Возбуждение, царившее в агентстве Пима в понедельник, было неописуемым. Весь отдел текстовой рекламы набился в комнату машинисток, никто не работал. Мистер Пим позвонил, сказал, что приболел и не сможет приехать в офис. Мистер Копли был настолько выбит из колеи, что три часа просидел над чистым листом бумаги, а потом отправился выпить, чего прежде с ним не случалось никогда в жизни. Мистер Уиллис, казалось, был на грани нервного срыва. Мистер Инглби посмеивался над волнением своих коллег и утверждал, что для них всех это новый грандиозный опыт. Мисс Партон рыдала, мисс Росситер без конца повторяла, что всегда знала: так и произойдет. Потом мистер Толбой внес во все это разнообразие, упав в обморок в кабинете мистера Армстронга и тем самым на полчаса обеспечив склонную к истерикам миссис Джонсон полезным занятием. А огненноволосый и жизнерадостный Рыжий Джо потряс своих товарищей тем, что сначала впал в уныние, а потом безо всякой на то причины вдруг шарахнул Билла по голове.
В час дня мисс Митьярд пошла обедать и прочла в «Ивнинг бэннер», что в десять утра Дэс Бредон предстал перед судом по обвинению в убийстве и попросил о продлении сроков предварительного следствия. В десять тридцать лорд Уимзи (витиевато охарактеризованный как «второй главный герой этой драмы наркотиков и смерти»), проезжая верхом по Сэвил-роу, едва избежал серьезных травм, когда его лошадь, испугавшись задних фар едущего впереди автомобиля, понесла, и только великолепное искусство верховой езды лорда Питера предотвратило ужасный инцидент. В газете была помещена фотография мистера Бредона в темном костюме и мягкой шляпе, входящего в здание суда на Боу-стрит, а также фотография лорда Питера Уимзи, возвращающегося с верховой прогулки в элегантных бриджах, ботфортах и котелке. Разумеется, фотограф не запечатлел метаморфозы, происходившей за опущенными шторками «даймлера», пересекавшего тихие площади северней Оксфорд-стрит, и превратившей одного джентльмена в другого.
Вечером в понедельник лорд Питер Уимзи присутствовал на мюзикле «Скажи, когда!» в обществе королевской особы.
Во вторник мистер Уиллис прибыл в офис поздно, взволнованный и важный. Он одарил всех присутствовавших в машинописном бюро сияющим взглядом, четырехфунтовой коробкой шоколадных конфет и замороженным тортом и сообщил благожелательной мисс Партон, что помолвлен и собирается жениться. Во время чаепития выяснилось, что имя его избранницы — мисс Памела Дин. В одиннадцать тридцать стало известно, что церемония состоится в самое близкое время, а в одиннадцать сорок пять мисс Росситер уже собирала по подписке деньги на свадебный подарок. К двум часам дня подписчики разделились на противоположные, непримиримо враждебные фракции: члены одной выступали за покупку красивых часов для столовой с вестминстерским звоном, их оппоненты страстно голосовали за посеребренную супницу с электрическим подогревом.
В четыре часа мистер Джоллоп успешно отклонил ранее одобренные мистером Тулом заголовки «К чему вздыхать, красотки, вам»[90], «О, высуши эти слезы» и «Плачешь днями напролет», а также решительно отверг предложенные взамен «Коль слезы есть у вас…»[91], «О, почему ты плачешь?»[92] и «Несчастная крошка в слезах под кустом»[93]. Мистер Ингл- би, откликаясь на отчаянные просьбы придумать новые заголовки, пришел в ярость, потому что куда-то загадочным образом пропал словарь цитат. В половине пятого мисс Росситер, строчившая на своей машинке как сумасшедшая закончила: «И таяли камни от падавших слез»[94] и «В тиши и в слезах», пока мистер Инглби рассеянно размышлял над «Когда сгустилась мгла кругом и ночь мой разум охватила»[95] (они никогда не догадаются, что это Байрон, мысленно отметил он, если мы им не скажем), когда мистер Армстронг прислал сообщить, что ему удалось уговорить мистера Джоллопа завизировать «О, почему ты плачешь?» в сочетании с «Каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни есть на свете!»[96]. Только не будет ли мистер Инглби любезен проверить, как правильно: «докучным, тусклым и ненужным» или «ненужным, тусклым и докучным». После чего текст нужно перепечатать в новой редакции и немедленно отдать мистеру Толбою.
— Ну, не прелесть ли этот мистер Армстронг? — воскликнула мисс Росситер. — Он всегда найдет выход. Вот, пожалуйста, мистер Инглби, я проверила, правильно: «докучным, тусклым и ненужным». Первое предложение самогó текста нужно переделать, как я догадываюсь. Нельзя же соединить это с «Пусть иногда вам хочется спросить себя словами старой считалочки», правда?
— Правда, — проворчал Инглби. — Лучше сделайте так: «Пусть иногда вам хочется повторить вслед за Гамлетом», потом цитата, а потом: «И все же если кто-то спросит вас, почему…» Так пойдет. И, пожалуйста, «судьбы мира», а не «судьбы пира»!
— Хм, — фыркнула мисс Росситер.
— А вот и Уэддерберн топает за своей распечаткой. Как там Толбой, Уэддер?
— Уехал домой, — ответил Уэддерберн. — Он не хотел уезжать, но совсем изнемог. Ему вообще не следовало сегодня выходить на работу, но пришлось. Это моя распечатка?
— Да. Теперь они, конечно, захотят и новый рисунок.
— Конечно, — мрачно согласился мистер Уэддерберн. — Как они могут требовать, чтобы что-то выглядело идеально, если постоянно все кромсают и меняют?.. О! А это еще что? «Портрет Гамлета»? В художественном отделе есть хоть какие-нибудь визуальные материалы по «Гамлету»?
— Разумеется, нет. У них никогда ничего нет. Кто делал эти рисунки? Пикеринг? Отнесите ему мое иллюстрированное издание Шекспира, только попросите не испачкать его тушью и растворителем клея, — сказал Инглби.
— Хорошо.
— И пусть вернет хотя бы до Рождества.
Уэддерберн усмехнулся и отбыл.
Через десять минут в машбюро зазвонил телефон. Мисс Росситер сняла трубку.
— Да? Кто это?
— Это Толбой, — отозвался голос в трубке.
— О! — Мисс Росситер сменила тон, предназначенный для клиентов и администрации, на более кислый (потому что она не была в восторге от мистера Толбоя), хотя и чуть подслащенный, учитывая болезнь абонента. — О, это вы? Надеюсь, вам уже лучше, мистер Толбой?
— Да, спасибо. Я пытаюсь дозвониться до Уэддерберна, но его, похоже, нет в кабинете.
— Думаю, он в художественном отделе, заставляет бедного мистера Пикеринга работать сверхурочно над новой иллюстрацией рекламы «Нутракса».
— Вот! Это как раз то, что я хотел спросить. Джоллоп утвердил текст?
— Нет, он все завернул. Теперь идет новый текст… во всяком случае, заголовок теперь будет другой.
— Ах, совсем новый заголовок?
— Да. «Каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни есть на свете!» Ну, из Шекспира.
— А! Хорошо! Рад, что хоть что-то прошло. А то я беспокоился.
— Все в порядке, мистер Толбой. — Мисс Росситер положила трубку и заметила, обращаясь к мисс Партон: — Какая трогательная преданность делу. Словно Земля перестала бы вращаться только потому, что его нет на работе!
— Думаю, он боялся, что Копли снова вмешается, — фыркнула мисс Партон.
— Ох уж этот Толбой! — вздохнула мисс Росситер.
— Ну, а вам, молодой человек, что нужно? — спросил полицейский.
— Мне нужно видеть главного инспектора Паркера.
— Ого! — усмехнулся полицейский. — Не много ли ты хочешь? Уверен, что тебе не надо повидаться с лордом-мэром Лондона? Или с мистером Рамси Макдональдом?[97]
— Вы всегда такой весельчак? Боже! Вам не жмет? Купили бы себе новые ботинки, а то в эти скоро влезать не будете[98]. Скажите главному инспектору Паркеру, что мистер Джо Поттс хочет видеть его по поводу этого убийства с Арлекином. И пошустрее, потому что мне надо поспеть домой к ужину.
— По поводу убийства с Арлекином, говоришь? А что ты про это знаешь?
— Не вашего ума дело. Просто передайте ему то, что я сказал. Сообщите, что пришел Джо Поттс, который работает в рекламном агентстве Пима, и увидите, что он велит расстелить мне красную дорожку и встречать с оркестром.
— А! Ты из «Пима». Хочешь что-то рассказать про этого Бредона, да?
— Да. Ну, давайте, идите, не теряйте времени.
— Ладно, маленький наглец, входи, только веди себя поприличней.
— Живо! Плевать мне на ваши нравоучения.
Мистер Джозеф Поттс аккуратно вытер ноги о коврик, сел на жесткую скамью, вытащил из кармана йо-йо и принялся небрежно выписывать им красивую серию фигур. Проигравший сражение полицейский удалился.
Наконец он вернулся и, сурово велев мистеру Джозефу Поттсу убрать свою игрушку, повел его по бесконечным коридорам. Подойдя к одной из дверей, он постучал.
— Входите, — раздался голос изнутри, и мистер Поттс очутился в просторной комнате, где стояли два письменных стола, пара удобных кресел и несколько стульев такого вида, словно они были предназначены для пыток.
За дальним столом, спиной к двери, сидел человек в кителе и писал; за ближним, лицом ко входу, сидел другой человек, в сером костюме, перед ним на столе лежала стопка бумаг.
— Мальчик, сэр, — объявил полицейский и удалился.
— Садись, — коротко сказал человек в сером, указывая на один из стульев. — Ну, так что ты имеешь нам сообщить?
— Простите, сэр, вы — главный инспектор Паркер?
— Очень осторожный свидетель, — заметил человек в сером, ни к кому не обращаясь. — А почему тебе нужен именно инспектор Паркер?
— Потому что это важно и секретно, — дерзко заявил мистер Джозеф Поттс. — Это информация, вот что это. Я хотел бы иметь дело с начальником, чтобы не вышло никаких недоразумений.