Слава богу, выжили! Окликать их было бессмысленно – то же самое что погубить всех четверых.
Вадим и Юля лежали, вжавшись в землю, и с какой-то злостью смотрели друг на друга. Выстрелы продолжали сотрясать лес. Теперь непонятно было, кто и в кого палил.
– Ну и что ты наделала? – проворчал капитан.
Да уж, положение создалось интересное. Ладно, хоть выжили.
– А ты почему меня не поймал? – прошептала она.
– Как я тебя поймаю? Ты что, рыба? – буркнул он.
Юля опять поднималась. Ему снова пришлось схватить ее за шиворот и привести в начальное положение.
– Ты не понимаешь… – забормотала она. – Там же Матильда Егоровна, Аркадий Петрович. Мы не можем их оставить, что с ними будет? Ты же не бессердечный, Вадим.
Он прижал ее к земле и в трех словах рассказал о том, что увидел в пещере. Она смотрела на него и плакала, шмыгала носом. Чумазое личико сморщилось как высушенный абрикос. Слезы текли без остановки. Юля размазывала их кулачком, отчего ее побледневшая мордашка окончательно приняла камуфляжную расцветку.
«Теперь мы полностью сливаемся с лесом, – невесело подумал Вадим. – Воистину неисповедимы людские судьбы. Товарищ Шабалдин два с половиной года рисковал жизнью, боролся за сохранность музейной коллекции, поддерживал людей, окружающих его. Пусть не воевал в окопе, но тоже имел свой фронт. Он выжил, выполнил долг, не уронил достоинство. Вернулся к своим, когда уже казалось, что все беды кончились, и на тебе!»
По тропе снова бежали люди, звучала гортанная немецкая речь:
– Надо их догнать. Курт, Вильгельм, вперед! Они далеко не уйдут. Будьте осторожны, тут повсюду ловушки.
Снова разразились суматошная пальба и истошные вопли. Похоже, немцы кого-то догнали. Но будь они хоть трижды егерями, все равно вряд ли одержат верх в этом горно-лесном хаосе. Прогремел взрыв. После него немецкая ругань неслась отовсюду, слева и справа.
Вадим опять на всякий случай приложил палец к губам. Юля кивнула, облизнула пересохшие губы. Слезинки еще стояли в ее глазах, но она смирилась со свершившимся фактом.
Капитан перевернулся на спину, извлек магазин из автомата, прикинул на вес. Патронов там осталось немного, но еще один диск лежал в вещмешке.
«Голова после такой тряски фактически не работает, – подумал Сиротин. – Надо прорываться к своим, догонять, но как? Мы не знаем, куда ушли партизаны. Горы велики. Наверху немцы, умеющие маскироваться и сидеть в засадах. Выбираться на тропу предельно рискованно, но выбора у нас нет».
– Побудь тут, я скоро вернусь. Покарауль мой вещмешок, – проговорил капитан.
Девушка заволновалась. Мол, что, зачем, куда? Вадим объяснил ей, как уж мог, что самое ужасное уже случилось. Он будет где-то рядом.
Вадим выбрался из кустарника и пополз наверх. На разгромленной базе еще какое-то время гремели выстрелы, потом оборвались.
Порыв ветра донес до него немецкую речь:
– Я что-то слышу, Отто.
– Огонь!
Вадим свернулся в клубок за деревом.
Солдаты, находившиеся на тропе, стреляли из автоматов наобум. Они сменили магазины и снова поливали свинцом склон. Пули сшибали ветки, рвали кусты, рыхлили землю под носом капитана контрразведки. Взлетала прошлогодняя листва. Одна из пуль попала в ствол, отколола кусок древесины с корой.
Вадим стиснул зубы и молился за девушку, которая осталась внизу. Шальная пуля спрашивать не будет.
Солдаты прекратили огонь, чуть помолчали, потом один осведомился у другого:
– Гюнтер, а ты точно что-то слышал?
Со стороны базы неслись встревоженные крики:
– Что случилось? Почему стреляем?
– Все в порядке! – проорал в ответ солдат. – Проверка на партизан!
Вадим обернулся. Что-то шевельнулось внизу, в гуще растительности. Он увидел ее глаза, испуганные, наполненные какой-то щемящей обреченностью. Живая, не задетая!
Он сделал ей знак, сгинь, мол, немного выждал и пополз наверх.
Хождение по тропе еще не прекратилось. Поскрипывала земля под массивными подошвами.
Человек остановился, вдруг взволнованно задышал и буркнул:
– Что за черт?
Таиться и дальше было глупо. Вадим оттолкнулся пяткой от корневого узла, рванулся вперед, схватил рукой за щиколотку, резко дернул ее на себя. Солдат не удержался, упал и испуганно вскрикнул. Капитан схватил его за ноги, потащил вниз, уцепил за горло двумя руками и стал душить.
Немец как немец, скорее молодой, чем старый. Рожа породистая, истинный ариец, мать его за ногу.
Солдат выкатывал глаза, кудахтал, рвался на волю как птица из клетки. Шею отъел такую, что сразу и не задушишь. Но капитан старался, багровел от натуги. Его пальцы все сильнее давили на сонную артерию. Глаза фашиста стекленели, началась конвульсивная дрожь. Вскоре тот окончательно унялся. Изо рта, сведенного судорогой, вывалился синий язык.
Вадим забрал себе автомат, пару запасных магазинов. Кожаный ранец ему тоже приглянулся. Капитану пришлось повозиться, чтобы стащить лямки с мертвеца. Потом послал его ногой вниз по склону. Покойник пробил тушей кустарник и скрылся с глаз.
Сиротин забросил «ППШ» за спину, прислушался и пополз вверх на тропу. Как же вовремя, черт возьми!
Трое мужчин вышли из-за поворота. Они шли к партизанской базе. Первым шагал солдат в камуфлированном комбинезоне, физически развитый, украшенный свинцовой щетиной, в каске с маскировочной сеткой. За ним держался офицер в чине обер-лейтенанта.
Последним – кто бы мог подумать! – топал лично господин Сурков Валентин Ефремович. Его предательство теперь превратилось в твердый факт. Он с подобострастным видом семенил за офицером и что-то тихо говорил ему. Обер-лейтенант надменно слушал, иногда кивал. Наверное, он немного понимал по-русски.
Слава партии родной, их было только трое! Во всяком случае в обозримом пространстве.
Сиротин оторвался от дерева, вскинул «МП40». Солдат оторопел, щетина на его щеках встала дыбом. Автомат выплюнул три пули, которых вполне хватило. Немец разинул рот, закатил глаза и кувыркнулся вниз. Вот и правильно. Нечего тут мешаться.
Остальные тоже оторопели. Офицер раньше времени убрал пистолет в кобуру, стал судорожно исправлять ошибку, рвать застежку.
«За Чернулю», – подумал Вадим, выпуская очередь.
Офицер схватился за живот. Его вдруг обуяли колики, малосовместимые с жизнью. Сколько мучений в лице, какая досада!
Суркова словно кто-то к земле прибил железнодорожными костылями. Он мог бы спрыгнуть вниз. Не успел бы, скорее всего, но все равно попытка не пытка. Однако этот тип застыл, парализованный страхом смерти.
А ведь какая шельма! Выскользнул из лагеря с началом ночи, просочился мимо постов. Дорогу-то запомнил, когда наивные партизаны вели его в лагерь.
Немцы все заранее спланировали. Солдаты ждали агента у подножия гор. Легкие минометы они поднимали на себе. Тяжело, зато результат налицо.
Не время выяснять, что подвигло этого человека на предательство.
– Пожалуйста, прошу вас, не стреляйте. – Изменник насилу разлепил склеившиеся челюсти.
«Меня заставили», – подумал Вадим.
– Я не сам, мне пришлось, меня заставили, – пробубнил Сурков. – Это не то, что вы подумали. Я сейчас все объясню.
– Не надо. Ты и сам, Валентин Ефремович, понимаешь, за что приговорен к расстрелу, – спокойно, почти ласково сказал Вадим. – Ты не только партизан, но и своих коллег продал, которые с тобой последней крохой хлеба делились.
– Не надо! – взвизгнул Сурков.
Его словно током шибануло. Он подскочил, задергался, метнулся в сторону. По склону этот подонок катился уже трупом, обильно орошая кровью сохлую листву.
Вадим замер, навострил уши.
– Солдаты, все в порядке? – донеслось из-за деревьев.
Этот человек особо не волновался. Ведь стреляли из немецкого автомата.
– Да, проверка на партизан! – по-немецки крикнул Вадим.
Не столь оригинально, но не выдумывать же остроумные словесные обороты.
Он спрыгнул с тропы, подобрал ранец и заспешил вниз, виляя между деревьями. Капитан одолел кустарник и рухнул на колени, чтобы перевести дыхание. Пара минут в запасе есть, но явно не больше.
Юля привстала. Она смотрела на него большими глазами, наполненными надеждой. Мятый берет девушка сжимала в кулаке, волосы ее были жутко всклокочены, к носу прилипла веточка.
Вадим просто не мог не улыбнуться.
– Ты как? – чуть помедлив, спросила она.
Сиротин покосился на труп немецкого солдата, который валялся неподалеку в весьма непринужденной позе. Угораздило же его сюда докатиться.
– Все отлично, девочка. – Капитан решил воздержаться от подколки в ее адрес. – Партизаны ушли, мне пришлось кое-что доделывать за них. Не знаю, как ты отнесешься к этой новости, но предателя Суркова больше нет и никогда не будет. Давай считать, что его вообще на свете не было.
– Давай. – Юля задрожала, из глаз ее опять закапали слезы. – Что будем делать, Вадим? – Она с усилием сглотнула слюну. – Пойдем искать партизан? Они ушли дальше в горы.
– Нет. – Он принял решение. – За партизанами не пойдем. Мы, мягко говоря, не местные, не знаем, где их искать. К тому же у нас есть жирный шанс нарваться на озлобленных немецких солдат. Уходим в город. Надо проработать одну задумку по твоей, кстати, теме. Пора уже. Через минуту здесь будет жарко.
Они отдалились метров на семьдесят, когда позади разразилась пальба. Стреляли немцы, обнаружившие трупы. Вадиму пришлось опять схватить девушку за шиворот, повалить на дно канавы, ждать, набираться терпения.
Битых два часа они спускались с горы через рощи буков и грабов, обходили скопления скал, подозрительные канавы. Девушка едва волочила ноги, но шла. Капитану почти не приходилось подгонять ее.
Выстрелы давно стихли. Посторонние личности их путь не пересекали. Только птицы прыгали по веткам, чирикали, радуясь приходу весны.
Привал они сделали лишь один раз, в удобной низине под скалой. Девушка приводила в порядок дыхание, чистила пальто, ворча под нос, что теперь его проще выбросить, нежели привести в божеский вид.