— Вы, конечно, понимаете, — продолжил Хэлфорд, — наш визит к вам связан с Лизой Стилвелл. Мы опрашиваем всех, кто хорошо ее знал, для того, чтобы выяснить, каким человеком она была.
— Да, да, конечно. Зная жертву, можно понять преступление.
— Что вы сказали?
— Да я где-то вычитал это. Наверное, у Агаты Кристи, не помню. Помню только, там развивалась теория о том, что мотивы, которыми руководствуется убийца, определяются личностью самой жертвы. Что-то в этом роде. А разве настоящие детективы — не в книжках, а в жизни — так не считают?
Улыбка, которую изобразил на своем лице Хэлфорд, должна была раздражать, но Карт подозревал, что старший инспектор знал об этом и, возможно, долго практиковался перед зеркалом.
— Мы согласны, что так иногда бывает, мистер Карт, но не обязательно. Вот, например, мисс Стилвелл. Если она знала убийцу, то такое вполне возможно. Но если это убийство случайное, как считает большинство ваших прихожан, тогда — нет.
— Они так говорили вам, что это случайное убийство? — Карт усмехнулся. — Боюсь, старший инспектор, она сказали так из вежливости.
— Вот как?
— Я не хочу сказать, что они подозревают здесь любого. Нет. Вам доводилось жить в маленьком городе? А вам? — Карт выпустил струю дыма и обратился к Мауре. — Я тоже вырос в большом городе, но имею достаточный опыт приходского священника. И знаю, что жители таких мест не верят в случайности, наверное, еще со времен язычества. Это что-то даже параноидальное, но… я даже не знаю… Мои прихожане считают — не считают даже, а подсознательно чувствуют, — что если произошло нечто плохое, значит, оно непременно связано с дьяволом. Это сидит у них внутри, и они в это верят. — Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил вверх кольца дыма. — Конечно, я здесь всего лишь несколько лет. Может быть, до смерти Тома все было иначе.
Он хотел сказать «до того, как Том себя убил», но решил — как, впрочем, и почти каждый в Фезербридже, — что эвфемизм здесь более уместен. А собственно, почему? Самоубийство Тома не тема, которую надо трепетно обходить. Во всяком случае, не для него. И Карт сомневался, чтобы кто-то в Фезербридже думал иначе, за исключением Гейл. То, что Грейсон кого-то убил, установленный факт, и это было отвратительно само по себе. Но данный факт еще наслаивался на слухи о деятельности группы, в которую он входил. Карту даже думать о Томе не хотелось. Он сделал еще одну сильную затяжку так, что заболело в легких.
— А вы были близки со своим кузеном? — Хэлфорд спросил, намеренно понизив голос.
— Думаю, не очень. Я вырос в пригороде Лондона, в Грейвсленде, и наши семьи встречались примерно раз в два года. Мы приезжали сюда несколько раз, но нечасто. Мой отец был священником, отец Тома — учителем. И не то что наш образ жизни очень уж отличался от их. Просто мы редко встречались. И поэтому были такие отношения — на расстоянии. Дедушка Тома и моя бабушка были родными братом и сестрой. Даже не знаю почему, но очень близки мы никогда не были.
— А как получилось, что вы приехали жить сюда, именно в Фезербридж?
Карт пожалел, что так быстро выкурил сигарету. А начинать сразу вторую побоялся: подумают, что он нервничает.
— Здесь открылась вакансия, и мой отец решил, что для меня будет полезно приобрести опыт, поработав некоторое время в таком старом маленьком городе. Он нажал на кое-какие пружины. — Карт поморщился, разглаживая складки на своих брюках. — Не такие уж мощные пружины, но достаточные, чтобы я получил это место.
— Видимо, вы были довольно послушным сыном.
Выражение лица у Хэлфорда изменилось: уже не такое любезное, как секунду назад. А может быть, это все игра света. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Карт взял абажур и попытался повернуть лампу на кого-нибудь из гостей, но тот покачался немного, и свет снова зафиксировался на нем.
— Послушным? Пожалуй. Да ведь я давно хотел стать священником. Но это не было единственной причиной, почему я согласился. Тут дело еще в ребенке.
— Ребенке?
— Кэти Пру. Вы можете, конечно, верить или не верить, это зависит от того, насколько вы циничны, но я действительно оказался здесь из-за Кэти Пру… и, конечно, из-за Гейл тоже. Когда я узнал, что Гейл не намерена возвращаться в Штаты, то решил приехать сюда. Тем более что была вакансия. — Внезапно он замолк, подумав, что сказал слишком много.
Хэлфорд посмотрел на него с вежливым скептицизмом.
— А насколько близко вы были знакомы с миссис Грейсон до того, как приехали сюда?
— Не очень. При жизни Тома я с Гейл встречался только дважды. Первый раз, когда они поженились и приезжали к нам в гости, а второй раз, когда я обедал с Томом и Гейл в Лондоне.
— Решив стать викарием в Фезербридже с тем, чтобы опекать семью покойного кузена, разве вы не рисковали? Ведь вы плохо знали его жену. Она могла не пожелать иметь что-то общее с родней мужа.
— Тогда бы, я думаю, она вернулась домой. Не знаю точно, почему она этого не сделала, но это так. Но я должен сказать правду: в нашей родне никто не захотел иметь с ней дело. Я единственный, кто видел Кэти Пру. Мой отец, возможно, пожелал бы, но он умер за несколько месяцев до ее рождения. — Карт взял пачку и достал сигарету. — В падении Тома семья обвиняет Гейл.
— Неужели? — в первый раз голос подала детектив Рамсден. — А почему так?
— Я думаю, это вполне нормальная реакция. Никому не хочется думать, что в их милой уютной семейке есть дурное семя и вообще что-то, отклоняющееся от нормы. Много проще обвинить в этом кого-то со стороны.
Хэлфорд подался вперед, и Карт на мгновение подумал, что инспектор собирается дать ему прикурить. Но тот неожиданно взял пачку с коленей Карта и принялся задумчиво вертеть ее в руках, постукивая пальцем по целлофану. Карт взял со стола коробку спичек, зажег одну и поднес к своей сигарете. Молчание затянулось, но на то Карт и был викарием, чтобы научиться пережидать молчание.
В конце концов Хэлфорд заговорил первым.
— В кого была влюблена Лиза?
После сильной затяжки Карт закашлялся.
— Не думаю, чтобы Лиза была в кого-нибудь «влюблена», как вы выразились. Во всяком случае, мне об этом не известно. Увлечение — возможно, ведь Лиза была молода. Но не любовь. — Он уверенно покачал головой. — Насколько я знаю, нет.
— А вы достаточно хорошо осведомлены о делах молодежи, которая посещает вашу церковь?
— Скорее да, чем нет. В конце концов ко мне приходят их родители за советом. Но обычно после того, как случится какая-нибудь неприятность.
— А мистер Стилвелл заходил посоветоваться с вами насчет Лизы?
— О нет! С Лизой никаких неприятностей не случалось. Гейл однажды говорила со мной о ней, но, уверяю вас, ничего особенного.
— О чем шла речь?
— О Кристиане Тимбруке. Но там ничего не было — обычное увлечение девочки.
— Тимбрук гораздо ее старше.
— Для серьезных отношений, пожалуй, но, как я уже сказал, это все было несерьезно. Просто богемного вида художник с длинными волосами вскружил Лизе голову. Через такие увлечения, по-моему, проходят многие девушки.
— Но… если она увлеклась одним мужчиной старше себя, то, возможно, были и другие.
Карт потянулся, взял сигареты из рук Хэлфорда и положил пачку на стол.
— Мистер Хэлфорд, я ведь еще вчера вечером сказал вам, что понятия не имею, кто такой «м-р Э». А теперь прошу меня извинить. Мне надо готовиться к панихиде по Лизе. Она состоится завтра, и…
— Да, мы знаем. Вам, конечно, многое нужно сделать. — Хэлфорд встал и вернул кресло на прежнее место у стола. Затем снова повернулся к Карту и оправил пиджак. — Мне хотелось, чтобы вы поняли одну вещь, мистер Карт. Все вокруг только и говорят, как мила и добра Лиза. Но я был у нее в доме, видел ее комнату, ее одежду, ее косметику, и все это беспокоит меня. Рядом с ней жили отец и брат. Они жили, как монахи. Я все еще надеюсь, что хоть кто-нибудь каким-нибудь образом объяснит мне это.
Карт ничего не ответил. Он подал детективу Рамсден пальто и помог ей одеться. Аромат ее духов волновал преподобного теперь уже не так, как в начале беседы.
В этот вечер Хэлфорд ужинал в одиночестве. Мауре из Винчестера позвонил Джеффри Берк и взмолился, чтобы она взяла краткий отпуск и уважила мужа — провела с ним перед Рождеством хотя бы один вечер. Хэлфорд отпустил ее без всяких разговоров. Она, конечно, извинялась, говорила, что ей перед Даниелом неудобно, но он и слушать не хотел, заверив, что пусть едет спокойно и отдыхает. А если суждено здесь случиться чему-нибудь экстраординарному, то уж никак не в эту ночь.
Бейлор тоже уехал по делам в Портсмут. Так что, подлив в кофе свежих сливок и нагрузившись бутербродами с холодным мясом, Хэлфорд прошествовал наверх к себе в комнату, подмигнув по дороге маленькой рождественской елочке на стойке портье. За окнами вдоль Главной улицы носился ветер, раскачивая висячую вывеску паба. Хэлфорд поставил поднос на кровать и задернул тяжелые портьеры.
В комнате было как-то противно тихо. Хэлфорду даже понравилось, что пружины матраца скрипнули, когда он сел на кровать.
Бутерброды были вкусные, кофе тоже ничего. Через несколько секунд после того, как он про жевал последний кусок, Хэлфорд забыл, что вообще ел. Он размышлял. Он вспомнил молодую девушку с тоненькой струйкой крови, сочащейся изо рта, вспомнил морозное субботнее утро пять дней назад, когда она поехала на велосипеде по этому пустынному шоссе и встретилась с убийцей.
Джереми Карт сказал, что жители Фезербриджа не верят в случайности. Хэлфорд тоже. По крайней мере не в деле Лизы Стилвелл.
И похоже, в смерти своей была виновата она сама. Берил Лемпсон нарисовала довольно непривлекательный портрет. Согласно ему, Лиза была беспокойная, надоедливая, во все вмешивающаяся. Она являлась чем-то вроде передатчика разнообразных, чаще всего деструктивных фезербриджских слухов и сплетен.
Если то, что сказала Берил Лемпсон, правда, то маленькая Лиза — просто молодая сплетница. Но это сейчас. А через сорок лет она бы носила вышитые носовые платочки и брала чашку, не снимая перчатки. Она бы превратилась в старую деву с дрянным характером, наглухо запершуюся в своем времени.