Я мчался по улицам, почти не обращая внимания на светофоры, на знаки, и вообще, я вновь был в игре, в которой у меня оставалась всего одна жизнь. Права на ошибку не было. Точнее, такое право, наверное, все же имелось, но цена была уж слишком высока. Выехав на Пятницкую улицу, я вскоре повернул налево, выскочил на Малую Ордынку и только здесь снизил скорость. Возле пресловутого дома номер 18/3 стоял большой джип с затемненными стеклами. Я проехал мимо, старательно держа голову прямо, но, скосив единственный, так сказать, рабочий глаз, пытаясь понять, есть ли в ней кто-нибудь. Ничего не было видно. Габариты автомобиля не горели, стекла были подняты, и я предположил, что машина пуста. Проехав несколько метров, припарковал «Тойоту» за джипом и не спеша выбрался из нее, еле сдерживаясь, чтобы не подбежать к джипу. Захлопнул дверцу и пошел в сторону первого подъезда, с которого началась моя эпопея антикиллера. Проходя мимо джипа, я не удержался и посмотрел в окно. Внутри было очень темно, но все же удалось разглядеть, что в машине никого нет. Прикоснувшись к капоту, я отметил, что он еще горячий.
Я подошел к подъезду. Мимо проехал старенький «жигуленок», тарахтя и выбрасывая клубы дыма. Невольно подумалось о Германе, который так не любил эту марку. «Жигуленок» медленно скрылся в каком-то переулке.
Сердце работало ровно, словно я шел на прогулку и меня ждали друзья, а не опасные люди, которые несколько раз пытались отправить меня к далеким предкам. Я набрал код и хотел уже шагнуть внутрь подъезда, но вовремя остановился, прислушиваясь.
Сверху доносились приглушенные голоса и звуки возни. Потом кто-то явственно выругался, и все мои волосы встали дыбом. Я узнал голос. Густой, как из церковного хора, бас был знаком до боли. В прямом смысле. Вынув пистолет, бесшумно вошел в подъезд. Другой голос тоже был мужским и тоже оказался знаком. Мурейко, собственной персоной. Я замер, не зная, что предпринять. То ли бежать наверх и стрелять, как бесшабашный ковбой, то ли как ниндзя прокрасться вдоль стен и, неожиданно напав, порубить всех в капусту. Я не знал, что предпринять, и потому стоял недалеко от того места, куда упал первый из моих недругов. Тела, естественно, уже не было, но мне почему-то была неприятна сама мысль о том, что я стою здесь. Решив, что бездействие хуже воровства, я осторожно ступил на первую ступеньку и, стараясь держаться ближе к стене, медленно стал подниматься по лестнице вверх. Почти как ниндзя. Все-таки японцы ближе к реальности.
Когда я достиг второго этажа, голосов уже не было слышно. Осмелев, быстро пробежал еще один пролет и вновь остановился, чувствуя, как забилось мое сердце. Наверное, на склад поступила новая партия адреналина.
На площадке третьего этажа никого не было. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что меня никто не видел, плохо – потому что я не знал, как попасть внутрь квартиры, двери которой запирались сами собой. Гадать было бессмысленно, и, одолев последний пролет, я оказался возле знакомой неприметной двери. Сжимавшая пистолет рука вспотела от напряжения, и я переложил оружие в другую. Прикоснувшись к двери, слегка надавил на нее и убедился, что она, как и предполагалось, закрыта. Ситуация была нелепой до абсурда. Я пытался войти в квартиру, в которой находились люди, несколько раз пытавшиеся убить меня, и не мог это сделать, потому что была закрыта дверь. Я понятия не имел, сколько там человек, не знал, что они делают, и совершенно не предполагал, когда они выйдут.
Укрыться на площадке было негде. Единственное место, куда можно было спрятаться, это дверь в квартиру напротив, за которой, я был почти уверен в этом, не жил никто. Вероятнее всего, и эта квартира тоже принадлежала тем же хозяевам, но я все-таки подошел к двери и, к своему немалому удивлению, обнаружил на ней кнопку звонка.
Сознавая, насколько глупы мои действия, нажал на кнопку. Где-то вдалеке раздался искусственный птичий свист. Потом наступила тишина. Я нажал на старую ручку и первое время не мог поверить в то, что дверь открылась. Я вошел внутрь.
Квартира была разгромлена так, что казалось, здесь пронесся один из тех ураганов, которые часто бывают в Штатах. Всюду царил хаос. Стены были разбиты, а в некоторых даже виднелись дыры величиной с мою голову. Под ногами скрежетали обломки стекла вперемешку с кусками трухлявого дерева и старой штукатурки. Я подумал, что сегодня ночью я слишком часто хожу по штукатурке. Интересно, это хорошая примета?
В этой, с позволения сказать, квартире никого не было, да и не могло быть. Оглядевшись, я не стал детально обыскивать помещение и, подойдя к двери, занял наблюдательный пост у заплеванного глазка, в который можно было увидеть лишь тени. Но и этого было достаточно. Подтянув к себе чудом сохранившийся стул, я даже не стал отряхивать его от слоя пыли, которым он был покрыт, и, забравшись на него с ногами, кое-как разместил свое избитое тело на его спинке. Время от времени я поглядывал в мутный глазок, но довольно долго ничего не происходило.
Прошло минут десять, прежде чем послышался какой-то шум, и я осторожно посмотрел в глазок. Чья-то тень появилась в освещенном прямоугольнике. Затем неразборчивое бормотание и чей-то голос:
– Не закрывай, я быстро.
Я подумал, что на двери есть нечто вроде блокиратора, потому что большая тень что-то сделала с замком. После чего прямоугольник исчез, и послышалось, как кто-то сбегает по лестнице.
Дождавшись, пока стихнут шаги, я выбрался из разгромленной квартиры и тихо, насколько это было возможно, побежал по лестнице. Я рассчитывал, что человек, который спустился вниз, должен будет какое-то время задержаться возле машины, поскольку, по словам валяющегося в багажнике Толика, они приехали сюда, чтобы увезти свой компромат в другое, безопасное место.
Как ни странно, я оказался прав. Пришлось подождать несколько минут, пока не раздался звук захлопываемой дверцы, а следом за ним щелчок подъездного замка. Я вжался в стену, слившись с ней, и был почти неразличим в темноте неосвещенного подъезда. Человек невысокого роста вошел в подъезд и уже ступил ногой на первую ступеньку, когда я от всей души приложил его рукоятью пистолета по затылку. В следующую секунду пришлось подхватывать бесчувственное тело и аккуратно, без звука уложить его на каменный пол.
С одним было покончено. По крайней мере он не будет мешать в ближайшие полчаса. Вновь поднявшись на третий этаж, я тихо толкнул дверь. Она оказалась открыта, и за ней никого не было. Выставил перед собой пистолет и, подбадривая себя детской считалкой: «Один из них упал, и их осталось двое», двинулся по знакомому маршруту к внутренней лестнице, ведущей на второй этаж. По дороге никто не попался, и я предположил, что оставшиеся складывают свое добро в коробки и вряд ли будут озабочены слежением за обстановкой. Так и вышло. Я благополучно спустился в огромный зал, который выглядел так же, как и в тот день, когда я впервые попал сюда. Тот же полумрак, те же неяркие лампочки в разных концах. Только кошечки не было видно и почему-то сильно пахло бензином.
Я знал, куда нужно идти. Пробежав через весь зал и ничего не опрокинув, я бесшумно подошел к незаметной, замаскированной под дорогие обои двери, и прислушался. Холод пробрал до самых костей, когда я вновь услышал густой бас Алексея. Я прижался к стене, подняв руку с пистолетом, готовый стрелять без предупреждения, но никто не выходил. За дверью слышался негромкий разговор, но слов было не разобрать. Страх, что лежавший в подъезде мужик может очнуться в любую минуту, побуждал к действию, но черт меня возьми, если я знал, как быть! Ворваться и начать палить во все стороны?! Что я, Клинт Иствуд?! Подкрасться и перестрелять поодиночке?! Тоже не вариант – одного, может, и подстрелил бы, но другие не стали бы щелкать, в ожидании своей очереди в ад. Но и стоять тут было не очень умно. Может, они и не выйдут? Может, они ждут, пока этот «потерпевший» вернется за очередной партией?
Мысли скакали горными козлами, не останавливаясь ни на одном из вариантов. И чем больше я думал, тем меньше понимал, что предпринять. Все решилось само собой. Замаскированная дверь открылась так резко, что я чуть не охнул от неожиданности. Замерев, я следил, как из «пыточной» комнаты вышел громила, неся в руках объемистую коробку. Подождав, пока он скроется из виду, я скользнул к двери и с неровно бьющимся сердцем открыл ее. У меня было не больше пары минут, пока громила спустится вниз и, обнаружив бесчувственное тело напарника, вернется назад, поэтому времени терять было нельзя.
Мурейко стоял спиной, складывая что-то в большую коробку. Не поворачиваясь, он спросил:
– Ты чего там застрял, Аркадий? Приспичило, что ли?
Я не отвечал. Сделав три быстрых шага, я оказался у него за спиной и замахнулся, чтобы ударить его, но Мурейко что-то почувствовал и резко дернулся в сторону. Рукоятка пистолета лишь скользнула по его голове, содрав с нее кусок кожи. Ловко уйдя из-под удара, майор умудрился не только устоять на ногах. Когда он развернулся ко мне, я увидел у него в руках пистолет, дуло которого было направлено на меня.
– Не двигайся, дружок, – почти ласково сказал он, – и опусти этот молоток.
Он указал на мой пистолет, который я действительно держал в руке, как молоток, за длинный ствол. Я понял, что проиграл, и оставалось лишь подчиниться, чтобы выиграть несколько секунд. Я опустил пистолет на пол, не отрывая взгляда от черного ствола его оружия, неотступно следовавшего за мной.
– Мне почти жаль тебя убивать, Валентин. – Несмотря на то, что я нанес ему неприятную ссадину, и вообще хотел поступить, мягко говоря, не очень красиво, Мурейко был спокоен и сдержан. – Такой талант оставаться в живых пригодился бы любому агенту. Но, извини, мы по разные стороны, так что придется все же прекратить твое бесконечное везение.
Ну да, когда все козыри у тебя в руках, можно и в благородство поиграть. К тому же скоро вернется амбал, и Мурейко наверняка поручит ему исполнить грязное дело. Точнее, завершить то, что тот начал еще на заводе. Но меня мучил один вопрос, на который я вряд ли получил бы ответ на том свете.