к расстроила встреча с молодой женщиной с золотисто-рыжими волосами и большими голубыми глазами.
— Скажите, Уильям, всегда ли вас расстраивали женщины с такой внешностью?
— Нет-нет, это началось чуть более трех лет назад, когда я заново пережил жизнь Саймона Гиннеса.
— Расскажите о своих поисках Эмили.
Кёниг вспомнил, как шел по улице и случайно заметил ее силуэт в окне ресторана. Она принимала заказ у столика рядом с окном.
— Я долго изучал ее, чтобы наверняка убедиться: она — Кейт, — припоминал он. — Потом зашел в ресторан. Зал был не слишком полон, и я смог как следует разглядеть ее…
Уильям умолк, заново переживая эмоции тех минут: наконец-то он выследил Кейт Фэллоу.
— Когда она прошла мимо моего столика, я коснулся ее руки. Она вздрогнула, потом испугалась. Я уверен, она почувствовала опасность, хоть я и извинился.
— Уильям, вы что-нибудь ей сказали?
— Я спросил: «Мы с вами раньше не встречались?»
— А потом вы ждали снаружи, пока она не вышла из ресторана?
— Да, она пошла домой. Я двинулся следом, но не слишком близко. Видел, как она свернула на закрытую территорию. Выбрал место, где охранник меня не видел, и легко перелез через ограду. Я заметил ее у дверей симпатичного домика, похожего на особняк, в котором жил Саймоном Гиннесом. Я подумал, что это неподходящее жилище для женщины, которая зарабатывает на жизнь официанткой. Потом я выяснил, что она студентка, юрист, работает по вечерам и присматривает за домом семейной пары Адамсонов, которые сейчас в отъезде.
— И вы вломились в этот дом.
— Это слишком грубо сказано. Я ждал несколько часов и заметил, что в спальне наверху открыто окно, а значит, там не включена сигнализация. Я легко забрался на соседнее дерево и перелез оттуда в дом.
— Это была спальня Эмили?
— Да. Она спала. Луна светила ярко, и я долго разглядывал ее. Меня переполняли воспоминания о ее настойчивых попытках привлечь мое внимание, когда мы жили в соседних поместьях в Англии…
Джек Кэррол слушал Кёнига с нарастающей яростью. Эмили рассказала ему, что услышала Кёнига, когда тот влезал в окно. Она поняла, что не успеет убежать. Единственной надеждой оставалась тревожная кнопка, приделанная сбоку кровати. Мистер Адамсон серьезно относился к безопасности и заказал такие кнопки для каждой кровати. Сигнал с кнопок шел на пост частной охраны, которая патрулировала закрытый коттеджный городок. Они тут же узнали, из какой комнаты поступил сигнал, и у них имелись ключи от дома.
— Джек, я так испугалась, — монотонным голосом говорила ему Эмили. — Я до сих пор сплю со светом и боюсь открывать окна. Я поняла, что он собирался убить меня, когда наклонился и прошептал: «Мы с вами раньше не встречались?» — тот же вопрос, который он задал мне в ресторане.
«Каким-то образом Эмили удалось сохранить голову», — подумал Джек. Она сказала Кёнигу, что они наверняка встречались, и попросила рассказать об этом, чтобы освежить ее воспоминания.
— Он был такой страшный, — вспоминала Эмили. — Лицо красное, на шее вздулись вены. Он рассказал мне, как я пыталась перехватить его в полях, как хвасталась, что убила своего мужа ради него. А потом он сказал, что пора. И схватил меня за шею.
Охранники ворвались в комнату в ту секунду, когда Кёниг начал ее душить.
— У него были такие сильные пальцы, — шептала Эмили. — Я до сих пор просыпаюсь и чувствую их.
Когда Уильяма арестовали, его истерическая болтовня насчет Эмили, явившейся причиной его смерти в другой жизни, наделала много шума в прессе.
— Вы напали на Эмили Уинтерс, поскольку она выглядела похожей на Кейт Фэллоу? — нащупывала почву доктор Штейн.
— Она не выглядела, — с ноткой раздражения ответил Кёниг. — Она была Кейт Фэллоу. Я узнал ее — и тут же стал прежним собой, Саймоном Гиннесом. У Саймона имелись все основания рассвирепеть, доктор Штейн, и вы должны согласиться, это справедливо. Как бы вы отнеслись к человеку, из-за которого вас казнили? И скажу вам, я жалею, что не разбудил Эмили раньше. Если б я сделал это снова, то надел бы петлю ей на шею, а потом смотрел бы и радовался, как она переживает тот самый страх, который я испытал во время моей казни. А потом, затягивая веревку, я объяснил бы ей, почему она должна умереть.
Его порадовало, что Джек Кэррол заметно напрягся. Он чувствовал, что у Кэррола и женщины, которую они звали Эмили Уинтерс, есть какие-то личные отношения.
— Эмили была единственной женщиной, в которой вы видели Кейт? — спросила доктор Штейн.
— Пару раз после того, как я вспомнил свою жизнь Саймоном Гиннесом, я встречал рыжих женщин и разглядывал их поближе. У одной волосы были крашеные, у другой — глаза не того оттенка. У Кейт они были очень голубые. Особый оттенок. У него есть название: цвета барвинка, голубовато-фиолетовый… Возможно, вам будет интересно узнать, что Кейт появлялась в других жизнях, но ей явно удалось избежать правосудия. Когда я изучал ее той ночью, я знал, что она была Кейт Фэллоу, но в моей голове всплыло и другое имя. Элиза Джексон. Когда та жизнь прояснится, доктор, я обсужу ее с вами.
«Он играет с нею, — думал Джек Кэррол. — Он сумел убедить всех в том, что безумен. Так и есть, но он безумен, как лисица. Получи мы хоть какие-то намеки на то, кем он считает себя в прошлых жизнях, мы смогли бы начать примерять к нему жертв».
— Вы видели себя и в других прежних жизнях? — спросила доктор Штейн.
— Я видел лица и ощущал, что был рыцарем во времена короля Артура, жил в Египте во время Римской оккупации и был министром в Германии шестнадцатого века, но все эти жизни лишены подробностей. Наверняка это означает, что несправедливо оборванной была только жизнь Саймона Гиннеса.
Уильям Кёниг мысленно улыбнулся. Он ясно помнил все прежние жизни, и каждый человек, который несправедливо обидел его в этих жизнях, уже понес наказание. Кроме женщины, которую они называют Эмили Уинтерс. Но он знает, где найти ее нынешней ночью. Когда его навестил в тюрьме двоюродный брат, Кёниг сказал, что хочет написать Эмили письмо с извинениями. Брат отправился узнавать и выяснил, что она заканчивает свой юридический факультет, по-прежнему работает в ресторане и все еще живет у Адамсонов.
Уильям чувствовал на себе изучающий взгляд доктора Штейн. Взгляд Джека Кэррола всегда отличался бесстрастностью, но Кёниг знал: под его мягкой внешностью кипит ярость. Кэррол жаждал ответов. Интересно, попросит ли он доктора Штейн задать традиционные вопросы:
— Вы имеете какое-то отношение к пожару в Роуздейле восемь лет назад, при котором погибла пожилая женщина?
— Пять лет назад человека с вашей внешностью видели выходящим из кинотеатра «Йорк» в Мамаронеке. Позднее билетный кассир этого кинотеатра был найден убитым. Вы встречались с этим кассиром в другой жизни?
— Называли ли вы себя когда-нибудь Сэмюэлем Эсингером и назначали ли под этим именем встречу с Джеффри Лейн, агентом по недвижимости в Райе?
Старуха была ведьмой из Салема. В кассире он узнал пирата, который бросил его на произвол судьбы в 1603 году. Лейн был его младшим братом в Глазго и в 1790 году убил его ради поместья.
Доктор Штейн чувствовала разочарование Кэррола. Как он пояснил: «Некто, совпадающий по общему описанию с Кёнигом, был замечен поблизости от мест, где произошли убийства абсолютно не связанных друг с другом людей. Я отказываюсь считать это простым совпадением».
«Общее описание, — подумала доктор. — Это выражение отлично ему подходит. Средний рост, среднее телосложение, обычные черты лица, светло-каштановые волосы». Как заметил Кэррол, очки, парик, шапка и даже лыжная шапочка способны кардинально изменить внешность Кёнига. Только глаза у него интересные: бледно-голубые, почти бесцветные. И он силен. На шее и руках переплетаются жгуты мышц. Он тренируется в камере по нескольку часов в день. Судя по его досье, его отец и мать были угрюмыми и вели затворнический образ жизни. Когда Кёниг рос, другие дети отказывались играть с ним. Когда он оказывался поблизости, часто случались всякие неприятности. Он ходил в среднюю школу в Уайт-Плейнс, и одноклассники считали его странным.
Уильям окончил среднюю школу, покинул округ Уэстчестер и дрейфовал с одной работы на другую, по всей стране. Отзывы говорили о его высоком интеллекте, но также и об отсутствии способности контролировать себя. Несколько вспышек насилия, обращенных на сотрудников, заканчивались для Кёнига непродолжительным пребыванием в психиатрических лечебницах. Он вернулся в Уайт-Плейнс бомбой замедленного действия, готовой взорваться. И взорвался в ту ночь, когда напал на Эмили Уинтерс.
Доктор Штейн отметила, что Уильям был ненасытным читателем. Несколько психиатров полагали, что Саймон Гиннес, которым, по заявлению Кёнига, он являлся в прошлой жизни, — вымышленный персонаж, о котором он читал. Но, за исключением помощника окружного прокурора Кэррола, никто не верил, что Кёниг — серийный убийца.
Доктор Штейн ясно понимала, что сегодня из Кёнига не выудить ничего полезного. Не менее ясным было и то, что он сознательно изводил Кэррола.
— Уильям, наше время уже истекло, — сказала доктор Штейн. — Мы с вами увидимся в четверг.
— Буду с нетерпением ждать. Вы были очень любезны. Кто знает, может, в другом воплощении мы с вами дружили… Я попробую выяснить, правда ли это. Хотелось бы, чтобы и вы попробовали.
— Как дела у Эмили Уинтерс? — спросила доктор Штейн Джека, когда Кёнига уже увели.
— Она несколько раз ходила на консультации, но, мне кажется, ей следует ходить регулярно. Недавно она сделала нечто опасное — по крайней мере, на мой взгляд, — отправилась к парапсихологу и сама испробовала регрессионную психотерапию.
— Она хотела проверить, действительно ли была некогда Кейт Фэллоу?
— Да.
— В подобных воспоминаниях большую роль играет сила внушения.
— Она не вспомнила Кейт Фэллоу. Но говорит, что у нее есть лента с описанием жизни, о которой она рассказала под гипнозом. Она жила на Юге во время Гражданской войны.