— Когда вы в последний раз видели это письмо?
— Я положила его вместе с конвертом в ту же самую коробку. В моем гардеробе, в верхнем ящике справа.
— Вы не будете против, если мы взглянем на эту коробку?
— Я не против, если на это взглянет детектив Рамсден.
Хэлфорд улыбнулся.
— Вполне разумно. — Он встал. — Если вам что-то понадобится, звоните в полицейский участок Фезербриджа. Скорее всего пару дней мы еще там пробудем.
Он сделал паузу и посмотрел на ее правую руку.
— Спасибо, Гейл… и проследите, чтобы Кэти Пру оставила мне что-нибудь из тех рождественских сладостей, которыми ее угостили.
Маленькие черные значки на белом экране компьютера. Они должны складываться в слова, предложения… а как же иначе. Гриссом рассеянно тыкал пальцем в клавиши. Рядом с клавиатурой лежала ручка. Он швырнул ее через комнату. Будь оно все проклято! Пропади оно все пропадом! Он не знал, что говорить. Он не знал, что писать.
— Какой я к черту специалист по некрологам! — почти завопил он.
Было уже девять часов, и в редакции сейчас был он один. Голос его звучал в пустой комнате, как вой голодных волков в поле. Он глубоко вздохнул и завопил опять:
— Так не должно быть! Не должно!
— Вы совершенно правы, мистер Гриссом, — произнес приглушенный мужской голос за его спиной.
Гриссом рывком выключил компьютер и развернулся на стуле, встретившись лицом к лицу с двумя детективами.
— Вы, видимо, пришли с обыском. Прекрасно. Начинайте. Я вам мешать не буду.
Детектив Рамсден подошла к окну и посмотрела на Главную улицу. Она была пустынна. Хэлфорд выдвинул стул и сел за ближайшим столом. С тоской и горечью Бобби вспомнил, что именно здесь сидела Джилл, когда они обсуждали ее отца.
Хэлфорд придвинул стул ближе к Гриссому.
— Я очень сожалею, — произнес он. — Действительно сожалею.
Гриссом хрустнул пальцами.
— Да, охотно верю. А я вот сижу здесь, пытаюсь сочинить статью. Как вам нравится заголовок: «Молодая девушка, пытаясь спасти отца от разоблачения, кончает жизнь самоубийством» или «Спасая дорогого папочку, дочь стреляет себе в голову». Пожалуй, я остановлюсь на втором варианте. Читателю надо сразу дать образ, как любил повторять великий редактор Айвори.
— Вы будете выпускать следующий номер?
Гриссом фыркнул.
— Конечно. Это моя святая обязанность. Пусть мир перевернется вверх тормашками, но читатели вовремя должны получить все новости. К тому же эта история обещает быть сенсационной. Возможно, на этом я даже сделаю свою чертову карьеру.
Хэлфорд молчал. Маура задумчиво рассматривала рисунок на шторах.
— Надо понимать так, — наконец произнес Хэлфорд, — что Джилл была вашей девушкой.
Гриссом трогал то одну, то другую клавишу компьютера.
— Нет. Мне хотелось, чтобы она была моей девушкой. Но так не было. Она была папиной девушкой. И это я говорю без всякого сарказма.
Хэлфорд откинулся на спинку стула.
— Я знаю, вы уже давали показания одному из наших детективов, но сейчас мне хотелось бы снова вместе с вами вспомнить то утро, когда убили Лизу. — Говорил детектив мягко, а Гриссом не любил, когда мужчины говорят мягко. — Я хочу, чтобы вы снова рассказали мне о том, что происходило тогда здесь, в этой редакции.
— А на черта вам это нужно? Убийца уже в ваших руках. Или вы, полицейские, любите снова и снова повторять сценарий убийства, как некоторые старики снова и снова просматривают особо понравившиеся им эпизоды порнографических видеофильмов?
Это было хамство. Гриссом спохватился и со злостью толкнул на место выдвижной ящик стола.
— Извините. Я сегодня просто не в себе. Поймите, я искренне уважал этого человека. Я восхищался им, мечтал когда-нибудь стать таким, как Оррин, — иметь красавицу жену и красавицу дочь, чудный маленький домик в чудном маленьком городишке и… иметь свою газету. В своих фантазиях я заходил так далеко, что думал о Джилл…
Он так сильно ударил локтем по клавиатуре, что несколько клавиш выскочили и разлетелись по полу.
— В то утро, когда убили Лизу, — снова заговорил Хэлфорд, — вы пришли в редакцию в… Во сколько вы пришли?
— Где-то около семи тридцати.
— И, согласно вашему прошлому утверждению, мистер Айвори и Джилл уже были здесь.
— Правильно. Они только что пришли, потому что еще не успели снять пальто.
— Это ведь была суббота? Расскажите, как прошло это утро.
Гриссом потер глаза.
— Значит, так, кроме нас, больше никого в редакции не было. Да и вряд ли в субботу утром кто-нибудь мог прийти. Мне надо было закончить две статьи, и меня очень устраивало, что никого нет.
— Значит, вместо того, чтобы отсыпаться, как это сделало бы большинство из нас, вы предпочли прибыть в редакцию к семи тридцати с твердым намерением поработать? — спросил Хэлфорд с вежливым скептицизмом.
— Если быть до конца честным, то я пришел еще и из-за Джилл. Я знал, что она должна быть здесь, и надеялся поговорить.
— А насколько часто отец и дочь Айвори работали по субботам?
— Часто. Айвори все время сюда тянуло. В это утро у Джилл была какая-то работа в темной комнате. Она мне сказала об этом накануне. — Он сделал паузу. — По-моему, где-то около девяти мистер Айвори поднялся наверх и крикнул Джилл, чтобы она собиралась и спускалась вниз — они поедут в Саутгемптон за новым зажимом. К этому времени я уже закончил первую статью и перед началом работы над второй — а она была гораздо сложнее — решил спуститься вниз и выпить кофе.
Хэлфорд кивнул.
— А потом?
Гриссом взъерошил волосы.
— Ну, потом… там на кухне кто-то оставил кусок кекса. Я отрезал себе немного, сварил кофе. Когда наливал в чашку, услышал, как Оррин с Джилл спустились вниз по лестнице и вышли за дверь.
— Во сколько это было?
— Чуть раньше девяти тридцати, я бы сказал.
— Что ответила Джилл, когда отец крикнул ей, чтобы она собиралась ехать с ним?
Гриссом пожал плечами.
— Не знаю. Она была в темной комнате. Я не мог услышать, что она сказала.
— Но хоть что-то вы услышали?
— Пожалуй. Что-то услышал. Он крикнул, чтобы она одевалась, и Джилл, наверное, что-то ответила.
Хэлфорд подался вперед.
— Мистер Гриссом, сейчас очень важно, чтобы вы были точны. Повторяю вопрос: вы слышали, чтобы Джилл ответила мистеру Айвори, когда он поторопил ее?
— Поклясться в этом я не могу.
— В то утро вы видели, чтобы Джилл хотя бы раз выходила из темной комнаты?
— Да. Где-то в восемь тридцать она выходила набрать воды или еще за чем-то, но вернулась буквально через несколько минут.
— И больше, как она выходила, вы не видели?
Гриссом покачал головой.
— И вы не видели, как она выходила, чтобы поехать с отцом в Саутгемптон?
— Нет. Я же говорил вам: я был внизу, варил кофе.
— Значит… Давайте сделаем вывод: вы не видели, как Джилл вместе с отцом в девять тридцать покидала редакцию?
— Нет, — подтвердил Гриссом, и во рту у него стало сухо.
— Но вы слышали ее шаги, когда она спускалась с отцом вниз по лестнице?
— …Нет. Я… только предполагал, что Джилл спускалась с ним. А как же могло быть иначе?
Хэлфорд покрутил усы. Гриссом приложил ладонь ко лбу. Он был влажный.
— Кроме как для того, чтобы выпить внизу кофе с кексом, вы в это утро свое рабочее место больше не покидали?
— Нет.
— Даже не выходили в туалет?
— Ах, да… один раз я пошел в туалет.
— Примерно в какое время?
— Не знаю. Где-то около девяти, наверное.
— И вот, когда вы вернулись к своему столу, видели ли вы Джилл, разговаривали с ней, слышали ее голос?
Гриссом уставился на Хэлфорда.
— Не думаете же вы… — В горле запершило, и он закашлялся.
Детектив Рамсден быстро подала ему чашку с водой. Гриссом сделал большой глоток и рассеянно посмотрел на них.
— Господи… Я не могу в это поверить.
— Разумеется, Бобби, — с явной симпатией произнес Хэлфорд. — Так оно и должно быть. Зато вы верили, что влюблены.
Сказать о человеке, который сидел сейчас на стуле в полицейском участке, что он потерян и сломлен, значит не сказать ничего. Хэлфорд внимательно рассматривал его. Остановившиеся глаза, бледная кожа, покрытая буроватыми пятнами. «Жизнь для него кончена, и он это знает, — подумал Хэлфорд. — Он знал это неделю назад, но все суетился, что-то придумывал, плел жалкие интриги против Гейл с идиотской надеждой отсрочить конец».
Хэлфорд поставил на стол двухкассетный магнитофон, бросил рядом папку и сел в кресло.
— Могу я надеяться, — хрипло произнес Айвори, — что мне разрешат присутствовать на похоронах дочери?
— Мы подумаем об этом. Мне сказали, что вы отказались от адвоката.
Айвори поднес руки ко лбу. Они дрожали. Похоже, слов Хэлфорда он не слышал.
— Кто занимается похоронами? Аниза не может. И ей нужна помощь. Она одна не справится.
— О ней позаботятся. Но и вы, Оррин, можете помочь своей жене. Очень помочь… и, я бы сказал, даже в определенном отношении утешить.
Айвори посмотрел на него покрасневшими глазами.
— Как?
— Расскажите мне, как это было. Я имею в виду — правду. Вы, видимо, считаете, что эта правда очень болезненна, но, уверяю, если вы расскажете правду, то через некоторое время и вам, и вашей жене станет немного легче.
Айвори еле двигал пересохшим языком.
— И как это вы можете произносить такие слова «станет немного легче».
— Извините, — сказал Хэлфорд, — не хочу, чтобы вы считали меня столь бессердечным. Но, поверьте, я знаю, если вы не расскажете, как это было на самом деле, вам не будет покоя.
Айвори начал судорожно тереть глаза.
— Все как было на самом деле? Но я уже вам все рассказал.
Хэлфорд открыл папку.
— Мистер Гриссом изменил свои показания. Он подтвердил ваше алиби в то утро, когда было совершено убийство. Но алиби Джилл он не подтвердил. И следует пойти дальше — здесь тоже у вас не совсем все сходится. Если учесть расстояние отсюда до Саутгемптона, время, когда вы покинули редакцию и когда прибыли на заправочную станцию и в магазин запасных частей, то надо быть чрезвычайно ловким, я бы сказал, невероятно ловким, чтобы за