— А еще что-нибудь к тому не прибавила?
— Мисс Дорланд сказала: «Они поссорились, миссис Митчэм, много-много лет назад, еще совсем молодыми, и с тех пор друг с другом не виделись». Разумеется, я об этом знала, ведь я состояла при ее светлости все эти годы, и мисс Дорланд тоже
— Для леди столь юной, как мисс Дорланд, зрелище и впрямь было жалостное, верно?
— Вне всякого сомнения. У мисс Дорланд сердце отзывчивое, уж не чета нынешним девицам!
Паркер сочувственно покачал головой.
— И что потом?
— Переговорив со мною, мисс Дорланд снова ушла, а вскорости спустилась Нелли — это наша горничная.
— Как скоро?
— О, не сразу. Я как раз допила чай, а сажусь я за стол ровно в четыре. Значит, дело было где-то около половины. Нелли спустилась попросить для генерала немного бренди — старик неважно себя чувствовал. Спиртные напитки, видите ли, хранятся в моей комнате, и ключ от буфета — у меня.
К этому сообщению Паркер особенного интереса не выказал.
— Ну, и как вам показался генерал, когда вы отнесли бренди?
— Я ничего не относила. — Тон миссис Митчэм недвусмысленно давал понять, что «подай-принеси» в круг ее обязанностей не входит. — Я отослала бренди с Нелли.
— Ясно. Значит, генерала вы больше не видели вплоть до его ухода?
— Не видела. Позже мисс Дорланд сообщила мне, что с генералом приключился сердечный приступ.
— Я вам бесконечно признателен, миссис Митчэм. А теперь мне хотелось бы задать Нелли вопрос-другой.
Миссис Митчэм позвонила в колокольчик. На зов тут же явилась розовощекая, премиленькая служаночка.
— Нелли, этот полицейский желает выяснить у тебя некоторые подробности касательно визита генерала Фентимана. Изволь рассказать ему все, что знаешь, но помни: он — человек занятой, так что попрошу без пустой болтовни. Вы можете переговорить с Нелли прямо здесь, сударь.
И миссис Митчэм величественно выплыла из комнаты.
— Грозная дама, — отметил Паркер благоговейным шопотом.
— Старая закалка, как говорится, — согласилась Нелли со смехом.
— Ну и задала же мне страху! Ну что ж, Нелли, — начал инспектор, в очередной раз прибегая к традиционной формулировке, — я так понимаю, вас послали отнести пожилому джентльмену бренди. А кто вам приказал?
— Дело было вот как. После того, как генерал пробыл с леди Дормер около часа, в комнате ее светлости зазвонил колокольчик. Отвечать на звонок — это моя обязанность, так что я встала, а медсестра Армстронг просунула голову в дверь и говорит: «Нелли, принеси-ка по-быстрому капельку бренди и попроси мисс Дорланд подняться сюда. Генералу Фентиману нездоровится». Так что я сбегала за бренди к миссис Митчэм, а по пути наверх толкнулась в студию к мисс Дорланд.
— А это где, Нелли?
— Это здоровенная комната на втором этаже, прямо над кухней. В прежние времена там была бильярдная со стеклянной крышей. Мисс Дорланд занимается там живописью и возится с бутылочками да склянками, и еще как гостиную ее использует.
— Возится со склянками?
— Ну, со всякими там аптечными снадобьями и прочей ерундой. Дамочкам без хобби никак, сами понимаете, работать-то им не нужно. А уж беспорядка от них!
— Да уж, представляю. Ну, продолжайте, Нелли, извините, что перебил.
— Так вот, передала я слова медсестры Армстронг, а мисс Дорланд и говорит: «Ох ты, боже мой, Нелли, — да, так и сказала, — бедный старый джентльмен. Сердце, видать, не выдержало. Отдай-ка мне бутылку, я сама отнесу. А ты сбегай позвони доктору Пенберти». Так что я отдала ей бренди, и мисс Дорланд понесла бутылку в спальню.
— Минуточку. Вы видели, как она пошла наверх?
— Ну, пожалуй что, своими глазами и не видела… но мне так показалось. Сама-то я вниз побежала, к телефону, так что особо не приглядывалась.
— Действительно — и зачем бы?
— И, конечно, мне пришлось отыскивать номер в телефонном справочнике. Собственно, номеров там было два. Я позвонила к нему домой, и мне ответили, что доктор сейчас на Харлей-стрит. А пока я запрашивала второй номер, мисс Дорланд крикнула мне с лестницы: «Нелли, ты дозвонилась до доктора?» А я ей: «Нет еще, мисс, он у себя в приемной». А мисс Дорланд: «Да? Хорошо, когда прозвонишься, скажи, что генералу Фентиману сделалось дурно и он сей же миг выезжает на Харлей-стрит». А я ей: «А разве доктор сам сюда не явится?» А она: «Нет, генералу уже лучше, и он говорит, что предпочел бы сам туда прокатиться. Пусть Уильям вызовет такси». С этими словами мисс Дорланд ушла, а меня как раз соединили с приемной, и я передала помощнику доктора Пенберти, что генерал Фентиман вот-вот подъедет. А тут он сам спускается вниз, мисс Дорланд и медсестра Армстронг поддерживают его с двух сторон, и выглядит бедный старый джентльмен просто ужасно: что называется, краше в гроб кладут. Возвращается Уильям, — это наш лакей, — говорит, что такси, дескать, у крыльца, сажает генерала в машину, а мисс Дорланд и медсестра снова поднимаются наверх. Вот, собственно, и все.
— Ясно. А как долго вы здесь служите, Нелли?
— Три года… сэр. — Добавление «сэр» явилось уступкой обходительным манерам Паркера и его правильной манере изъясняться. «Настоящий джентльмен», — заметила Нелли позже, в разговоре с миссис Митчэм, на что домоправительница ответствовала: «Нет, Нелли, держится он как джентльмен, спорить не стану, но полицейский есть полицейский, и потрудись это запомнить».
— Три года? По нынешним временам срок немалый. А что, место-то хорошее?
— Не жалуюсь. Вот только миссис Митчэм… но я-то знаю, как к ней подъехать. А покойная леди Дормер… о, это была истинная леди, просто-таки во всех отношениях!
— А мисс Дорланд?
— Ну, она-то и мухи не обидит, вот только прибираться за ней устаешь: в студии вечно кавардак. Зато всегда такая милая, любезная, «пожалуйста», «спасибо»… Нет, жаловаться мне не на что.
«Умеренный восторг», — подумал про себя Паркер. Судя по всему, Анна Дорланд не обладала счастливым свойством вдохновлять на беззаветную преданность.
— А ведь скучновато здесь небось для молоденькой девушки вроде вас?
— Тоска смертная, — честно призналась Нелли. — Мисс Дорланд иногда устраивает «студийные вечеринки», как сами они говорят, да только никакого в них шика, и почти все юные леди… ну, в общем, художницы и все такое прочее.
— И, наверное, с тех пор, как леди Дормер скончалась, в особняке царят тишина и покой. А мисс Дорланд сильно убивалась из-за ее смерти?
Нелли замялась.
— Конечно же, мисс Дорланд ужасно расстроилась, ведь у нее в целом свете никого не было, кроме ее светлости. Ну а потом она вся изнервничалась из-за этой юридической свистопляски — что-то насчет завещания, да вы, сэр, наверняка знаете?
— Безусловно, знаю. Изнервничалась, говорите?
— Ага, и так злилась — просто не верится! Один визит мистера Притчарда мне особенно запомнился: я, видите ли, в тот день пыль обметала в прихожей, а мисс Дорланд говорила так быстро и громко, что не услышать я просто не могла. «Я буду сражаться до последнего», — вот что она сказала, — и еще: «лишь бы разоблачить мошеннический что-то там», — ох, как же она сказала?
— Замысел? — подсказал Паркер.
— Нет… за… за… заговор, вот! Мошеннический заговор. И больше я ничего не расслышала, а потом мистер Притчард вышел со словами: «Хорошо, мисс Дорланд, мы проведем независимое расследование». И распалилась она, видать, не на шутку, я даже подивилась про себя. Да только все это вроде как прошло бесследно. Последнюю неделю мисс Дорланд сама не своя.
— Поясните, пожалуйста.
— Ну, вы разве сами не заметили, сэр? Мисс Дорланд стала такая тихонькая, как мышка, испуганная такая. Словно пережила страшное потрясение. И все время плачет. Поначалу-то такого не было.
— Ну, и как давно мисс Дорланд пребывает в расстроенных чувствах?
— Ну, сдается мне, с того самого дня, как всплыла вся эта кошмарная история: что, дескать, бедный старый джентльмен не своей смертью умер. Жуть что такое, сэр, просто жуть! Вы ведь поймаете убийцу, правда?
— Очень на это рассчитываю, — бодро заверил Паркер. — Для мисс Дорланд это разоблачение явилось настоящим шоком, так?
— Ну еще бы! Понимаете, сэр, в газете появилась короткая заметочка насчет того, что сэр Джеймс Лаббок обнаружил в теле яд, и когда я утречком заглянула к мисс Дорланд, я позволила себе об этом помянуть. Ну, и говорю: «Странные вещи на свете творятся, мисс: генерал Фентиман-то, оказывается, отравлен!» — вот так прямо и сказала. А она мне: «Отравлен? Нелли, ты, верно, ошиблась». Так что я показала ей статью, и она прямо с лица спала.
— Ну-ну, — проговорил Паркер, — нелегко узнавать такое про знакомого! Тут любой расстроится.
— О да, сэр, мы с миссис Митчэм просто в себя не могли прийти. «Бедный старик, — говорила я, — и с какой стати его убивать? Небось разумом повредился, да сам и покончил с собой». Как думаете, сэр, оно похоже на правду?
— Я не исключаю такой вероятности, — добродушно согласился Паркер.
— Себя не помнил от горя, когда сестрица-то померла, вам так не кажется? Вот так я и сказала миссис Митчэм. А она говорит, что истинный джентльмен, вроде генерала Фентимана, не станет кончать с собою, оставив дела в этаком беспорядке. Вот я и спрашиваю: «А что, выходит, дела генерала вроде как запутаны?» А она мне: «Не твоя забота, Нелли, вот и придержи язык». А вы сами что думаете, сэр?
— Пока что ничего не думаю, — отозвался Паркер, — но вы мне изрядно помогли. А теперь не будете ли так добры пойти спросить у мисс Дорланд, не уделит ли она мне несколько минут?
Анна Дорланд приняла инспектора в малой гостиной. «На редкость некрасивая девушка, — подумал про себя Паркер, — держится угрюмо и замкнуто, фигура и движения напрочь лишены изящества». Анна устроилась на краешке дивана, сжавшись в комочек, на фоне черного платья болезненный, землистый цвет лица смотрелся особенно невыигрышно. Глаза ее покраснели от слез, изъяснялась девушка короткими, отрывистыми фразами, а голос звучал хрипло и глухо, и до странности безжизненно.