— Ха-ха! — сказал мистер Армстронг. — Это все Барроу. Не думаю, что Барроу…
Конец фразы прозвучал более комплиментарно по отношению к целомудрию начальника художественного отдела, нежели к его мужским достоинствам. Неожиданно и мистер Хэнкин взорвался громким смехом.
— Мистер Барроу имеет склонность отвергать все предложения, выдвинутые отделом текстовой рекламы, — вставил мистер Копли. — Я далек от того, чтобы предположить, что дело в межотдельской ревности, но факт есть факт…
Однако мистер Армстронг продолжал веселиться и не обратил внимания на его слова. Под аплодисменты он продекламировал рискованный лимерик, после чего, немного успокоившись, сказал:
— Все в порядке, мистер Копли. Вы все сделали правильно, и я все объясню мистеру Джоллопу. Его удар хватит.
— Он удивится, что вы это проморгали, — заметил мистер Хэнкин.
— Возможно, — любезно согласился мистер Армстронг. — Мимо меня нечасто проходит что-либо неприличное. Вероятно, в тот день я был не в форме. Как и вы, мистер Толбой. О господи! Что скажет по этому поводу мистер Пим? Интересно будет увидеть выражение его лица. Наверняка пригрозит уволить весь отдел. Скорее бы это все закончилось.
— Это могло принять серьезный оборот, — снова вставил мистер Копли.
— Разумеется. Я рад, что в «Морнинг стар» это пресекли. Ну ладно. Будем считать инцидент исчерпанным. Мистер Хэнкин, что там насчет газетной полосы для «Сопо»?..
— Надеюсь, — заметил мистер Копли, — вы довольны тем, как я вышел из положения? Времени было в обрез…
— Все отлично, все отлично, — перебил его мистер Армстронг. — Я вам весьма признателен. А кстати, вы могли бы кого-нибудь и предупредить, а то я все утро пребывал в неведении.
Мистер Копли красочно описал, сколько бесплодных усилий он предпринял, чтобы связаться с мистером Пимом, мистером Армстронгом, мистером Толбоем и мистером Уэддерберном.
— Да-да, понимаю, — сказал мистер Армстронг. — Но почему вы не позвонили мистеру Хэнкину?
— К шести я всегда бываю дома, — подхватил мистер Хэнкин, — и очень редко куда-нибудь отлучаюсь. А если отлучаюсь, то непременно оставляю указания, где меня искать. (Это был выпад против мистера Армстронга.)
Смятение обуяло мистера Копли. Он совершенно забыл про мистера Хэнкина, а ведь хорошо знал, что мистер Хэнкин, при всей мягкости его манер, очень чувствителен к малейшим проявлениям даже намека на недостаток уважения.
— Да, разумеется, — замямлил Копли. — Конечно, я мог это сделать. Но «Нутракс» — ваш клиент, мистер Армстронг, поэтому… я подумал… мне и в голову не пришло, что мистер Хэнкин…
Это была еще одна серьезная тактическая ошибка. Прежде всего она противоречила великому Принципу Пима: каждый сотрудник отдела текстовой рекламы должен быть готов в любое время подхватить и продолжить любую работу, если потребуется. А во‐вторых, предполагала, будто мистер Хэнкин был менее разносторонним сотрудником, чем даже Копли.
— «Нутракс», — проговорил мистер Хэнкин в своей изощренной манере, — разумеется, не относится к моим любимым заказчикам, но в случае необходимости я справляюсь с ними без труда. — Это был еще один выпад в сторону мистера Армстронга, у которого случались «капризные» периоды, когда он передавал всех своих клиентов мистеру Хэнкину, ссылаясь на нервное истощение. — Думаю, масштаб моих возможностей не слишком уступает масштабу возможностей младшего копирайтера.
— Ну-ну, — сказал мистер Армстронг, предвидя, что мистер Хэнкин близок к тому, чтобы сказать нечто нежелательное и дать нагоняй сотруднику одного отдела в присутствии сотрудников другого. — Слава богу, обошлось без особых последствий, и вы сделали все что могли в кризисной ситуации. Никто не может предвидеть всего. А теперь, мистер Хэнкин, — сказал он, кивком отпуская мелкую сошку, — давайте раз и навсегда разберемся с вопросом о «Сопо». Не уходите, мисс Партон, я хочу, чтобы вы вели запись. С «Нутраксом» я все улажу, мистер Толбой, не беспокойтесь.
Дверь за мистером Копли, мистером Инглби и мистером Толбоем закрылась.
— Господи, — сказал мистер Инглби, — столько шума из ничего! Все бы прошло на ура, если бы Барроу не совал свой нос куда не следует. Кстати, пойду подразню его. Будет знать, как отвергать мои разумные предложения. А вот, кстати, вотчина мисс Митьярд. Я должен поведать ей, что сказал Армстронг насчет старика Барроу. Привет!
Он нырнул в комнату мисс Митьярд, из которой вскоре послышались возгласы, отнюдь не приличествующие дамам. Мистер Копли, чувствуя себя так, словно в голове его, как в барабане, крутились гранитные шарики, ударявшие изнутри в черепную коробку, чопорно отправился восвояси. Проходя мимо диспетчерской, он заметил миссис Крамп, всю в слезах стоявшую перед столом миссис Джонсон, но не придал этому особого значения. Его единственным страстным желанием сейчас было отделаться от мистера Толбоя, следовавшего за ним по пятам.
— О, мистер Толбой! — донесся до него весьма пронзительный голос миссис Джонсон, который прозвучал для Копли приказом об освобождении из-под стражи.
Он бросился к себе, как кролик в нору. Нужно принять фенацетин, какими бы ни были последствия. Поспешно проглотив три таблетки, даже не запивая, мистер Копли сел в свое вращающееся кресло и закрыл глаза.
Бац, бац, бац — врезáлись в его череп гранитные шарики. Если бы только удалось полчаса посидеть вот так, спокойно…
Дверь резко распахнулась.
— Послушайте, Копли, — выпалил Толбой голосом, напоминавшим звук отбойного молотка, — когда вы вчера вечером ошивались вокруг моего стола, вам, случаем, не хватило наглости рыться в моих личных вещах, черт возьми?
— Ради бога, — простонал мистер Копли, — не шумите так. У меня голова раскалывается от боли.
— Да мне плевать, болит у вас голова или нет, — огрызнулся мистер Толбой, захлопывая за собой дверь с грохотом залпа одиннадцатидюймовой пушки. — Там у меня вчера лежал конверт с пятьюдесятью фунтами, теперь его нет, а эта старая карга миссис Крамп говорит, что видела, как вы (ругательство) шарили в моих бумагах.
— Здесь ваши пятьдесят фунтов, — ответил мистер Копли со всем достоинством, какое мог сейчас изобразить. — Я сохранил их для вас и должен сказать, Толбой, что считаю весьма безрассудным с вашей стороны оставлять ценное имущество на виду у уборщиц. Это нечестно. Вам следовало бы проявлять больше уважения. И я не шарил в вашем столе, как вы выразились. Я просто искал оттиск рекламы «Нутракса» и, когда закрывал стол крышкой, конверт выпал на пол. — Он наклонился и отпер ящик, уже испытывая неприятное предчувствие.
— Вы хотите сказать, что имели наглость унести мои деньги к себе, черт бы вас побрал?..
— В ваших же интересах, — ответил мистер Копли.
— К черту интересы! Какого дьявола вы не оставили их там, где они лежали, вместо того чтобы совать свой нос в чужие дела?
— Я не понимаю…
— Так поймите, вы, никчемный престарелый настырный идиот. Зачем вам понадобилось лезть…
— Но послушайте, мистер Толбой…
— Какое ваше дело?! Это вас никаким боком не касается…
— Это касается всех, — перебил его мистер Копли с такой злостью, что она на миг почти вытеснила боль из головы, — кто искренне печется о благополучии фирмы. Я намного старше вас, мистер Толбой, и в мои времена руководитель группы постыдился бы уйти с работы, не убедившись, что с его рекламой для утреннего выпуска газеты все в порядке. А прежде всего, как вы могли пропустить такой ляп? Это выше моего понимания. К тому же вы отправили модуль с опозданием. Наверное, вы и не знаете, что в пять минут седьмого его еще не было в типографии «Морнинг стар»? В пять минут седьмого! И вместо того, чтобы оставаться на своем посту на случай, если потребуется какая-то правка…
— Я не нуждаюсь в том, чтобы вы учили меня работать, — вспылил мистер Толбой.
— Простите, но, думаю, нуждаетесь.
— В любом случае это не имеет отношения к делу. А оно состоит в том, что вы сунули нос в мои личные вещи…
— Ничего подобного. Конверт выпал…
— Это подлая ложь.
— Извините, но это правда.
— Кончайте извиняться, как какая-нибудь убогая судомойка.
— Покиньте мой кабинет! — взвизгнул мистер Копли.
— Я не собираюсь покидать ваш чертов кабинет, пока не получу извинений.
— Полагаю, это вы должны принести мне извинения.
— Вам? — Мистер Толбой почти утратил дар речи. — Вам?! Почему вам не хватило порядочности позвонить и объяснить все мне лично?
— Вас не было дома.
— Откуда вам это известно? Вы что, звонили?
— Нет, но я знал, что вас там нет, потому что видел вас на Саутгемптон-роу.
— Ах, так вы видели меня на Саутгемптон-роу и не удосужились подойти и объяснить, в чем дело? Ну, Копли, я начинаю подозревать, что вы намеренно подставили меня, и не удивлюсь, если вы собирались прикарманить мои деньги.
— Как вы смеете строить такие предположения?!
— А весь этот ваш вздор насчет порядочности по отношению к уборщицам — всего лишь ханжество и лицемерие. Разумеется, я подумал, что кто-то из них взял деньги, и сказал миссис Крамп…
— Вы обвинили миссис Крамп?!
— Я ее не обвинял, я только сказал, что у меня пропало пятьдесят фунтов.
— Это вас отлично характеризует… — начал мистер Копли.
— Но, к счастью, она видела вас возле моего стола. Иначе, полагаю, мне бы больше своих денег никогда не видать.
— Вы не имеете права так говорить!
— Уж во всяком случае я имею большее право так говорить, чем вы — красть мои деньги.
— Вы называете меня вором?
— Да, называю.
— А я вас — негодяем, — выйдя из себя и задыхаясь от гнева, выпалил мистер Копли. — Наглым негодяем. И даже если эти деньги попали к вам честным путем, в чем я сомневаюсь, сэр, очень, очень сомневаюсь…
Мистер Бредон просунул в дверь свой длинный нос.
— Прошу прощения за то, что вмешиваюсь, — взволнованно проблеял он, — но Хэнки спрашивает, не могли бы вы разговаривать чуточку потише. Он в соседней комнате принимает мистера Саймона Бразерхуда.