– Ладно, к смерти девушки это действительно отношения не имеет, – проворчал Баринов. – Но теперь понятно, что, кроме вас, о камере наблюдения знала еще «подружка Лика».
– Ой, действительно, – всплеснула руками Кулиничева. – А я об этом как-то не подумала!
– Так подумайте теперь. И заодно постарайтесь вспомнить, о ком вы еще не подумали? Друзья, подруги, родственники, партнеры по бизнесу? Кто еще мог быть в курсе дела?
– Или, может, случайно кому сболтнули, между делом, – подсказал Гоша. – Такое тоже бывает.
– Нет-нет, я ни с кем больше это не обсуждала, – энергично, так что звон сережек сразу усилился, затрясла головой Татьяна Викторовна. – Только с Ликой.
– А как вы вообще узнали, что муж вам изменяет? – спросила я.
Кулиничева повернулась ко мне и захлопала глазами:
– Так Лика мне и сказала. Она их видела вместе, где-то в городе. А у Лики на это глаз наметанный.
– Понятно. – Баринов положил перед женщиной лист бумаги и ручку. – Нам придется поговорить с вашей подругой. Напишите, пожалуйста, ее адрес и телефон.
– Да-да, конечно. – Татьяна Викторовна, склонив голову набок, круглым почерком отличницы записала данные Лики Генераловой. – Ее колонка раз в неделю выходит, так что сейчас она наверняка дома, очередные советы сочиняет.
– Еще мы бы хотели поговорить с приятелем Долли, с ее сменщицей, вашей второй продавщицей, и с вашим мужем.
– Хорошо, сейчас я вам все запишу. Вот, это адрес и телефон Светланы, моей второй продавщицы, а это Жени Лихачева. Я позвоню им, предупрежу. И мужу тоже, прямо сейчас. Хотите, он к вам приедет?
– Это было бы очень любезно с его стороны.
Разговор с мужем у Татьяны Викторовны был коротким – она сообщила Олегу Андреевичу, что тот как можно быстрее должен явиться в офис «Шиповника» и ответить на все вопросы, какие ему будут заданы. Супруг, правда, не выразил желания приехать немедленно, мотивируя это срочными делами и важной, давно назначенной встречей. Татьяна Викторовна мягко выразила свое неудовольствие и позволила перенести визит в «Шиповник» на шесть часов вечера. После этого продиктовала адрес и распрощалась. Едва клиентка бросила телефон в сумочку, как он зазвонил.
– Кто там еще. – Кулиничева недовольно посмотрела на экран. – Номер какой-то незнакомый! Алло, я слушаю. Что? Да. Да. Я понимаю. Хорошо, сейчас.
Она опустила руку, забыв выключить телефон, и глаза ее снова наполнились слезами.
– Это ваш Стрешнев. Он сказал, что я должна немедленно явиться для официального допроса. Я не знаю… я просто боюсь. Я вас умоляю, найдите убийцу Долли, докажите, что я здесь ни при чем!
– Клиентка ушла, а договор с ней так и не подписан, – сварливо напомнил Гоша, когда дверь за Кулиничевой закрылась. – А потом замучаемся ей руки выкручивать, чтоб она заплатила.
– Ты же слышал, она на встречу со Стрешневым пошла, – усмехнулся шеф. – С оплатой счета проблем не будет. Наше дело – эти деньги заработать. И поэтому у меня к вам нескромный вопрос, господа ищейки: почему вы еще здесь? Вы давно уже должны с высунутыми языками бежать по следу.
– Гав-гав. – Гоша лениво поднялся со стула и подмигнул мне. – Пошли, младший сыщик без диплома, рога трубят.
Через три минуты мы уже садились в машину.
– С кого начнем? – спросила я, устраиваясь за рулем. – С бойфренда Долли или с подружки Кулиничевой?
– С бойфренда, естественно, – не задумываясь, ответил Гоша. – Заодно кусочек пиццы перехватим. А то у меня от Ниночкиных бутербродов только аппетит разгулялся.
Сразу должна сказать, что пицца в заведении, принадлежащем Лихачеву и Кулиничеву, была превосходной и порции – убедительными. Гошка съел кусок пиццы с грибами, а я польстилась на морепродукты. Подкрепившись, мы уточнили у официантки, как отыскать руководство, и отправились знакомиться с Евгением Максимовичем Лихачевым.
По дороге мы заглянули в парочку боковых коридоров – чисто профессиональная привычка. В первое время работы в «Шиповнике» я, помню, восхищалась способностью напарника ориентироваться в незнакомых строениях. Теперь я знаю, что это всего лишь внимательность и определенная тренировка. За пару месяцев, под чутким Гошиным руководством, я не хуже него научилась быстро и незаметно для окружающих совать нос во все углы и набрасывать в уме план помещения. Впрочем, «Пицца Итальяно» особыми архитектурными изысками не отличалась, так что мы довольно скоро постучали в скромную фанерную дверцу кабинета директоров.
Господин Лихачев встретил нас без восторга, что вполне объяснимо. Впрочем, от разговора он не отказался, хотя и намекнул, что товарищи из правоохранительных органов его уже посетили и приняли мудрое решение оставить в покое, поскольку он, Лихачев, обладает крайне скудными сведениями о своей покойной подруге. Судя по всему, бойфренд Долли был не особенно удручен смертью девушки. Прежде чем мы с Гошкой начали задавать вопросы, он объявил:
– Про Долли я вам ничего сказать не могу, я не знаю, в какие неприятности она влезла. И я не думаю, что меня это с какого-нибудь бока касается.
– Вам что, совсем ее не жалко? – Я была почти шокирована.
– Почему не жалко, – у Евгения Максимовича хватило совести смутиться, – жалко, конечно, но что же теперь делать? Все под Богом ходим.
– Но вы заинтересованы в том, чтобы убийца вашей девушки был найден и наказан, – мягко подсказал Гоша.
– Разумеется, заинтересован. Я просто сказал, что вряд ли могу помочь в этих поисках. Я мало о ней знаю.
– Хоть что-нибудь, да знаете. Ведь это вы ее в салон Кулиничевой устроили.
– Не устроил, только попросил Олега. Точнее, он сам предложил. Долли тогда пришла сюда, вся зареванная, ее только что уволили…
– За что, простите, уволили? – перебила я.
– Понятия не имею. Может, напутала что в документах, а может, и просто так, по сокращению штатов. Кризис на дворе, а Долли сидела третьим секретарем на приеме почты. Должность приятная и необременительная, но при необходимости сокращения персонала, сами понимаете, такие барышни – первые кандидаты на вылет.
– Третий секретарь на приеме почты, – сделала я пометку в блокноте. – А название фирмы не припомните?
– Увы. – Евгений Максимович развел руками. – Я же говорю, дела Долли меня мало интересовали. Честно говоря, если бы Олега в тот момент на месте не оказалось, я бы вообще не стал вмешиваться, тем более ни о чем не стал бы просить Татьяну. Но он у нас парень мягкосердечный, дамские слезы плохо переносит, вот и решил помочь. Сказал, что жене в магазин продавщица нужна, и обещал поговорить.
– Почему вы не захотели взять Долли на работу в пиццерию? – поинтересовался Гоша. – Просить никого не надо, и вообще разве это не было бы удобнее?
– В чем же вы тут видите удобство? – Взгляд, который Лихачев бросил на моего напарника, был полон откровенного высокомерия. – Нет, я работу и развлечения никогда не смешиваю.
– Долли у вас, значит, проходила по разряду развлечений. – Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал деловито-нейтрально. («Проявление чувств, тем более искренних – первый признак непрофессионализма», – неустанно вдалбливает мне Гоша.)
– Я бы не стал формулировать это так грубо, но в целом… я спал с ней, и на этом наши отношения исчерпывались. В постели она была хороша.
– О ее родных и знакомых вы, как я понимаю, тоже ничего сказать не можете?
– Совершенно верно. – В отличие от меня Лихачев не потрудился скрыть язвительную ухмылку. – Обсуждать родственников у нас не было ни причины, ни желания.
– А в каких отношениях вы находитесь с Татьяной Викторовной Кулиничевой? – сменил тему Гоша.
– С Татьяной? – удивился Евгений Максимович. – Да ни в каких особенно. Она – жена моего партнера по бизнесу, вот и все. Иногда приходится общаться, но поверьте, никакого удовольствия от этого я не получаю: эта дама совершенно не в моем вкусе.
– Как вы думаете, могла Татьяна Викторовна убить Долли?
– Татьяна? Что, есть такое подозрение? – оживился, почти обрадовался Лихачев. Поскольку мы не ответили, он решил обсудить этот вопрос сам с собой. – Конечно, сейчас времена жесткие, от любого можно ожидать… но Татьяна в роли убийцы? Разве что были очень веские причины. Были у нее причины? – неожиданно спросил он.
– Мы не знаем. Может, вы подскажете? – любезно предположил Гоша.
– Увы, ничего в голову не приходит. Но Татьяна женщина волевая, и, если бы посчитала необходимым убить Долли, рука у нее не дрогнула бы. Совсем нетрудно представить, как она замахивается молотком…
– Долли застрелили, – перебила я. – Разве вам следователь об этом не сказал?
– Застрелили? Нет, об этом мне как-то… не упомянули.
– Это не принципиально, – снова вступил Гоша. – Если человек может орудовать молотком, то уж спустить курок он тем более в состоянии. Вы утверждаете, что госпожа Кулиничева на такие действия способна?
– Ничего подобного я не утверждаю! – возмутился Лихачев. – Я сказал, что Татьяна, возможно, могла убить. А может, и не могла. Знаете, такие тощие неврастенички, они больше кричат и руками машут, чем дело делают. Вот если бы вы у меня спросили, могла ли она Долли физиономию расцарапать, я бы точно сказал: могла! Никаких сомнений.
– Понятно. А про компаньона вашего, про Олега Андреевича, что скажете?
– В каком смысле? – не понял Евгений Максимович.
– Мог ли он убить Долли?
– Ему-то это зачем? С какого перепуга Олегу вдруг понадобилось бы Долли убивать?
– Допустим, у него были причины.
– Ну, если бы причины, – помрачнел Лихачев. – Хотя все равно не знаю. Я что, доктор вам, понимать, что у людей в головах творится? И вообще, что вы ко мне пристали? Вы еще спросите, не я ли это Долли убил!
– А это не вы Долли убили? – эхом откликнулся Гошка.
– Очень смешно. – Евгений Максимович помолчал немного, потом произнес строго: – Нет, я не убивал Долли. Следователь задавал мне этот вопрос, и я все объяснил. Во-первых, не было причины – наши отношения устраивали обоих. Во-вторых, не было возможности. Долли ведь убили около часа дня, так? А я в это время был в налоговой инспекции. Там такие очереди – я к десяти утра приехал и только в три часа получил свою квитанцию.