Тимбрук откликнулся не сразу. Мауре пришлось позвонить трижды. «Специально тянет, — решила констебль Рамсден, — ведь я звонила и сообщила, что выезжаю». Художник даже не открыл дверь, а как-то странно вывернул ее и прислонился к косяку. Можно было подумать, что он внезапно заболел. Некоторое время Тимбрук мрачно разглядывал ее глаза, лицо, шею и вдруг улыбнулся. Маура его мгновенно невзлюбила.
— Вы определенно не старший инспектор, — сказал Тимбрук. — Старший инспектор должен быть выше и солиднее.
— Я детектив Рамсден. Старший инспектор Хэлфорд сейчас занят другими делами. — Она показала свое удостоверение. — Я могу войти?
— О, пожалуйста. Действительно, здесь не самое удобное место для разговоров. — Он показал ей свои забинтованные пальцы. — Видите? Когда я порезал последний, десятый палец, то решил, что на сегодня пора кончать. Мизинец мне жалко больше других. Им я обычно пробую, не слишком ли горячий кофе, а то, знаете ли, желудок. А вообще это у меня вроде жертвоприношения — я даю Богам свою кровь, а они мне даруют цвет и свет.
Конечно, Мауре следовало скрывать свои чувства, но это было выше ее сил. Тимбрук неожиданно улыбнулся и посторонился.
— Боже мой, детектив, вы уже меня ненавидите. Между прочим, давать мне об этом знать — не очень профессионально. А с другой стороны, такая искренность в полицейском подкупает. Уверен, мы подружимся. Входите.
Она пошла вперед, но на пороге комнаты внезапно остановилась. Маура была уверена, что если бы ее зубы сейчас не были крепко стиснуты, то нижняя челюсть обязательно бы отвисла. Все пространство в доме занимала мастерская. Где-то в углу помещалась маленькая кухня и у дальней стены место для сна. Но не это, конечно, поразило Мауру, а цвет, вернее цвета. Все стены и большую часть пола занимали витражи. Они свисали даже с потолка. Проникающий из окна зимний свет создавал на белых стенах комнаты настоящую фантасмагорию красок — светло-вишневая, изумрудная, сапфировая… Потрясающе!
— Забавно, не правда ли? Даже меня это иногда поражает, — тихо сказал Тимбрук.
Маура инстинктивно сделала шаг назад. С этим художником еще надо разобраться: непростой это человек.
У длинной западной стены она вдруг увидела что-то знакомое. К деревянной раме был прислонен витраж церкви св. Мартина. Разумеется, это был новый витраж, плод мастерства Тимбрука. Старый она в последний раз видела в церкви, прямо перед ним покончил собой Том Грейсон: тело, распростертое под алтарем, и цветные стеклышки, покрывающие его, как конфетти. И вот теперь этот витраж стоял здесь в полном порядке. Богоматерь и младенец Христос, тогда разделенные пулей, блаженно глядели друг на друга.
Маура была в восторге.
— Это феноменально! И живопись, и цвета… Я бы не смогла отличить этот витраж от прежнего.
Тимбрук прищелкнул языком.
— Значит, стоило постараться, как вы считаете?
Маура оглядела комнату. Верстаки покрывали кусочки цветного стекла. Они были похожи на детали детских головоломок. На небольшом столике лежали яркие, наполовину законченные наброски, выполненные цветными карандашами. Кругом кисти, краски и прочее. Восточную стену занимали большие стекла и ящики с графитом. В углу располагались две небольшие печи для обжига.
— Ваши работы чудесные, — произнесла Маура, поворачиваясь к нему. — Вы делаете несколько вещей одновременно?
Тимбрук посмотрел на нее с притворным ужасом.
— Несколько одновременно? Мой дорогой детектив, разве у меня конвейер? Я же творю. Мои глаза и руки получают это прямо от Господа.
Тимбрук поднял руку с забинтованными пальцами. В этот момент он был похож на актера, пытающегося спасти своей игрой очень плохую пьесу. Наклонив голову, Кристиан смотрел на Мауру с такой тревогой, что та громко рассмеялась. Его лицо смягчилось, голубые глаза блеснули.
— Детектив Рамсден изволили рассмеяться. Может быть, они также и присядут.
Он указал на единственный приличный предмет мебели, массивный плюшевый диван. На нем вполне могли усесться семеро и не меньше троих лечь спать. Перед диваном стоял железный стол, ширины которого хватало только на то, чтобы там разместились грязная чашка с блюдцем.
Маура села на край дивана и извлекла ручку с блокнотом. Сейчас она немного расслабилась, но этот человек, с которым предстояло беседовать, ее настораживал. Тимбрук легко опустился рядом, вытянул ноги под стол и начал тихонько покачивать его тонкую ножку.
— Итак, детектив, я полагаю, вы хотите знать о моих передвижениях в то утро, когда Лизы не стало.
Она раскрыла блокнот и отбросила за ухо прядь волос.
— Скажем, с девяти и до полудня.
— Это для меня не вопрос. Я в точности помню, чем занимался. Собственно говоря, тут и забыть нечего. Я был здесь, как, впрочем, и каждое утро. Большую часть работы я выполняю до двух — в это время самое хорошее освещение. И даже, если оно не особенно необходимо для работы, все равно солнце меня вдохновляет. Раньше восьми я не встаю — вернее, такое бывает, но редко, и обычно начинаю работать в девять. Именно так все было и в ту субботу. Я работал не переставая до одиннадцати тридцати, а затем сделал перерыв. Собирался уже выйти — надо было кое-что купить, — но тут позвонила Хелен Пейн с сообщением о смерти Лизы, и я никуда не пошел.
— Во сколько она позвонила?
— О… наверное, где-то около полудня.
— И что она вам сообщила?
— Что ей позвонила Гейл Грейсон и сказала, что Лиза попала в аварию на велосипеде и погибла. Сломала шею. Ну а потом пошли всякие «охи» и «ахи». Вот и все.
Маура внимательно посмотрела на него.
— Что за «охи» и «ахи»?
Кристиан пригладил волосы.
— О, ну всякое такое: она не может в это поверить; только вчера, в пятницу, она видела Лизу; что же будут делать бедные Эдгар и Брайан. Ну, в общем, все в таком вот духе.
— Мисс Пейн сказала, что Лиза сломала себе шею?
— Она пересказала слова Гейл. А откуда та об этом узнала, понятия не имею. Я ничего не уточнял. Авария с велосипедом, сломанная шея. Мне это без разницы.
— А не считая телефонного звонка мисс Пейн, кто-нибудь еще в субботу утром видел вас или говорил с вами?
— Нет. Кроме Хелен, меня никто не беспокоил. И в этом нет ничего необычного. Большинство соседей вокруг знают, что до двух мне звонить нельзя. Я вообще могу за целый день не встретиться ни с одним человеком.
Маура глубже погрузилась в диван и посмотрела на свои записи.
— Каким транспортом вы пользуетесь, мистер Тимбрук?
— Вы имеете в виду автомобиль? У меня микроавтобус. «Лейланд», 1985 года. Удобная машина.
— Она вас устраивает?
— Не всегда. Для перевозки витражей я нанимаю небольшой грузовик.
— А здесь, в Фезербридже, чем вы пользуетесь?
— В основном ногами. Велосипеда у меня нет, если вы это имеете в виду.
— Насколько хорошо вы были знакомы с Лизой Стилвелл?
— Достаточно хорошо, чтобы не заниматься с ней сексом.
Маура бросила на него усталый взгляд.
— Не поняла.
Он скрестил на груди руки.
— Был период, когда ей очень хотелось переспать со мной. Но, уважаемый детектив, городок этот очень маленький, а Лизу здесь знают все. Она вообразила, что полюбила во мне душу пилигрима. Пару раз мы с ней выезжали кое-куда: на пикник в Петерсфилд, один раз в кино, в Саутгемптон. Но ей хотелось «отношений». О Господи, вам просто надо было ее знать! Она была такая юная. — Он пожал плечами. — У меня хватило ума остановиться.
— Когда происходили эти свидания?
— Где-то в сентябре. Могу сказать точнее: в первую и вторую субботу сентября. Вначале был пикник — мы выезжали на природу. Вряд ли я смогу найти сейчас это место. А в следующую субботу ходили в кинотеатр повторного фильма, смотрели «Войну супругов Роуз».
— Вот как?
— Да. Фильм, конечно, вполне в моем духе, но ей, я думаю, вряд ли понравился. Очень уж она была романтичная.
— А кто-нибудь знал о ваших встречах?
— Не думаю. Лиза очень не хотела этого. «Боюсь, папочка бы наших встреч не одобрил», — говорила она.
Кристиан снова принялся покачивать столик. Маура потянулась и переставила чашку с блюдцем на пол.
— Мистер Тимбрук, похоже, смерть Лизы вас не очень удивила?
Он только усмехнулся.
— Браво, детектив! Ну, конечно, это я убил Лизу. А как же могло быть иначе? Извините, но в этом направлении ничего путного вы не добьетесь. Лиза искала любовника. И могу поспорить, что нашла. Причем любовника и убийцу одновременно. Как говорится, в одном флаконе.
Неожиданно он сделал резкое движение ногой, и столик опрокинулся. Маура бесстрастно за ним наблюдала и тут же задала вопрос:
— И кто же, по-вашему, мог быть этим любовником?
Несколько мгновений Тимбрук сидел тихо, изучая грязь на ножках стола. Затем его губы сложились в улыбку. Он потянулся за чашкой, которую Маура поставила у своих ног, и сокрушенно выдохнул:
— Не знаю. Можете мне не верить, это ваше право, но я действительно хочу вам помочь. Чем могу. Разумеется, никакой радости от смерти Лизы я не испытываю. Просто я ко всему подхожу философски. Это мне очень помогает. А теперь, детектив Рамсден, я собираюсь заварить отличный чай на травах. Вас включить в список приглашенных на чаепитие?
С блокнотом в руке Маура последовала за ним на кухню. От остальной части комнаты кухню отделял только низкий прилавок. На нем Тимбрук и готовил пищу, а потом и ел. Маура вытащила из-под прилавка стул и села. Мельком взглянула на рабочую поверхность прилавка, и у нее перехватило дыхание.
Это нечто совершенно необычное. Из кусков кафеля и стекла — некоторые из них не больше полутора миллиметров — в духе византийской мозаики была сложена картина, изображавшая умирающего Христа. У подножия креста его оплакивали две женщины в свободных голубых одеяниях. Для слез использовались маленькие кусочки слюды.
— Как прекрасно! — выдохнула Маура. — И вы что, режете на этом салат?
— Что? — Тимбрук обернулся к ней. — А, это. Нет, конечно. — Костяшками пальцев он постучал по прилавку. — Плексиглас. Предохраняет произведение искусства. Так, давайте посмотрим: сегодня у меня цветки липы и фенхель. Что вы выбираете?