чти иллюзионистским движением в два-три приема расставил на столе приборы, нарезанный хлеб, сыр и какие-то соусы. Наконец он торжественно водрузил на разделочную доску громко шипящую сковороду, на которой парились куски мяса. Запах был таким необыкновенным, что захотелось поплакать, но, пересилив женскую половину своего характера, через несколько секунд я понял, как прекрасна жизнь и как много вкусных блюд я еще не ел.
– Блюдо мексиканских королей, – произнес Гера, с удивлением глядя на то, как я запихиваю в себя кусок за куском нежное, сочащееся каким-то необыкновенным соком, мясо неведомого животного. – Называется… – и произнес такое длинное и мудреное слово, которое я не выговорю ни за что на свете. Что-то вроде кетцалькоатля в теночтитлане. Ну да и бог с ним, с названием. Я понял, что со вкусом у мексиканских королей было все в порядке. – Между прочим, поварам, кто не добивался определенного вкуса, не предлагали сделать еще одну попытку, – продолжал Герман экскурс в древнюю историю ацтеков, майя и разных толтеков.
– Ммм? – Я не мог оторваться, и этот звук должен был показать ему, как я внимательно слушаю.
– Им просто отрубали голову и делали из нее кубок для питья. Также не разрешалось никому даже прикасаться к этому священному блюду. Считалось, что сам запах, – он снова произнес длиннющее слово, и я удивился, как быстро и без запинки он его произносит, – приближает человека к богам. Так вот, цени.
С этими словами он присоединился к поеданию королевского блюда с невозможным названием. Минут пять прошло в полном молчании, нарушаемом лишь нечленораздельными звуками, которые всегда сопровождают процесс принятия пищи. С каждой секундой, точнее, с каждым невообразимо вкусным кусочком я чувствовал, как жизнь по капле возвращается в меня. А с ней возвращались вопросы, которых становилось все больше и больше.
Утолив первый, самый жестокий голод, я отпил из стакана, в котором оказался апельсиновый сок (откуда у меня апельсиновый сок?). С трудом, но мне удалось заставить себя отложить вилку и задать первый вопрос:
– Почему ты жив?
Герман отреагировал на него как-то странно, но если учитывать его национальность, то все становилось понятным. Он откинулся, чуть не сломав спинку стула, и, засмеявшись, ответил вопросом:
– Ты что, расстроился?
– Не ерничай, ты знаешь, о чем я.
Видимо, в моем тоне Гера услышал нечто такое, что заставило его отказаться от всегдашней своей балагуристости, и, сделав непривычно серьезное лицо, начал рассказывать.
– Я должен тебе признаться или, как у нас говорят, открыться – иногда я выполняю деликатные поручения по просьбе одной компании.
– Другими словами, – я пристально смотрел на него, – ты шпион?
– Я бы не стал так это называть, – показалось, что он смутился, – шпионы, они специально обученные люди, а я лишь выполняю мелкие заказы. Что-то привезти, что-то увезти.
– И как ты это делаешь? – Мне не то чтобы было очень интересно, просто больше не хотелось никаких недомолвок.
– Тебе я могу довериться. Я поставляю сюда растения, почву, а отсюда уходят грузы с удобрениями.
– И ты в них прячешь, – не хотелось говорить, но я должен был все прояснить, – наркотики?
– Боже упаси! – Герман едва не перекрестился. – Ты что?! Я же говорю, мелкие поручения. Бумаги, диски и прочую мелочь, найти которую в грузе практически невозможно. Тем более меня знают и, что самое главное, доверяют.
– Ты имеешь в виду таможню? – спросил я, догадываясь, каким будет его ответ.
– И их тоже. Славные люди, – он даже улыбнулся, – да и обходятся не очень дорого.
– И что привело тебя в этот раз?
– Я же говорил, мама умерла. И я собирался лететь к тебе, чтобы ты занялся переоформлением квартиры, когда мне позвонили. Представь мое удивление, когда я услышал, что у твоего соседа есть какой-то компромат на одну леди. Очень высокопоставленную леди. Я еще подумал, что это судьба.
– Ты ошибаешься, не леди, а мистер. Или, правильнее будет сказать, сэр.
– Нет, друг мой, – Герман вздохнул, – именно леди.
Мне подумалось, что у всей этой истории и должен быть такой финал, но что-то тревожило, какое-то внутреннее беспокойство, возникающее всякий раз, когда что-то, недоступное моему пониманию, не сходилось.
– Короче, мне нужно было изъять этот диск, и я решил воспользоваться твоей помощью, чтобы никто не мог скомпрометировать жену английского дипломата. И вот, иди потом, не верь в высшие силы, ты сам оказался замешан в этой истории.
Я сухо уточнил:
– Все-таки жену?
– Да, жену, которая в силу некоторых своих наклонностей, имела несчастье быть записанной на камеру во время одной из тех мерзких сцен, что мы с тобой видели. А чего ты так удивляешься?
– Ничего, продолжай. – Я не стал рассказывать про другую версию, рассказанную мне Толиком. Толиком?! Он что, до сих пор в машине? – Герман, где сейчас «Тойота»?! – Я даже схватил его за руку.
Гера вновь улыбнулся.
– Не переживай, там его уже нет. Тот человек, который был в багажнике «Тойоты», пишет, а может, уже написал все, что знал про это дело.
– Где пишет? – я не совсем понял.
– Как где? В английском консульстве, в девятом кабинете или в двенадцатом, я не знаю точно. Это так важно? – он посмотрел на меня.
– Нет, наверное, нет, – меня мучили другие мысли, но я пока предпочитал молчать.
– Коробка с дисками тоже у них, а все остальное сгорело дотла.
Мне припомнился пожар, начало которого я видел перед тем, как впасть в забытье.
– Хорошо, – я тоже посмотрел на него, – ответь мне на несколько вопросов.
– Спрашивай, – кивнул мой бывший одноклассник, ныне английский шпион.
– Как ты остался жив? Я видел, как в тебя выстрелили дважды, своими собственными глазами видел.
Герман рассмеялся и расстегнул свою рубашку, которой можно было бы укрыть несколько человек. На его теле виднелись два огромных синяка, каждый величиной с телячью голову.
– Ты слышал о таком изобретении, как бронежилет? – Дождавшись, пока я, не отрывая взгляда от синяков, глупо кивну, он продолжил, застегивая пуговицы, – так вот, на мне был бронежилет из новейшего материала, которому кевлар в подметки не годится.
Я знал, что такое кевлар, но о том, чему он не годился в подметки, не слышал. Впрочем, это не имело значения.
– А зачем ты надел бронежилет? И когда? Пока я спал?
– Утром. Когда выяснилось, что ты исчез куда-то, я решил поехать к твоему соседу, выяснить обстановку. Я же не знал, что его уже убили.
– А откуда стало известно, что диск у моего соседа?
Герман посмотрел мне в глаза и, по-моему, честно ответил:
– Он сам звонил английскому атташе. И предупредил, что готов отдать им диск в обмен на предоставление убежища.
Я на секунду застыл с открытым ртом. Вот так, Виктор Николаевич, на англичан надейся…
– Допустим, а куда делась девушка, – я вспомнил, как она поцеловала меня перед тем, как умереть, – горничная?
– Девушка, к сожалению, погибла. Когда я очнулся, она была еще жива…
Я не дал ему договорить:
– Как жива?! Я щупал ее пульс! Его не было, Гера!
– Она была жива, – как ни в чем не бывало продолжил Герман, – но я решил, что оставаться в номере небезопасно и перенес ее в люкс напротив. Кстати, этот номер тоже был мой. Но больше не смог ничего сделать. Она умерла почти сразу у меня на руках.
Если до этого момента мне казалось, что меня уже ничто не может пронять, то пришлось признать – я сильно ошибался. Я подумал, что если бы вызвал «Скорую», то может, она бы осталась жива. Комок подступил к горлу, и я поспешно отпил сока.
– Ты не мог ничего сделать и правильно поступил, что сбежал. Через пять минут, после того как я перенес ее в люкс напротив, в номере уже было несколько человек, среди которых я увидел и дорогого мне капитана Мурейко.
Мне показалось, что в голосе Германа я уловил горечь.
– Он уже майор, – поправил я его зачем-то.
– Он уже ничего! – зло сказал английский шпион, – кучка дрянного пепла, вот что он теперь!
Он замолчал, правда, ненадолго.
– Дальше было делом техники. Я проследил за ними, когда они вышли из «Метрополя», и выяснил, где находится этот клуб. Хотя я не думал, что у них хватает наглости и глупости хранить архив здесь же.
– Но как? – я искренне был удивлен. – При твоих габаритах? Мурейко же мог увидеть тебя и узнать.
Герман взглянул на меня.
– У меня есть человек, который выполняет подобные поручения. Он, кстати, видел, как ты выходил из гостиницы, но не стал следить за тобой, не имея на то указаний. А Мурейко, – Герман тоже отпил из стакана, – это моя большая ошибка. Он оказался двойным агентом. Или, если угодно, тройным. В Голландии его застукали, когда он собирал информацию про одного влиятельного человека, но его накрыли, и мне поручили разработать его. Что я и сделал. По крайней мере так казалось, потому что он несколько лет исправно доносил о том, что происходит внутри его ведомства. Я даже не мог представить, что он не только замешан в этом деле с садомазохистами, но еще и окажется начальником безопасности этого дрянного заведения.
Я не смотрел на него. Куски вкусно приготовленного блюда уже не дымились, а в воздухе повисла гнетущая тишина. Герман первым нарушил ее.
– Потом я пытался найти тебя, но ты словно сквозь землю провалился. Мой человек выяснил, что Мурейко и компания заходили в офис «Билайна». Нетрудно догадаться, что им было нужно. Но, когда я узнал, что начальник там наша Ленка, подумал, что провидение играет с нами, как с котятами, – Герман натянуто улыбнулся, – правда, она сейчас Леонтьева.
Я взглянул на него, и он, прочитав в моих глазах невысказанный вопрос, сразу же ответил:
– Мурейко мертв, вся его банда тоже, а единственный оставшийся в живых дает показания в английском консульстве. Так что пока можно не торопиться.
– Гера, там была еще одна девушка, дочка того полковника. Что с ней?