И вдруг протяжный свист, по нарастающей, все ближе и громче. Мина оглушительно рванула посреди лагеря! Грохот, яркая вспышка, снопы искр. Взрывной волной снесло часового, сидящего у кострища. Вадим повалился плашмя, дыхание у него перехватило.
Вторая мина тоже предупредила свистом о своем появлении. Полетели во все стороны ошметки глины, грубо сколоченные лавки. За ней грохнули третья, четвертая. Они летели одна за другой, взрывали землю, ломали скалы. Разнесло на кусочки второго часового. Бедняга только и успел присесть.
В ушах у Вадима звенело. Достала-таки взрывная волна. Он энергично отползал обратно в пещеру.
В лагере кричали люди. Заспанные, оторопевшие партизаны выскакивали из своих убежищ. Некоторые падали, пораженные осколками. Остальные пятились обратно в пещеры, но эти укрытия оказались ненадежными. От скал отваливались целые пласты, груды камней перекрывали проходы, дым и известковая пыль стояли столбом.
Мины продолжали падать. Работала целая батарея, установленная под горой.
«Хорошо бьют, – мелькнула мысль в голове капитана. – Не стали пристреливаться, сразу попали. Значит, это немцы».
Одна из мин разорвалась недалеко от входа в пещеру. Вадим и Юля кашляли, задыхались в дыму.
– Господи, что это такое?! – Перепуганная девушка вцепилась ему в рукав, не отпускала.
«Накаркал ты, товарищ капитан! Мол, все уже кончилось, Юлия Владимировна. Живите спокойно».
– Лежите, Юля, не высовывайтесь, отползите к стене!
Все свое должно быть с собой. Вещмешок на спину, автомат туда же. Документы из абвера… шут с ними, все, что там написано, уже известно советскому командованию! К тому же пещеру, в которой капитан допрашивал Крауса, завалило на его глазах.
Он снова пополз к выходу. На улице прояснялось, темноты уже не было. Минометчики продолжали извращаться, обстрел не унимался ни на секунду. По разгромленному лагерю метались люди.
– Все к северному выходу! Уходим выше в горы! – надрывал глотку Сазонов.
«Немцы нас на самый пик загонят», – подумал Вадим.
В дыму мельтешили полуодетые партизаны, матерился Чернуля. Кругом валялись растерзанные тела, оторванные руки-ноги. Напротив пещеры бился в конвульсии Шендрик. Глаза его уже остекленели.
Наконец-то обстрел прекратился. Партизаны подбирали раненых и тащили их к северным воротам, которые представляли собой занимательное явление. Две массивные скалы стояли внахлест, со стороны казалось, что это одно целое. Только подойдя поближе, можно было обнаружить извилистый проход. Тропа убегала в лес и пропадала в нем.
Передышка продолжалась недолго. Южнее лагеря загремели выстрелы. Не всех дозорных немцы сняли. Но сопротивляться было бессмысленно. Остатки партизанского воинства откатывались к северной тропе, которую противник еще не перекрыл.
По ним стреляли уже со скал. В рассветной синеве мелькали на гребне фигуры в комбинезонах мышиного цвета. Горные егеря подтянулись? Партизаны снизу открыли по ним огонь. Началась дикая огненная дуэль.
– Юля, оставайтесь здесь! – крикнул капитан, выкатился наружу, передернул затвор.
Все пространство между скалами плавало в дыму. От гари щипало нос. Шендрик отмучился, можно было не проверять.
Сверху стреляли снайперы. Партизаны, прикрывающие отход, засели в расщелинах, огрызались ответным огнем. Несколько егерей под прикрытием пытались прорваться в лагерь, но все полегли.
Вадим прижался спиной к скале, укрылся за выступом. Пули стучали по камням, рикошетили. Наверху за гребнем засел пулеметчик, постреливал короткими очередями. В дыму перебегали партизаны. Еще не все они вышли из-под обстрела. Дуэль становилась ожесточеннее.
Охнул Чернуля, прикрывавший отход товарищей, вывалился из расщелины. Он был еще жив, пытался заползти обратно. Из простреленного бока хлестала кровь. Он получил несколько попаданий в спину, дернулся и затих.
Вадим скрипел зубами. Глухая ярость охватила его.
Не только он заметил, что Чернуля погиб. Мужики загорланили, стрельба уплотнилась. С ревом пикирующего бомбардировщика рухнуло со скалы тело в защитном комбинезоне. Покатилось еще одно, вызывая небольшой камнепад.
Вадим долго ловил в прицел пулеметчика, которого почти не видел. Ему пришлось качество заменить количеством. Он извел на этого фрица щедрую горсть патронов. Пули выбивали крошки из камней, выли, уходя рикошетом. Одна из них перебила пулеметную сошку, другая чиркнула по каске, третья попала в грудь пулеметчика, когда тот отшатнулся. Капитан услышал глухой вскрик. Его противник падал в слепую зону.
Вадим опрометью бросился к соседней пещере, рядом с которой валялись камни, вывернутые комья глины. Часть карниза обвалилась. Ему пришлось как червяку вкручиваться внутрь. Лучше бы силы поберег.
В пещере все было завалено, перемешано. Мина взорвалась у входа, не оставила людям никаких шансов. Шабалдина и Матильду Егоровну нашпиговало осколками. Порванные тела, море крови. В голове бессменного директора художественного музея торчал зазубренный осколок мины.
Вадим пятился, снова прижимался к скалам. Рядом свистели пули. Он тоже стрелял.
Паре немецких солдат удалось проникнуть внутрь лагеря. Они лежали за камнями. Все пространство вокруг них партизаны увлеченно насыщали свинцом.
Вадим оглянулся. В северной части лагеря еще перебегали люди. Оттуда доносились истошные крики. Он припустил прыжками вдоль стены, увертываясь от пуль, распластался за камнями.
Здесь тоже не было ничего хорошего. Нору под каменной громадой, где содержался пленный полковник, завалило полностью. Вряд ли он там выжил. Вот уж точно не повезло герру оберсту. А Вадим такого ему наобещал.
Он, виляя, побежал обратно, рухнул рядом с норой.
– Руку давай! – Капитан как-то непринужденно перешел на «ты» и выволок из пещеры упирающуюся женщину.
Юля обезумела от страха, протяжно выла. На лице ее застыла маска из каменной пыли. Вроде целая.
– Беги! Я тебя прикрою.
– Вадим, подожди. – У нее от страха стучали зубы. – А как же Аркадий Петрович, Матильда Егоровна?
– Беги, говорю! – проорал он.
Она спотыкалась, оглядывалась. Капитан подталкивал ее в спину локтем, сам пятился задом, стрелял по всему, что шевелилось в скалах. Фигуры в комбинезонах перебегали, накапливались. Кто-то из немцев бросил гранату-колотушку. Она взорвалась с недолетом, а дым неплохо прикрыл отступающих партизан.
Терпение Вадима иссякло. Он схватил Юлю за руку, потащил дальше.
– Товарищ капитан, уходите скорее, уводите женщину, мы прикроем! – прокричал из-за вывернутого булыжника Семен Белоусов. – По тропе, за всеми, не ошибетесь. Только осторожнее, там обрывы.
Вадим влетел в канаву, заслонил собой девушку.
Неподалеку прогремел взрыв. Немцы наседали, продвигались вперед. Горстка партизан пятилась, несла потери.
– Семен, что с Сазоновым? – прокричал Вадим.
– Ранен в ногу. Ничего смертельного, его уже вынесли, – ответил тот и хлестнул короткой очередью. – Овчарук где-то здесь, вроде живой был.
Никита Овчарук лежал неподалеку от выхода, стрелял из ручного пулемета. Он поднялся, пробороздил три метра на корточках и ввалился в разрыв между скалами. На базе осталась лишь кучка партизан. Основная масса уже ушла. Выбраться из ада удалось от силы двум десяткам.
Внутри остались Сиротин с девушкой и еще четверо партизан. Они перебегали к выходу. У них уже кончались патроны.
Вадим скосил глаза. Юля скрючилась на дне канавы и смотрела на него с кромешным ужасом. Ее зубы выбивали чечетку.
Двое партизан оторвались от скалы и припустили на выход. Добежал один, второй взмахнул руками и рухнул ничком. Засаленная фуфайка мигом пропиталась кровью.
– Капитан, валите отсюда на хрен! – взревел Белоусов. – Макарыч, прикроем молодых!
Партизаны ударили в два ствола. Немцы, идущие в атаку, залегли. Двое упали. Партизаны продолжали расточать остатки боекомплекта.
Макарыч – седовласый, но явно выносливый мужчина – бросил по навесной траектории последнюю гранату и оскалил прокуренные зубы. Грохнул взрыв, потонули в хаосе выкрики на немецком языке.
Вадим схватил в охапку скулящую женщину – вроде и обуза, но почему такая легкая? – выбрался из канавы, помчался прыжками. Пульсирующая боль разрывала затылок. Голова капитана словно чувствовала пулю, подлетающую к ней.
Вот и узкий проход между скалами. Он бросил в него женщину, прыгнул сам. Юля ударилась плечом, закричала от боли. Вадим схватил ее под локоть, погнал впереди себя.
Узкая тропа безбожно петляла, ветки деревьев-коротышек хлестали капитана по лицу. Края дорожки круто обрывались в обе стороны. Впереди едва намечался просвет. За спинами Вадима и Юли гремели выстрелы, а перед ними никого не было – все ушли.
Они бежали, защищаясь руками, как по какому-то зловещему сказочному лесу. Корни вились под ногами, цеплялись за обувь.
Капитан снова недоглядел. Он лишь на мгновение выпустил ее руку. Юля тут же не вписалась в изгиб тропы. Ее нога съехала по склону и зацепилась за корень изогнутого дерева. Девушка замахала руками, издала протестующий возглас.
Вадим схватил ее за рукав, но время ушло. Сначала она скользила вниз, смотря на него выпуклыми глазами, потом запнулась, упала и покатилась вниз, давя низкорослые кусты и пучки можжевельника. Капитан застыл как соляной столб. Через пару мгновений кустарник за ней сомкнулся.
Сиротин вышел из оцепенения и начал осторожно спускаться за ней, переставляя ноги как лыжник. Но тоже не устоял, потерял равновесие и покатился вниз, собирая ссадины, листву, изрыгая проклятия.
Он пробил терновник, протаранил девушку, которая пыталась подняться. Она дрожала, мотала головой. Вроде оба целые – ушибленные, расцарапанные, но это мелочи.
Юля поднялась, но Вадим тут же повалил ее и прижал палец к губам. Упали так упали, назад дороги нет.
Наверху разрозненно хлопали выстрелы. По тропе пробежали Макарыч и Белоусов. Оба ругались как заправские портовые грузчики, крыли матом пустоголовых командиров и наглых фашистских захватчиков.