е!
Я молчал.
— Истинная ценность находки Биррела состоит в объяснении нескольких загадочных фактов, — продолжал Финбоу. — Теперь мы знаем, почему пропали судовой журнал и вымпел. Уверен, что судовой журнал был использован — как я и предполагал на поле для крикета — для того, чтобы отвлечь Роджера. Кроме того, это подходящий груз. Вымпелом оказалось очень удобно привязать журнал к пистолету — как вы помните, он лежал на той же полке.
— Теперь понятен и смысл того, что никто не признался, когда в обмен вы пообещали молчание. Очевидно, преступник — не важно кто — рассчитывал, что смерть будет признана самоубийством, и не собирался раскрывать себя.
Мы сошли в Поттер-Хейгеме и медленно двинулись назад, через широко раскинувшуюся деревню и поля. Я очень страдал — все-таки это убийство и развязка еще не наступила. Когда мы приближались к бунгало, Финбоу тихо сказал:
— Я собираюсь сообщить всей компании, что верю в версию Биррела. Вы должны сделать вид, будто вас тоже убедили. Притворитесь, Йен, постарайтесь быть нормальным и счастливым, как если бы это было самоубийство.
Я пообещал, хотя еще никогда в жизни не испытывал такого отвращения к притворству.
Финбоу вышел в сад, где собрались остальные; в компании царила напряженная атмосфера. Филипп и Тоня лежали на траве, повернувшись друг к другу; Эвис и Кристофер тихо сидели в шезлонгах. Уильям расположился в кресле-качалке, углубившись в книгу. Однако когда мы с Финбоу заняли свои места, стало ясно, что всем не терпится задать нам вопрос, который не давал им покоя с той секунды, когда Алоиз Биррел объявил о начале поисков.
Однако привычка скрывать свой интерес к тому, что тебя действительно волнует, оказалась очень сильна; кроме того, все чувствовали, что было бы неразумно демонстрировать свое любопытство. Поэтому все пятеро вежливо слушали, как Финбоу рассуждает о достоинствах и недостатках английских железных дорог по сравнению с немецкой железнодорожной сетью местного сообщения. Кристофер и Уильям высказали свое мнение относительно железных дорог разных стран.
Наконец Филипп не выдержал:
— Финбоу, а что там насчет пистолета?
— Ах да, — спокойно ответил Финбоу, опуская взгляд на лежащего на траве молодого человека. — Алоиз Биррел его нашел.
— Неужели? — пробормотал Кристофер.
— Да, — подтвердил Финбоу. — Нашел. В полумиле от Хорнинга. К пистолету при помощи шнуров от вымпела был привязан судовой журнал. Все согласились, что Роджер застрелился, предварительно привязав судовой журнал к пистолету, чтобы тот упал за борт, — так что все выглядело как убийство. Биррел объяснил Скотленд-Ярду, что это всего лишь довольно необычное самоубийство.
На секунду все замолкли. Потом Эвис тихо вздохнула и ее бледное лицо расплылось в улыбке. Филипп с Тоней обнялись, и их губы слились в долгом, страстном поцелуе. Кристофер с довольным видом оглянулся и дотронулся до руки Эвис. Уильям разразился резким, язвительным смехом.
— Милая шутка, — сказал он. — Все подозревают друг друга, а этот проклятый идиот застрелил себя сам.
— Да, забавно, — согласился Финбоу.
— Убедились, что я не убивал Роджера? — прибавил Уильям. — Ведь вы подозревали меня, да?
Финбоу улыбнулся:
— Собственно говоря, я всегда знал, что это не вы.
— Я вам не верю. — Уильям рассмеялся. — Откуда вы могли знать?
— Возможно, когда-нибудь расскажу. Все дело в том, что вы довольно агрессивный молодой человек.
Весь этот жуткий фарс был для меня настоящей пыткой. Омерзительно было сидеть здесь и слушать, как Финбоу рассказывает всем, что причин для беспокойства больше нет. Мне приходилось изображать спокойствие, понимая, что скоро станет известно имя убийцы. Мои мысли прервал низкий голос Эвис:
— Хорошо опять чувствовать себя свободной. Последние несколько дней… Боже, мне кажется, я постарела на десять лет!
— Да, было не очень приятно, — признался Кристофер.
— Не хотелось бы пережить такое еще раз, — сказала Тоня, обращая к нам раскрасневшееся лицо.
Все дружно согласились, и я почувствовал жалость ко всем пятерым, и особенно к одному, который еще несколько часов будет пребывать в блаженном неведении.
— Идея! — воскликнул Филипп. — Давайте расскажем миссис Тафтс.
Позвали экономку, и через несколько минут она появилась — неохотно, с неодобрительной миной на лице.
— Миссис Тафтс, вам будет приятно услышать, что ни один из нас не совершал убийства, — сообщил Филипп.
— Кто это сказал? — с подозрением спросила экономка.
— Сержант Биррел, — ответил Филипп.
Лицо миссис Тафтс немного смягчилось.
— Ну, если так… Он умный человек, сержант Биррел, и джентльмен, чего нельзя сказать о многих других, которые называют себя джентльменами.
Она бросила взгляд в мою сторону; похоже, миссис Тафтс меня глубоко презирала, причем независимо от того, совершил я убийство или нет.
— Что ж, раз никто из вас этого не делал, — сказала миссис Тафтс, — вам больше нет нужды здесь оставаться. Когда вы уезжаете?
— Немедленно, — буркнула Эвис.
— Вечером, — сказал Уильям.
— Мы должны здесь переночевать, — запротестовал Филипп. — Просто для того, чтобы показать, что мы снова друзья и когда-нибудь опять соберемся вместе, чтобы приятно провести время.
— Хорошая идея, — одобрил Кристофер. — Мы останемся до завтрашнего вечера или послезавтрашнего утра, миссис Тафтс.
— Хм! — буркнула экономка.
Вторая половина дня стала для меня серьезным испытанием. На компанию периодически накатывали приступы ребячливой радости, как у людей, которые считают, что должны добросовестно отпраздновать важное событие. Наблюдая за ними, Финбоу бесстрастно заметил:
— Забавно, что обычаи определяют, как все должны вести себя под влиянием сильных чувств. Посмотрите, как все они стараются быть веселыми — просто потому, что с детства привыкли думать, что обязаны веселиться, избавившись от волнений. Хотя нормальная реакция на избавление от сильного стресса — это апатия и усталость.
— Как вы можете рассматривать их, словно насекомых? — с горечью спросил я.
Финбоу улыбнулся.
Он сидел рядом со мной и курил, а остальные, немного поплавав в реке, нежились на солнце в купальных костюмах. Белокожая Эвис выглядела хрупкой и томной. Руки и ноги Тони были позолочены средиземноморским солнцем; они с Филиппом обнимались и возились в воде. Эвис и Тоня так хороши, подумал я, что пожилому человеку просто неприлично наблюдать за ними. Тем не менее одна из них хладнокровно убила человека.
До меня донесся ровный и доброжелательный голос Финбоу:
— История Тони и Роджера довольно любопытна. Разумеется, она принадлежит к тому типу девушек, которые довольно легко влюбляются — причем страстно. Теперь она без ума от Филиппа. Но я рискну предположить, что два года назад Тоня испытывала сильные чувства к Роджеру Любопытно, как она воспринимает это теперь. Изо всех сил старается скрыть, что они вообще были знакомы.
— Потому что это было опасно, — вставил я.
— Нет. В основном для того, чтобы Филипп ни о чем не догадался, — возразил Финбоу. — И это очень интересный факт.
— Для молодой женщины естественно скрывать прежние романы от любовника, — ответил я, не понимая, куда клонит Финбоу.
Он усмехнулся:
— Готов поспорить, что Тоня рассказала Филиппу обо всех своих увлечениях — кроме этого. Она явно гордится мужчинами, которые были влюблены в нее.
— Тогда почему она скрывала роман с Роджером? Разве что планировала убить его.
— Потому что хотела сохранить любовь Филиппа и не желала, чтобы он видел ее в обществе человека, который без долгих раздумий ее бросил. Вспомните, что Роджер, живя с Тоней, регулярно делал предложения Эвис. И Тоня знала, что он любит Эвис. Именно этого она не могла простить. И позволить, чтобы Филипп узнал, — спокойно ответил Финбоу.
— Какое это имеет значение, если он ее любит?
— Вероятно, Тоня руководствовалась — сама этого не сознавая — разумным предположением, что наши привязанности воздействуют на окружающих. Нередко мужчине нравится женщина просто потому, что она нравится другим; точно так же даже страстно влюбленный попадает под влияние других мужчин, если им женщина не кажется привлекательной. Поэтому, узнай Филипп, что Роджер любит Эвис, но абсолютно безразличен к Тоне, его страсть могла бы сильно померкнуть. Мы до нелепости чувствительны к суждению других людей — но тут ничего не поделаешь. Никто не обладает достаточной уверенностью в себе, чтобы не обращать внимания на мнение толпы — или завистника!
— В ваших рассуждениях есть рациональное зерно, — согласился я и посмотрел на Эвис и Тоню, стоявших рядом на солнце.
Каждый молодой человек, которого одаривали любовью эти девушки, мог считать себя счастливцем. И тем не менее…
— Наверное, вы обратили на это внимание, когда вчера ночью слушали разговор Тони с Филиппом, — задумчиво заметил Финбоу. — Она не очень боялась обвинения в убийстве; гораздо больше ее страшила мысль, что Филипп узнает от других, как ее бросил Роджер. Помните, как Тоня настаивала, что устала от Роджера и бросила его. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Филипп поверил в это. Вот почему она увела его той ночью, предалась с ним любви и рассказала историю, которую ей очень хотелось выдать за правду. Вот, собственно, причина ее ненависти к Эвис — каждый раз, когда видит ее, Тоня вспоминает о своей растоптанной гордости.
Я посмотрел в продолговатое лицо Финбоу:
— Довольно убедительно и остроумно. Но что это доказывает?
— Это доказывает, что для Тони мертвый Роджер гораздо опаснее живого. После его смерти роман с ней станет достоянием гласности, а живой Роджер, все еще надеясь жениться на Эвис, постарается скрыть, что жил с Тоней, одновременно делая предложения Эвис.
— Вы хотите сказать, — я был охвачен ужасом, — что не считаете Тоню убийцей?
— Разумеется, нет, — спокойно ответил Финбоу. — Мне казалось, вы должны были убедиться в ее невиновности в ту минуту, когда мы нашли пистолет.