?» этот, пожалуй, самый исчерпывающий. Но до сих пор так я не отвечал никому и вряд ли решусь вымолвить нечто подобное в дальнейшем. Прежде всего, я остерегаюсь того, что об этом узнает Грим. Если он поймет, какую власть имеет надо мной, может произойти что угодно.
– У меня не было лучших вариантов, – отвечаю я на его вопрос. – Надо же мне было что-то делать.
– Не обманывай меня, – ухмыляется он.
– Я и не обманываю.
Грим медленно кивает.
– А что с «Собрилом»? – неожиданно спрашивает он.
– Что?
– Раньше ты всегда принимал «Собрил» в этой комнате.
– Никогда этого не делал.
– Да ну!.. Но сегодня ты его не принимаешь.
– Я пытаюсь завязать с этим.
– Успешно?
– Более-менее.
Мне хотелось бы, чтобы последние слова прозвучали более убедительно.
– И они думают, что ты завязал? Поэтому ты снова работаешь? В полиции, я имею в виду…
– Что-то в этом роде.
– Но ты не завязал…
– Нет.
На какой-то момент в его глазах мелькнуло беспокойство.
– И если они поймут…
– Я знаю.
Грим сжимает губы в тонкую бесцветную полоску. Потом открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но медлит, мычит.
– Будь осторожен, – предупреждает он.
– Что ты имеешь в виду?
– Если тебя снова выгонят из полиции, ты угодишь сюда.
– Разве не этого ты хотел с самого начала?
Грим вздыхает, качает головой.
– Ты ведь знаешь, что он был здесь?
– Кто?
– Левин. Я видел его сегодня в коридоре, когда шел на обед. Он был в компании местных пациентов. Не думаю, что он рассчитывал на то, что я его замечу. Скорее наоборот: я почти уверен, что этого он не хотел. Это было видно по тому, как он держался… И все-таки он меня видел.
– Откуда такая уверенность?
– Потом меня отправили в одну из комнат для посетителей, и Левин сидел там.
– И?..
– Он хотел говорить со мной… Попросил меня молчать о том, что я видел. В качестве платы я получил мобильник. – Грим улыбается. – Но я никому ничего не должен, кроме тебя.
– С кем ты видел его в коридоре?
– С одной женщиной… Ты ведь знаешь, кого Левин здесь навещает?
– Нет.
Мне и в самом деле ничего об этом не известно. Я вглядываюсь в его лицо, прикидываю, насколько сказанное может быть правдой. Грим пожимает плечами:
– Я думал, тебе будет интересно об этом узнать.
– Ты не жалеешь о том, что сделал?
Взгляд Грима загорается и гаснет.
– С тобой, ты имеешь в виду?
– Да.
Я спрашивал его об этом еще в октябре, когда Грим угодил сюда. В тот раз он лишь хмыкнул в ответ. Но теперь все иначе. Препараты сделали его сговорчивей. Кроме того, прошло время. Всего два месяца, но все-таки…
– Нет, не жалею, – отвечает он.
Я чувствую облегчение. Его раскаяние свело бы на нет все мои усилия.
Но Грим изменился. С лица сошла матовая бледность, спина распрямилась. Он напряжен и как будто только и ждет удобного момента на меня наброситься.
– Разве у тебя недостаточно причин возненавидеть меня? – спрашиваю я. – Ведь это из-за меня ты попал сюда… Из-за меня у тебя ничего не вышло…
– Я не согласен… – он угрюм, цедит слова сквозь зубы, – с тем, что у меня ничего не вышло, я имею в виду…
– Ну… не думаю, что то, что ты здесь оказался, можно считать большой удачей. – Я замолкаю и взмахиваю руками. – Может, конечно, это и так, я не знаю…
Грим не отвечает, пристально глядя на меня. Он использует любую возможность вывести меня из состояния равновесия. Проблема в том, что ему это удается. Я стараюсь не показывать ему своего страха. Поэтому начинаю задавать вопросы, на которые не может быть ответа, – те самые, что мучили меня бессонными ночами.
– Что ты, собственно, пытался сделать?
Грим молчит, потому что сказать ему нечего. Или же просто не хочет откровенничать со мной на эту тему.
– Я имею право знать это, принимая в расчет все, что ты нам сделал, – говорю я.
– А что я такого вам сделал?
Грим скалится, повторяет вопрос:
– А что я такого вам сделал?
– Мне надо идти, – говорю я. Встаю, чувствуя себя в очередной раз побежденным. – Если тебе больше нечего мне сказать, я пойду.
– Когда ты встречаешься с Сэм?
– Сегодня.
– Ты расскажешь ей о том, что заезжал ко мне?
Я стою перед ним, опершись на спинку стула.