— Это я вам могу объяснить, — сказал Уимзи и объяснил.
— Ясно. Так вот, он стал на меня давить. Для начала потребовал половину, потом — больше. Самое ужасное, что, если бы он меня выдал, я бы потерял и работу, и деньги Смита, и все полетело бы в тартарары. Жена должна была родить, я просрочил уплату подоходного налога и, наверное, именно от безысходности связался с этой девицей, Вавасур. Естественно, это только усугубило мое положение. И однажды я понял, что больше не выдержу, сказал Дину, что закрываю лавочку, а он может делать все, что ему заблагорассудится. И только тогда он открыл мне всю правду и заявил, что я легко могу схлопотать двенадцать лет каторги за участие в распространении наркотиков.
— Подло, — сказал Уимзи. — Очень подло. А вам никогда не приходило в голову выдать сообщников, разоблачить всю схему и стать свидетелем обвинения?
— Нет, во всяком случае, не сначала. Я был напуган и не мог мыслить здраво. Но даже если бы я так и поступил, избежать больших неприятностей не удалось бы. Тем не менее, поразмыслив немного, я сказал Дину, что сделаю именно это. Тогда он заявил, что его выстрел будет первым, и показал мне письмо, которое собирался отослать Пиму. Это меня доконало. Я умолял его придержать письмо на одну-две недели, пока я все обдумаю. Кстати, что случилось с тем письмом?
— Сестра Виктора нашла его среди вещей брата и отослала Пиму, а он — по рекомендации нашей общей знакомой — привлек меня, чтобы я расследовал это дело. Он не знал, кто я. А я подумал, что в этом, вероятно, нет ничего особо интересного, но принял предложение поработать в агентстве, чтобы приобрести новый опыт.
Толбой кивнул.
— Да уж, опыта вы, думаю, поднабрались. Надеюсь, вам не пришлось заплатить за него так же дорого, как мне. Я не видел для себя никакого выхода… — Он замолчал и посмотрел на Уимзи.
— Наверное, лучше мне самому рассказать вам то, что было дальше, — предложил лорд Питер. — Вы все обдумали и решили, что Виктор Дин мерзавец и негодяй и его смерть не будет большой потерей для мира. Однажды Уэддерберн зашел к вам в комнату, давясь от смеха, потому что миссис Джонсон поймала Рыжего Джо с рогаткой и конфисковала ее, спрятав у себя в столе. Вы на редкость метко стреляете из любого вида оружия — недаром ведь вы способны поразить калитку с другого конца крикетного поля, — и поняли, как легко можно попасть в идущего по железной лестнице человека через световой люк. Если его не убьет снаряд, то может убить падение с лестницы, во всяком случае, стоило попробовать.
— Значит, вы действительно все знаете?
— Почти. Вы стащили ключ от стола миссис Джонсон во время обеденного перерыва, взяли рогатку и стали время от времени тренироваться в стрельбе на крыше. Кстати, один раз вы оставили там камешек, вы это знаете?
— Знаю. Кто-то неожиданно появился, и я не успел его найти.
— Да. И вот пришел момент покончить с Дином. Был прекрасный солнечный день, в какие открывают все световые люки. Вы нарочно помелькали в разных частях здания, чтобы никто потом не мог точно сказать, где вы находились в каждую конкретную минуту, а затем поднялись на крышу. Кстати, откуда вы узнали, когда именно Дин будет спускаться по железной лестнице? Ах да, и еще скарабей! Это была прекрасная идея — использовать скарабея, потому что если бы кто-нибудь его нашел, то, естественно, подумал бы, что он вывалился из кармана Дина, когда тот падал.
— Я увидел скарабея на столе у Дина после обеда; я знал, что он часто держит его там. Отослав Уэддерберна за чем-то в канцелярию, я позвонил Дину со своего телефона, сказал, что звоню из большого конференц-зала по просьбе мистера Хэнкина, который просит его спуститься туда по поводу текста рекламы «Хрустяшек» и прихватить из моего кабинета «Атлас мира». Пока Дин ходил за атласом, я стащил скарабея и выскользнул на крышу. Я знал, что ему понадобится некоторое время, чтобы найти атлас, потому что сам запрятал его под кучу разных папок и был уверен, что он пойдет по железной лестнице, потому что это кратчайший путь от моего кабинета к конференц-залу. Вообще-то накладка не была исключена: он мог пойти другой дорогой или, найдя атлас, вернуться за чем-нибудь к себе, мало ли что. Однако он появился на лестнице вовремя, и я выстрелил в него через световой люк в тот момент, когда он находился на четвертой ступеньке сверху.
— Откуда вы так точно знали, куда надо бить?
— Это довольно знаменательно: моего младшего брата случайно убили мячом для гольфа, попав ему именно в это место. Но, чтобы убедиться окончательно, я сходил в Британский музей и просмотрел соответствующую литературу. Очевидно, он еще и шею себе сломал, но этого я не предусматривал. На крыше я оставался до тех пор, пока не утихла суматоха, а потом спокойно спустился по другой лестнице, разумеется, не встретив ни одной живой души, поскольку все суетились вокруг трупа. Убедившись, что все прошло успешно, я не испытал сожаления, даже обрадовался. Более того, если бы все не открылось, у меня и теперь не было бы угрызений совести.
— Могу вас понять, — заметил Уимзи.
— У меня, как у всех, попросили шиллинг на венок для этой твари. — Толбой рассмеялся. — На это я бы с восторгом дал и двадцать шиллингов, даже двадцать фунтов… Но потом появились вы… Я ничего не подозревал, пока вы не завели разговор о рогатках. Вот тут я здорово струсил и… и…
— Этот вопрос мы обойдем молчанием, — сказал Уимзи. — Должно быть, там, в подъезде, вы были немало шокированы, обнаружив, что напали не на того человека. Полагаю, именно тогда, чиркнув спичкой, вы увидели письмо Памелы Дин.
— Да, я знал ее почерк — видел как-то в комнате у Дина — и знал, на какой бумаге она пишет. Мне было важно выяснить, действительно ли вам что-то известно или вы стреляете наугад, — вполне разумно с моей стороны, не так ли? Увидев то письмо, я понял, что все неспроста. И еще Уиллис… Он сказал мне, что вы с Памелой Дин — закадычные друзья. Я опасался, что в письме написано обо мне и Дине. Впрочем, сказать по правде, я даже и не знаю, что я тогда думал. Но, выяснив, что ошибся целью, я испугался и решил второй попытки не предпринимать.
— А я вас поджидал. Когда ничего не произошло, я даже начал вообще сомневаться, что это вы.
— Вы к тому времени уже меня подозревали?
— Вы были одним из нескольких моих подозреваемых. Но после той бучи вокруг рекламы «Нутракса» и конверта с пятьюдесятью фунтами…
Толбой поднял голову, на его лице мелькнула жалкая улыбка.
— Знаете, — сказал он, — все это время я был чудовищно беспечен и неумел. Эти письма… Мне, конечно же, не стоило посылать их из офиса.
— Нет, все дело в рогатке. Вам следовало потрудиться и сделать собственную. Рогатка без отпечатков пальцев — вещь необычная.
— Ах, вот в чем дело. Боюсь, я вообще наворотил кучу ошибок. Даже простейшее убийство гладко провернуть не сумел. Уимзи, что из всего этого неизбежно всплывет? Все, полагаю? Даже интрижка с этой Вавасур?..
— Ох, — сказал Уимзи, не отвечая на вопрос, — только не надо вспоминать о Вавасур. Я чувствую себя хамом по отношению к ней. Я ведь уже просил вас не благодарить меня.
— Просили, и это меня здорово напугало, потому что прозвучало многозначительно. Я понял, что разговоры о рогатке — не случайность. Но я не знал, кто вы, до того проклятого крикетного матча.
— Да, это было неосторожностью с моей стороны. Но чертов Симмондс взбесил меня, засветив мячом в локоть. Так вас не обманул мой впечатляющий арест?
— Обманул, конечно. Я безоговорочно поверил в него и вознес самую искреннюю благодарность небесам, подумав, что спасся.
— Тогда что привело вас сегодня сюда?
— Мисс Митьярд. Она перехватила меня вчера вечером и сказала, что поначалу считала, будто Бредон и вы — одно и то же лицо, но теперь думает, что это не так, однако ничуть не сомневается, что Бредон выдаст меня, чтобы выгородить себя перед полицией, и посоветовала бежать, пока не поздно.
— Она так сказала? Мисс Митьярд? Вы хотите сказать, что она все знала?
— Не о «Нутраксе». Но она знала о Дине.
— Боже милостивый! — Тщеславие Уимзи было уязвлено. — Откуда, черт возьми, она-то могла узнать?
— Догадалась. Она сказала, что однажды заметила, как я смотрел на Дина, полагая, что меня никто не видит. И, вероятно, он сам ей о чем-то проговорился. Похоже, ей всегда казалось, что в его смерти есть нечто странное. По ее словам, она в любом случае не собиралась ни во что вмешиваться, но после вашего ареста решила, что из нас двоих вы — больший проходимец, чем я. Она могла смириться с тем, что лорд Питер Уимзи тайно проводит расследование в офисе, но не с тем, что мерзкий Бредон сделает донос, спасая свою шкуру. Странная женщина.
— Очень. Наверное, лучше будет сделать вид, что я ничего об этом не знаю. Похоже, она весьма равнодушно отнеслась к смерти коллеги.
— Да, вполне. Видите ли, она знала Дина. Однажды он пытался шантажировать и ее, кажется, по поводу любовной связи с каким-то мужчиной. Кто бы мог подумать, глядя на нее, правда? — наивно заметил Толбой. — По ее словам, там не было ничего серьезного, но старик Пим такого на дух не переносит и шарахнул бы по ней, как кузнечный молот.
— И что она предприняла? — заворожено спросил Уимзи.
— Сказала ему, пусть, мол, доносит и катится ко всем чертям. Жаль, что я не поступил так же. Уимзи, когда для меня все это кончится? Я невыносимо мучился… пытался сдаться сам… я… моя жена… ну почему меня не арестовали прежде, чем я это сделал?
— Они выжидали, — задумчиво ответил Уимзи, поскольку голову его одновременно занимали две мысли. — Видите ли, вы для полиции не так важны, как эта банда наркоторговцев. Если бы вас арестовали, они бы тут же затаились, а нам это было невыгодно. Боюсь, вы играли роль козленка на привязи, оставленного у капкана, чтобы заманить в него тигра.
На протяжении всей беседы Уимзи прислушивался, не зазвонит ли телефон: он ждал сообщения об успешном завершении операции. Как только аресты будут произведены и б