Полковник почти не говорил, так что нам с Джейн приходилось заполнять неловкие паузы своей болтовней. Когда Джейн подала мне условный сигнал, я спросил полковника, не могу ли я воспользоваться его удобствами. Он проводил меня до лестницы на второй этаж.
По пути наверх я внимательно смотрел по сторонам, надеясь увидеть хоть какое–нибудь напоминание о прошлом полковника: фотографии, картины, хоть что–то. В кабинете, куда я смог заглянуть, не было даже его фото в военной форме. Я открыл дверь в ванную, подождал секунду и закрыл с громким стуком. После чего на цыпочках (только бы половицы предательски не заскрипели) пробрался через холл второго этажа в комнату, которую принял за спальню.
Сначала мне показалось, что, как и все другие комнаты, эта напрочь лишена чего–либо из прошлого хозяина. И тут я заметил маленькую рамку на комоде. Я быстро и максимально осторожно подошел и взял ее в руки.
На меня смотрели два лица: полковник и его сын. Во всяком случае, я решил, что это его сын, хотя они были совсем не похожи. Не исключено, конечно, что мальчик был в мать. Я снова осмотрел комнату. Других фотографий не было. Странно. Мне казалось, что полковник должен был оставить хотя бы одну фотографию жены.
Время шло слишком быстро. Мне пора спускаться. Я еще раз посмотрел на фотографию. Полковник на ней выглядел гораздо моложе. Судя по всему, ее сделали незадолго до смерти сына. Его одежда наводила на мысли о начале семидесятых. Лицо его было не сказать, чтобы красиво, но выглядело достаточно волевым, чтобы не казаться простоватым. Волосы коротко острижены. Мне показалось, что нос немного великоват. А в целом он был даже симпатичным.
Я поставил фотографию на место, на цыпочках дошел до ванной, открыл дверь, смыл воду для достоверности и спокойно вернулся в гостиную.
Джейн надежно заняла полковника беседой о садоводстве. Я легко вклинился в разговор, сделав пару комплиментов полковнику. Тот растаял и предложил дать мне несколько уроков садоводства. Он даже сказал, что найдет работников, если я не хочу делать все сам.
А я определенно не хотел делать все сам. Ни малейшего желания не испытываю копаться в грязи. Бывают времена, когда вампир стремится зарыться в землю, но это не тот случай.
Джейн дала понять, что нашему визиту пришел конец. Мы поблагодарили полковника за чай и за советы, и он проводил нас к выходу. Он показал несколько растений в саду, и я похвалил их цвет и ухоженный вид.
Через пару минут мы с Джейн оказались вдвоем на Хай–стрит. Мы направились к ней домой.
— Итак? — сказала Джейн, когда мы подошли к ее калитке. — Ты нашел что–нибудь интересное наверху?
— Только одну фотографию, надо полагать, это полковник с сыном.
Я описал ей фотографию, и она согласилась, что это скорее всего Ателстан и Лестер Клидеро.
— В нем было что–то знакомое, — сказал я. — Не могу пока понять, что именно, но такое впечатление, что я видел его раньше.
— Но если он мертв, Саймон, то как это возможно? — спросила Джейн, и с ней сложно было поспорить.
— Я не знаю, Джейн, — ответил я упрямо. — А что, если он не мертв?
— Ты хочешь сказать, что они с Невиллом Батлер–Мелвиллом подстроили несчастный случай? — удивилась Джейн.
— Вот именно! Что, если Лестер Клидеро жив–здоров и живет в Снаппертон–Мамсли, ну или где–нибудь неподалеку?
— Но зачем? — воскликнула Джейн. — С какой стати ему притворяться мертвым и менять имя?
— Вот это нам и предстоит выяснить, — сказал я. — Это совершенно сумасшедшая идея, но что–то в ней есть.
— Да, — согласилась Джейн. — Эта версия не более натянутая, чем любая другая. Вот еще что, Саймон, в Оксфорде у меня есть подруга, которая может нам помочь. Сегодня вечером я созвонюсь с ней и, если получится, съезжу к ней завтра, чтобы разузнать что–нибудь про Лестера Клидеро и Невилла Батлер–Мелвилла до несчастного случая.
— Гениальная идея, Джейн! — сказал я. — Но, пока я не забыл, как все вышло со старшим инспектором сегодня днем?
На лице Джейн проступило самодовольное выражение.
— Все прошло по плану, Саймон. Мы поднялись наверх, чтобы осмотреть ее библиотеку, и я взяла одну из книг с полки. И каким–то магическим образом из нее вывалилось несколько бумажек. Детектив подобрал их, а остальное было делом техники.
— Ух ты! — воскликнул я с деланным облегчением. — Я рад, что доказательства найдены. Ты — это что–то, Джейн, ты знаешь об этом?
— Да, Саймон, — ответила она, — я знаю об этом. — Сказав так, она развернулась и пошла по тропинке к своему дому.
А я направился к своему коттеджу. К моему разочарованию, Джайлз уже ушел. Дом все еще хранил его запах. Я с трудом заставил себя сосредоточиться на работе, когда переоделся и сел перед компьютером.
Работал я до утра, лишь ненадолго отвлекся на ранний завтрак. Только перед рассветом я выключил компьютер и заснул прямо за столом, уронив голову на руки. Я проспал почти до девяти, когда меня разбудил Джайлз.
— Доброе утро, Джайлз, — сказал я, отрывая лоб от затекших предплечий.
Он бросил на стол небольшой рюкзачок.
— Саймон, ты не поверишь! — Он выдержал театральную паузу. — Тревора Чейза арестовали за убийство Эбигейл Уинтертон.
Глава 24
— Ты серьезно, Джайлз? Тревора арестовали? — спросил я. — Или он просто помогает следствию?
Джайлз задумался.
— Может, и последнее. — Он поник. — Вся деревня только и говорит, что старший инспектор Чейз велел забрать Тревора из дома вчера поздним вечером. А ты же сам знаешь, чего только не наговорят злые языки, каких только версий не наслушаешься. — Он усмехнулся.
— Садись, Джайлз, — сказал я ему с суровыми нотками в голосе. Пора ему узнать некоторую правду.
С несвойственной ему серьезностью Джайлз сделал, что ему сказали. Без намека на улыбку он смотрел на меня через стол. Я успел развалить до прежнего состояния часть его вчерашней работы, и, заметив это, он поморщился.
— В чем дело, Саймон? — спросил Джайлз, когда прошло несколько томительно долгих секунд молчания.
— Как, по–твоему, мог Тревор Чейз убить Эбигейл Уинтертон?
Джайлз искренне удивился моему вопросу.
— Честно говоря, нет. Никогда не считал, что Тревор способен на убийство. — Он помахал в воздухе правой рукой. — Я знаю, что каждый может убить и убьет при определенных обстоятельствах. Но Тревор, несмотря на все свои пагубные наклонности, никогда не производил на меня впечатления убийцы.
— А мог он убить, чтобы избавить себя от неминуемого позора?
— Ты имеешь в виду его прошлое? — спросил Джайлз, и его лицо сразу потемнело.
— Да, — ответил я, пристально наблюдая за ним.
— Послушай, Саймон, — начал Джайлз и подался вперед всем телом. — Тревор, конечно, из кожи вон лез, чтобы добраться до меня, но я все равно считаю, что он безвреден. Он, несомненно, расстроился бы, если вся деревня узнала о его прошлом, но для него это не означало бы конец света. Он бы продал бизнес или просто переехал вместе с магазином в другое место. Кроме того, он не испытывает финансовой нужды. Ничто не держит его в Снаппертон–Мамсли, но, похоже, ему здесь нравится. Я не думаю, что у него был достаточно весомый мотив, чтобы убивать Эбигейл Уинтертон.
— Даже если она его шантажировала? — уточнил я, чтобы все выяснить до конца.
— Даже в этом случае, — ответил Джайлз твердым и уверенным голосом.
— Тогда я вот что спрошу. На днях я подслушал ваш разговор у Тревора в магазине. То, что я услышал, очень походило на угрозу. Тебе и Эбигейл Уинтертон.
Джайлз задумался, вспоминая инцидент. Затем его лицо прояснилось, и он рассмеялся:
— Ах вот ты о чем, Саймон! Но это же скорее в пользу Тревора, а не против него. Он уже говорил мне, что Эбигейл требует с него денег, а он отказывается платить ей. Она раскопала что–то из его прошлого, что–то грязное. Это случилось сразу после окончания университета, на его первой работе. Тревор, конечно, не рассказал мне, что именно там произошло, но ясно, что это был какой–то скандал. Вот Эбигейл и требовала с него денег за неразглашение. Но он послал ее куда подальше. — Джайлз выжидательно посмотрел на меня, но на моем лице не дрогнул ни один мускул. — Тревор решительно отказался давать ей какие–либо деньги, — повторил Джайлз, поскольку я продолжал молчать.
— Тогда в чем был смысл его фразы, сказанной тебе у него в магазине? Я уже ничего не понимаю.
Джайлз отвернулся, затем снова посмотрел на меня, вложив в этот взгляд все свое обаяние.
— Что ж, Саймон, мне пора признаться кое в чем. Помнишь ту пьесу, что я написал для нашего театрального общества? Так вот, я писал ее вместе с Тревором, а когда представил на заседании комитета, ни слова не сказал про то, что у меня есть соавтор.
— И Тревор требовал, чтобы ему воздали должное? — спросил я. Так, значит, — Джайлз все–таки охотник за славой.
— Да, — ответил он. Он услышал холодок в моем голосе и выпрямился на стуле. — Я знаю, что поступил бесчестно, Саймон, можешь поверить мне, я жалею об этом. Но когда я рассказал матери о пьесе, что–то нашло на меня. Она так обрадовалась, когда узнала, что я что–то написал. Я пытался рассказать ей про Тревора позже, но она уже вбила себе в голову, что ее ненаглядный сынок — талантливый писатель, и было бесполезно доказывать ей что–либо. Вот так я и пустил все на самотек. — Искреннее раскаяние в его голосе немного смягчило мое разочарование. — Сегодня, когда мы пришли домой, — продолжал Джайлз, — я во всем признался матери. Честно говоря, она восприняла все лучше, чем я ожидал. Хотя ей очень не понравилось, что я снова общаюсь с Тревором.
— Могу понять твое стремление избежать ссор с матерью, Джайлз, — сказал я сухо. — Но нельзя просто так присваивать себе чужие заслуги. Во всяком случае, если ты хочешь и дальше работать у меня.
Не важно, как сильно он мне нравился, но он совершил самый страшный грех в писательской среде, и я не мог позволить ему поступить так же со мной.