Несколько фашистских прихвостней прорвались в лес, поджимающий базу с юга, и благополучно подорвались на мине. Остальные залегли, стали отползать обратно к обрыву, где имелась пара истоптанных троп. Партизанские пулеметы стреляли на флангах, подавили врага. Теперь защитникам лагеря не приходилось рассеивать свои силы. Все они сконцентрировались на краю обрыва.
Проходы между камнями усеяли тела полицаев. Партизаны добивали их с наслаждением, не жалея боеприпасов. Слишком много горя принесли людям эти вурдалаки.
Трое мерзавцев угодили в капкан, не успели вырваться. Группа Белоусова отрезала им путь к отступлению. Сопротивляться было нечем. Все патроны они извели, отсиживались в яме под кустарником, и один из них неосторожно зацепил рукой за ветку.
Чернуля тут же полоснул по кустарнику очередью. Полицаи вылетели оттуда как ошпаренные, кинулись к обрыву. Один запутался в полах шинели, покатился, собирая листву. Второй поймал пулю на самом обрыве. Третий успел сигануть вниз, но отнюдь не там, где была тропа.
Уцелевший полицай извивался, делал страстные глаза, просил не убивать на чистом русском, практически литературном языке. Он ползал в ногах партизан, окруживших его.
– Не стреляйте, прошу вас Христом Богом. Я искуплю свою вину, все расскажу. Вы не пожалеете, что сохранили мне жизнь. Я не делал ничего преступного, меня заставили…
– Да это же Костыль, – удивленно заметил один из партизан. – Погоняло у него такое, а фамилия вроде Костенко. Харьковский сукин сын. Его подстрелили в том году, так смотри-ка, оклемался, мало оказалось. Он лично всю семью Игнатенко в расход пустил, а у них два мелких гольца было. Сосед наш, в Конном переулке обретался. На карьере работал, прежде чем к немцам переметнуться. Его жена родная прокляла, сбежать от него хотела, так он ее избил до потери сознания, а потом сам пристрелил.
Возможно, эта мразь и имела какую-то информацию, но пойманных предателей партизаны в живых не оставляли. Он просил пощады, пока в лоб ему не уперся ствол «ППШ». Башка негодяя раскололась.
Вадим перегнулся через обрыв. Полицай ухитрился сигануть с кручи в том месте, где высота была наибольшей. Внизу лежали камни. Капитан поморщился. Теперь он понимал, что означает выражение «разбиться в лепешку».
Нападение партизаны отбили, но хорошо понимали, что это только первая ласточка. Полицаев в районе было как грязи. Гибель подельников их не остановит, даже наоборот. Спасует полиция, подтянутся по проторенной дорожке егерские подразделения немецкой армии.
От одного партизана к другому пробежала тяжелая весть. От ранений скончался комиссар Воронцов.
На обрыве осталось охранение, остальные брели в лагерь. Усталые люди с трудом переставляли ноги, тянули на волокушах раненых.
Командир отряда Сазонов и его заместитель Овчарук остались живы. Их лица были измазаны кровью, но, по всей видимости, чужой. Победу было трудно назвать пирровой, и все же особой радости она не принесла.
– Спасибо, товарищ капитан, выручили наших, – севшим голосом проговорил Сазонов. – Семен мне уже рассказал. Видите, какое дело неприятное. Теперь придется отложить на какое-то время выполнение вашего задания. Вон как полицаи вам подкузьмили.
– Я все понимаю, Василий Лукич, – устало ответил Вадим. – Будем считать эти обстоятельства форс-мажорными.
В ходе боя погибли восемнадцать партизан. Четверо были тяжело ранены. Десятерых зацепили пули, но все они могли ходить самостоятельно. Их уже перевязали.
В последующие полчаса командир принял волевое решение. Как бы ни было комфортно в лагере, его придется перебазировать севернее, на законсервированную базу, расположенную в Глуховском распадке. Время на сборы – полтора часа. Похоронить погибших, собрать весь скарб, соорудить носилки и волокуши для раненых.
Отряд выступил без опоздания. Партизаны оставляли землянки, баню, все, что нажито непосильным трудом, как мрачно пошутил Белоусов. Опечаленные люди сгибались под тяжестьюоружия, боеприпасов, бытовых принадлежностей, запасов съестного. Они уходили из лагеря в колонну по одному, пересекали овраг, поднимались в горы по узким тропкам.
Овчарук возглавлял процессию. Раненых тащили на волокушах и носилках.
Вадим уходил в числе последних, вместе с командиром. Мимо них тащились мрачные люди, молодые и не очень. Прошли несколько женщин, без которых партизаны окончательно одичали бы, заплесневели и перешли на подножный корм. Поредевший отряд втягивался в узкую расщелину между скалами.
Хромал пожилой врач Мезенцев, увешанный сумками с бинтами и лекарствами. Этому подслеповатому доктору, имеющему привычку постоянно протирать очки, сегодня было чем заняться.
Колдовал сапер на входе в расщелину, зарывал что-то в ямку под скалой, разматывал бикфордов шнур. Умчался куда-то длинноногий посыльный. Вскоре он вернулся с парой бойцов, сидевших в охранении.
Рослый партизан, немного похожий на актера Крючкова, покосился на Сазонова и проворчал:
– Я последний, товарищ командир. За мной никого.
– Что противник? – спросил Сазонов.
– Ругается, – ответил партизан и пожал плечами. – Да так громко, что птицы боятся садиться рядом. Моторы гудят, свежие силы подходят.
– Ну, дай им бог удачи, – заявил Сазонов. – Пошли, капитан, Мишка-сапер и без нас справится.
Тот догнал их метров через пятьдесят. Глаза его хитровато поблескивали.
«Этим саперам лишь бы чего-нибудь взорвать», – подумал Сиротин.
– К скале прижмитесь, товарищи, – посоветовал Мишка. – А лучше присядьте, а то, не ровен час, до нас долетит. – Он зажурился в предвкушении.
Командир отряда и офицер контрразведки СМЕРШ успели внять предупреждению. Мощный взрыв встряхнул гору. Задрожали известняковые исполины, хаотично разбросанные по округе. Две скалы на входе в распадок дали продольные трещины. Одна сразу раскололась и осыпалась. Вторая распалась на две части, которые повалились в разные стороны. В небо взвилась туча пыли.
Сапер довольно усмехнулся и побежал догонять своих.
– Вы уверены, что все сделано правильно? – спросил Вадим.
– Конечно, – ответил Сазонов. – У нас, Вадим Викторович, с этим делом строго. В отряде есть несколько геодезистов, пара егерей-лесников, инженер по горному делу, имеющий опыт проведения взрывных работ. Запасную базу возводили одновременно с основной. Если вы думаете, что туда легко попасть, то ошибаетесь. Пусть полицаи пыхтят, пробуют разобрать завал. Нарвутся на пару других сюрпризов и успокоятся. Эта местность им точно незнакома. Тут ориентируются только охотники, знающие тайные тропы.
– Замуруемся, а потом обратно-то выйдем? – пошутил Вадим.
– Выйдем, – серьезно ответил Сазонов. – Повторяю, товарищ капитан, есть пара козьих троп.
Остаток пути капитан даже не пытался запомнить. Тупиковые дороги мало интересовали его. Скалы причудливых очертаний, рослый лес, кроны, смыкающиеся над головой.
Природа в этой части Крымских гор была какой-то мрачной. Бурые камни обросли мхом и лишайником. Кругом щетинился плотный кустарник. Под скалами и кронами царил мрак.
За деревьями мерцали две приземистые горы, лишенные растительности. Тропа шла между ними и втягивалась в Глуховский распадок.
– Вы не думайте плохого, Вадим Викторович, мы вернемся, – пробурчал Сазонов в затылок капитану, словно читая его невеселые мысли. – Не пройдет, как говорится, и полгода. Шучу, конечно. Обоснуемся на новом месте, передохнем день-два и снова мелкими партиями двинемся вниз. А задачу, поставленную вами, мы выполним уже завтра.
База располагалась на узком пятачке, окруженном каменным массивом. Деревья заслоняли ее от наблюдения с воздуха.
Землянки партизаны здесь не рыли. Их роль выполняли пещеры, расположенные у подножий скал и связанные между собой коридорами. В них имелись лежанки, заранее были сложены запасы соли, спичек и прочих самых необходимых вещей.
Партизаны обживали новую базу, таскали лапник, разжигали костры. Стучали молотки, визжали пилы.
«Неужто фрицам заняться больше нечем? – недоумевал Сиротин. – У них земля под ногами горит. Скоро наши пойдут в наступление, погонят их в Севастополь. Тем останется сдаваться или прыгать в море. А они гоняются по горам за партизанами так, словно им еще годы тут придется сидеть.
Возможно, они не отдают себе отчет в том, что все кончено, надеются на чудо, гений фюрера, мифическое оружие возмездия. Фашисты готовы цепляться за соломинку, лишь бы не видеть очевидного».
Вечер наступил незаметно, серая хмарь обволокла пространство. В командирской пещере снова горела керосиновая лампа. В углу потрескивал костер. Дым с утробным гулом выходил в щель между камнями. Роль стола выполняли две чурки, приставленные друг к другу.
– Давайте по маленькой за Сергея Леонидовича, светлая ему память, – мрачно сказал Сазонов, разливая содержимое пухлой фляжки по алюминиевым кружкам. – Хороший был человек, правильный, храбрый. Увлеченный очень. Порой опасности не замечал, что его и сгубило.
Мужики взяли кружки, помолчали, выпили. Овчарук жадно давился папиросным дымом.
– Что за гадость? – спросил Вадим, возвращая кружку на пенек. – Кто у вас это гонит?
– Поставщик двора его императорского величества. – Овчарук кисло усмехнулся.
– Тетя Мотя с улицы Багажной, – отмахнулся Сазонов. – Что добыли, то и пьем, Вадим Викторович. Не до жиру, лишь бы в горло полезло. – Он поковырялся ложкой в кастрюле с перловой кашей и предложил всем присоединиться к поеданию этого деликатеса.
Сотрапезники несколько минут молчали, потом выпили по второй.
– Достаточно, – проворчал Вадим. – Накушаемся этой дури и на подвиги потянет. А нам сегодня лишнее геройство уже в тягость.
– Верно говоришь, капитан, – сказал Сазонов. – Ладно, мужики, война есть война. Мы знали, куда шли, когда в горы собирались. Такие вот дела, Вадим Викторович. – Он сокрушенно вздохнул. – Имеем полста с небольшим людей, включая раненых, баб да нас с вами. Продуктов нам хватит на четыре дня, если без переедания. С водой без проблем, ручей под боком. Боеприпасов на два часа непрерывного боя. Три пулемета… Рация в порядке, батареи заряжены, связь с Большой землей в любую минуту. Надеюсь, ночь пройдет спокойно. Демоны шатаются под горой, но им сюда не пробраться. Подберите людей, завтра они помогут вам. Время в пути от базы – час с небольшим. Рекомендую Белоусова, толкового и вдумчивого партизана, впрочем, сами решайте. Поставьте товарищам задачу, пусть мозгуют. Мы создадим вам все условия. На всякий случай даю адрес явочной квартиры: Зыряновская, четыре. Это короткая улица на западной окраине, частный дом. Семейство Бережных, Павел и Наталья. Проверенные люди, подпольщики со стажем. Немцами не завербованы, это точно. Оба работают в гараже, для отвода глаз, сами понимаете. Это мы их туда отправили. Трудятся до шести вечера, в воскресенье выходной. Пароль: «Здесь проживает Анна Ивановна Холодная?» Отзыв: «Анна Ивановна Холодная проживает на соседней улице». В случае провала отзыв следующий: «Вы ее племянник из Николаева?» Все это может не пригодиться, но на всякий случай запомните. В котором часу собираетесь выступать?