– Алло, – это был тот же нежный голос. Подумалось, что обладательница такого голоса не может быть некрасивой, а еще показалось, что я уже слышал его. Не в первый раз, когда она звонила, а раньше…
– Валентин? Алло?!
– Да, я слушаю. – От волнения мой голос был совсем непохож на ее. Осипший, как не вовремя схвативший простуду пенсионер, я зачем-то спросил: – Это вы? Я по-прежнему не знаю, как вас зовут.
– Если вы испытываете неудобство, называйте меня Катей. Или лучше – Кэт!
«КЭТ, Кэт, кэт», – эхом пронеслось в моей голове до боли знакомое имя. Я подумал, что надо мной издеваются, но, каким-то чудом подавив раздражение, нашел что ответить.
– Хорошо, мне все равно. Пусть будет Кэт, – я постарался придать голосу как можно больше безразличия, и, кажется, это получилось.
– Вы чем-то обеспокоены, Валентин?
– Я? А вы как думаете?
– Я выполняю просьбу моего отца, вот и все, – она отчетливо вздохнула и произнесла: – Вы меня совсем не помните?
Сначала мне показалось, что я ослышался, но память услужливо подкинула картинку – я у своего подъезда и смотрю на красивую, но очень молодую (по моим меркам) девушку, которая милым голосом спрашивает меня, буду ли я открывать дверь. Я вспомнил, как мы вместе ехали в лифте, вспомнил свое удивление и… радость, что она выходит из лифта вместе со мной. Вспомнил ее улыбку, когда она увидела, с каким удивлением я смотрю на ее руки, вставляющие ключ в дверь квартиры моего соседа. И конечно, ее слова, которые она произнесла, мило усмехаясь:
– Я не грабитель. Виктор Николаевич мой отец…
Потом я, как бы в шутку, говорил соседу, что в его квартиру «влез» очень симпатичный вор, на что он улыбнулся и ответил:
– Это моя дочь… от другого брака…
Судя по ее спокойному голосу, она ничего не знала о гибели отца. Или знала, но уже успокоилась? Черт их разберет, этих женщин! Мне не хотелось быть вестником смерти, и я решил ничего пока ей не говорить. Но девушка продолжала меня удивлять.
– Папе угрожают какие-то люди. Я не знаю кто, но со вчерашнего вечера сама не своя. Я пыталась дозвониться ему, но ни один из его телефонов не отвечает. А вечером от него пришло заказное письмо. Там целая инструкция, что вам нужно сделать, и этот номер телефона. – Она помолчала, словно решаясь спросить, затем, видимо все же решившись, тихо спросила: – С ним все в порядке?
Так, а вот и инструкция! И сейчас я уже стоял перед выбором, лгать или не лгать? Шекспир был повсюду.
– Катя, можно я так буду вас называть?
– Да, конечно, это мое имя, – призналась девушка, и я подумал, что в этом есть что-то символичное.
– Послушайте, я мало что знаю, но ваш отец говорил то же самое. Он сказал, что кто-то хочет его убить, но не сообщил, кто именно. Потом я ушел и с тех пор его не видел.
Если подходить с моральной точки зрения, то я, конечно, соврал. А если с юридической, то в моих словах не было ни капли лжи. Я просто не сказал всей правды, которая была совсем непохожа на мою щадящую «правду».
– Может, он решил спрятаться где-нибудь на время, пока все не утихнет? – В ее голосе слышалась надежда.
Я промолчал. Не мог я больше обманывать эту девушку, к которой испытывал странное влечение, видев ее всего лишь раз три года назад и слыша всего в третий раз в жизни.
Она истолковала мое молчание как нежелание продолжать разговор на эту тему, и ее голос стал ровнее и сдержаннее:
– Хорошо, у вас до выхода осталось двадцать минут. Я позвоню вам ровно в восемь.
– Постойте, – я не хотел, чтобы она думала, что я занимаюсь этим делом из каких-то корыстных побуждений, – ваш отец говорил, что я должен доставить куда-то одну вещь. Вы не знаете, куда именно?
– Нет, – она подумала немного и добавила: – У меня странная инструкция.
– То есть?
– Она состоит из листков, которые я должна уничтожать, по мере выполнения заданий.
Я промолчал, удивляясь про себя тому факту что, будучи уже мертвым, Виктор Николаевич управляет нашими действиями.
– Валентин? – Она решила, что я не слушаю. Это было не так, и я поспешил ответить:
– Да, я здесь.
– Мне почему-то очень страшно.
Я хотел признаться, что мне тоже не весело, но вместо этого сказал:
– Все будет нормально. Давайте не будем отходить от инструкций вашего отца, и все получится.
– Хорошо.
– Да, а сколько там всего листов?
– Не знаю, они вложены один в другой.
«Как странно», – подумал я, но вслух произнес:
– О’кей, – и, ограничившись этим нерусским словом, я выключил телефон.
Еще один сюрприз минувшей ночи. В деле принимает участие, и непосредственное, родная дочь моего соседа. Интересно, что мне еще предстоит узнать? Ведь это, как я понимаю, только цветочки.
В половине восьмого я вышел из подъезда, спустившись пешком по черной лестнице, потому что не работал ни один лифт. По дороге нагнал соседа с седьмого этажа и, затеяв разговор о ценах, правительстве и взяточниках, то есть на самые животрепещущие темы, вышел с ним из подъезда, продолжая разговор, который вел теперь лишь мой спутник, Олег Петрович, также бывший военный и тоже пенсионер. Хотя сейчас он ехал на работу. В какое-то частное охранное предприятие. Времена такие.
Он говорил до самой остановки, я же, нарушая данные полковником инструкции, постоянно озирался вокруг, выискивая подозрительные лица, едва не заработав паранойю. Все вокруг казались мне подозрительными, хотя среди стоящих на остановке я увидел много своих соседей. Впрочем, они и так были «подозрительными лицами» с бегающими глазками. Никто почему-то не хотел встречаться со мной глазами, и, впервые задумавшись на эту тему, я стал припоминать, кто мне смотрел в глаза. Почему-то припомнилась та, первая Кэт, и сразу стало неприятно – она никогда не смотрела мне в глаза. Посмотрит так, вскользь, и уводит взгляд. Гадюка! Небось с самого начала знала, как поступит!
В автобусе, в который мы с Олегом Петровичем еле влезли, он громким шепотом продолжал объяснять, в каком паскудном государстве мы живем, и что он всю свою жизнь отдал на служение ему, а чем отблагодарили? Нищенской пенсией и редкими подачками на 9 Мая в виде ненужных медалек и устных благодарностей за верную службу?! Да в жопу! А с прошлого года еще и льготы урезали, заменив их смешными рублями, которых не хватало даже на проездной в метро.
Я уже жалел, что завел старика. Теперь он будет весь день злой на все начальство, а может, и того хуже – удар человека хватит, и виноват буду я. Зря я о правительстве, достаточно было сказать о пробке на дорогах. На разбушевавшегося не в меру старика уже начали обращать внимание другие пассажиры, поворачивая к нам полусонные, недовольные лица, а одна бабушка, у которой, видимо, тоже с психикой было не все в порядке, даже замахнулась на Олега Петровича, проскрипев что-то типа:
– Замолчи, ирод! Без тебя тошно!
На моего соседа это подействовало, и я был благодарен бабке, хоть она и не вызвала во мне никаких симпатий. Просто я уже устал от говорливого старичка.
На Таганке мы с ним распрощались. Я подождал, пока он спустится в метро, и достал мобильник. Часы показывали без пяти восемь. До контрольного звонка оставалось пять минут, и я подошел к киоску. Купив пачку «Парламента», я достал сигарету, но прикурить не успел. Ужом зашевелившись в руке, смарт издал уже знакомый мне переливчатый сигнал. Я вновь посмотрел на часы. Они показывали без трех минут. Я подумал, что девушка волнуется. Но вновь ошибся. Это была Кэт. В смысле, бывшая Кэт. По ее голосу я понял, что она пьяна как сапожник.
– Ну, что… нашел свою дурацкую «Хонду»?!
– Да, – я ответил сухо, надеясь сразить ее своим безразличием. – Извини, Кэт, я жду звонка. Тебе что-то нужно?
– Как ты смеешь так со мной разговаривать?! – Это было начало. Она всегда так начинала. Вообще, я только сейчас стал понимать, что моя бывшая подружка была не более чем набором штампов, пригодных к большинству ситуаций. Прямо Эллочка-людоедка, но, к сожалению, с большим запасом слов. – Негодяй, ты не достоин меня, моей любви, моих страданий!
На этом месте она икнула и дальше продолжала, икая почти через слово:
– Я среди ночи, ик, пригнала ему мотоцикл, ик, а он… козел неблагодарный, ик, еще спрашивает?! Да как ты смеешь?!
– Кэт, – я постарался вложить в свой голос и твердость, и жесткость и даже, если хотите, жестокость, – у меня нет времени выяснять, кто из нас козел, а кто свинья. Поэтому, если все важное ты уже сказала, предлагаю закончить разговор.
– Да, ик, как ты смеешь?! Ик! – Она была настолько пьяна, что не осознавала, что говорит одно и то же. Что-то слишком много повторений. То Гера твердил про баб, которые все дуры, то теперь эта все пытается понять, как я смею. Становилось очевидным, пока она этого не поймет, вопрос будет задаваться постоянно. И я решил объяснить.
– Я не хотел тебе говорить, но раз ты спрашиваешь. Это ты не имеешь на меня никаких прав, так что, пожалуйста, заткнись и проваливай с моим телефоном, пока я не заявил на тебя в полицию.
И, не дожидаясь очередного «да как ты смеешь?!», отключился. На часах было восемь ноль одна. Звонок раздался почти сразу. Я уже приготовился наорать, но, к счастью, а может, наоборот, это была другая Кэт – Катя.
– У вас был занят телефон. – Мне показалась, что она недовольна.
– Кто-то ошибся, – мне не хотелось ей объяснять про Кэт.
Кэт, или лучше, чтобы не путаться, я буду называть ее Катей, помолчала и спросила:
– Где вы?
– На Таганке.
– Хорошо. Спускайтесь в метро, доедете до «Пушкинской», пересядете на зеленую ветку и на «Новокузнецкой» сделайте переход на «Третьяковскую». Выйдете из метро и идите по Малой Ордынке в сторону «Добрынинской». Запомнили?
– Это несложно.
– Хорошо. Когда дойдете до дома номер восемнадцать, строение три, позвоните мне. Вы посмотрели мой номер?
Честно говоря, я этого не сделал, но вновь ответил ей полуправду:
– Да, он есть в памяти.