– Собираешься плыть? – осведомился Вадим.
– Есть другие предложения? – вопросом на вопрос ответил Мищук. – Тут сорока на хвосте принесла. – Он задумчиво почесал веснушчатую переносицу. – Наши уже Феодосию забирают, а северная группировка Симферополь вот-вот отнимет.
Борис Щербина нарисовался очень кстати! Постучал в калитку, проорал на всю улицу, что это именно он. У этого здоровяка было приподнятое настроение. Он протопал в дом, развалился за столом, потеснив Мищука. Выглянула Юля, уставилась на него с надеждой.
– Выкладывай! – приказал Вадим. – Загадочный ты нынче, Борис. Надеюсь, не гонялся всю ночь со своими головорезами за подпольщиками?
– Нет, в мои обязанности это не входит, – не без достоинства сообщил Щербина. – За что не раз получал нагоняи и упреки от соратников-предателей. Моя задача – организация и несение караульной службы. Имеются интересные новости, товарищ капитан. – Щербина как-то приосанился. – Трое суток назад двенадцать ящиков, помеченных красной краской, были погружены на субмарину, стоящую на той самой засекреченной базе под Ялтой.
– Ты поговорил по душам с обер-лейтенантом Томасом Зигелем? – спросил Вадим.
– Да, мы имели обстоятельную беседу, – подтвердил Щербина. – Зигель завалился в караулку поздно вечером, слегка поддатый, с бутылкой шнапса. Сообщил, что с базы вывозят ценное оборудование, станки, инструментарий. Лодок там больше нет, остался запас торпед, но его проще взорвать, чем вывезти. Порядка в порту никакого. Грех не воспользоваться этим обстоятельством. Я еще подпоил Зигеля, сказал своим, что отвезу этот полутруп в офицерское общежитие. Не бросать же его посреди порта. За доками в овраге мы с ним и поговорили. Он сразу протрезвел, как увидел нож у горла.
– Опусти технические детали, – посоветовал Сиротин. – Давай суть.
– Субмарина так себе, – начал Щербина. – Так называемой второй серии, малого класса. Командир – корветтен-капитан Гельмут Кляйн. Лодка с грузом ушла, но недалеко. Миновала Форос, бухту Ласпи, отправилась в открытое море. Тогда и начались серьезные проблемы. Вскрылась течь в корпусе, вышел из строя один из рулей горизонтального управления. Посудина сама по себе неустойчивая из-за узкого корпуса, а с такой неисправностью – гроб на двадцать персон. Капитан Кляйн радировал в штаб о неисправностях и получил приказ возвращаться. Но не в Ялту, а на ближайшую ремонтную базу В-89, находящуюся в трех милях восточнее Балаклавской бухты. Док на этой базе как раз оказался свободен, персонал еще не съехал. В общем, лодка развернулась и отправилась малым ходом на ремонт. До этой базы было всего несколько миль. Зигель уверен, что субмарина еще там. База оборудована сухим доком, позволяющим латать пробоины и производить любой ремонт.
– Почему она еще там?
– Дырку залатали, а вот поломка руля оказалась серьезной. Требовалась замена целого узла, которого на складе не нашли. Неизвестно, доставили ли его, но вчера вечером лодка еще стояла на базе. Корветтен-капитан Кляйн периодически сообщал о ходе работ. Зигеля и Кляйна трясет некий оберштурмбаннфюрер Фюрстенберг, требует не затягивать с отправкой груза в Констанцу.
– Этот парень, должно быть, из ведомства господина Розенберга, – задумчиво пробормотал Вадим. – Их можно понять. Такое досадное стечение обстоятельств. Выходить в море с этими поломками действительно нельзя. Перегрузить ценности не на что. Давно бы сделали, имейся у них запасной транспорт.
– Подождите, – хрипло сказала Юля. – Я не поняла самого главного. Ценный груз из Марининского дворца до сих пор находится в Крыму? – Голос ее от волнения сел и сломался.
– Надеемся, что это так, – сказал Вадим. – Интересная возникает картинка, товарищи. Борис, где находится база В-89? Что это вообще такое?
– Не знаю, товарищ капитан, – удрученно проговорил Щербина. – Береговая линия, гроты. Точно неизвестно. Мой приятель Зигель там никогда не был. На самом интересном месте он решил оказать сопротивление, мне пришлось перерезать ему горло. – Щербина вздохнул с виноватым видом. – А трупы не очень разговорчивы.
– Вот же голова садовая! Знаю я это заведение! – заявил Мищук и хлопнул себя по лбу. – В той местности существует единственная база для ремонта субмарин. Ее наши накануне войны построили. Я дважды ходил туда с грузом деталей и запчастей, примерно год и шесть месяцев назад. Потом сообщил связным о наличии объекта. Уж не знаю, как наши распорядились этими сведениями.
– Подозреваю, что никак, – проворчал Вадим. – Обычная ремонтная база. Давай подробности, Леха.
– Объект расположен чуть восточнее Балаклавской бухты. – Мищук прикрыл глаза, чтобы лучше вспоминалось. – Очень удобно, неисправным судам незачем пилить до Балаклавы, бухту которой в сорок первом нашпиговали минами как мы, так и немцы. Это местечко интересно тем, что по суше к нему никак не подойти. Там нет ни дорог, ни троп, лишь одни непроходимые скалы. Помню, до войны туристы дикарями приезжали, пытались освоить их. Неделю долбились, но так и не вышли к берегу. Плюнули на все, уехали пиво пить в Балаклаву. Подойти к этим скалам можно только с моря. Берег страшно изрезан, махины нависают над водой. Глубина начинается сразу, пологих спусков нет. Я думаю, что это грот естественного происхождения в теле скалы. Так природа сделала, а люди этим воспользовались. Мы не заходили внутрь. Да туда и не всякая посуда войдет. Вход в пещеру перекрывает батопорт. Это такая мощная штука из бетона и стали, что-то вроде ворот. Шторка, так сказать. Рядом площадка и причал, залитый бетоном. Идти до этого несчастья отсюда часа полтора, в принципе немного. Там скала Лотос выпирает в море, сразу за ней начинаются шхеры, кучка каменных островков. Через них и проложена морская тропинка к базе.
– А все остальное заминировано, – пробормотал Вадим. – Ну что ж, товарищ Мищук, считай, сам вызвался. – Капитан усмехнулся и спросил: – Вернем стране народное достояние, товарищи? Если у вас, конечно, нет на сегодня других дел.
Глава 11
Изношенный двигатель тарахтел как старый трактор, добивал нервную систему. Этому катеру самое место на свалке. Весь ржавый, какой-то скособоченный, с сильным дифферентом на нос. Он все еще послушно бороздил прибрежные воды, но отдаляться в море на такой рухляди было противопоказано. Спасательные круги, развешанные по фальшборту, выглядели вполне уместно.
Восемь метров длиной, с обширной передней палубой. Надстройка с рулевой рубкой сдвинута на корму. Эта посудина еще в конце тридцатых была списана с баланса береговой охраны и передана гражданским службам. Оставалось только удивляться, почему она еще на ходу.
Вадим в форме гауптмана стоял на носу, натянул фуражку на уши, держался за шаткий леер и смотрел назад. Порывистый ветер продувал мозги.
Плавучая рухлядь выходила из порта. Отдалялась Ялта, пока еще оккупированная, проплывали домишки соседней Элидии. За стройными рядами кипарисов просматривались башни Марининского дворца. Похоже, немцы и не думали его взрывать, наивно верили, что отступление из Ялты – временный тактический ход.
В акватории порта оставалось немного судов. В основном бронекатера береговой службы. Растворялась в дымке могучая вершина Ай-Петри.
В рубке за мутным стеклом торчал Алексей Мищук. Парень уверенно вертел штурвал. По этому маршруту он мог идти с закрытыми глазами.
Посторонних персон на палубе не было. Трюм пуст. Щербина и Юля Некрасова сидели в надстройке, но сейчас Вадим их не видел.
Ему пришлось взять эту женщину с собой. Она плевать хотела на его приказы. Мол, ты мне не начальник! Если тебе не нравится такой расклад, можешь меня пристрелить. Но ты же не собираешься это делать?
Вадим не знал, как ему быть. Брать с собой женщину, которая вдруг стала ему небезразлична, – полная дурь и фактически убийство. Оставлять в Элидии – еще хлеще. Семейство Бережных не защитит ее. Когда начнется сражение за город, она обязательно побежит в музей. Уж лучше он будет ее контролировать, чем оставит без надзора!
– Сидишь под присмотром старших товарищей, никуда не высовываешься, уяснила? За оружие не хватаешься, в воду не прыгаешь. Мне плевать, что ты замечательная пловчиха! При первых же признаках опасностей лезешь в скалы. И никаких митингов, это не маевка! – заявил Сиротин.
Она соглашалась, кивала, поддакивала. Лишь бы он отстал со своими нравоучениями и взялся за дело.
Впрочем, ее присутствие сослужило и добрую службу.
– Немедленно пропустите нас на причал! – заявил он охранникам, заступившим дорогу. – Это гражданская жена полковника Фридриха Акселя, который сейчас ведет неравный бой с большевистскими ордами в Феодосии! Мне поручено доставить ее в Севастополь.
Охрана порта в этот час была полностью дезориентирована. Кто куда направляется? Приказы менялись каждую минуту, один противоречил другому. Их отдавали все, кому было не лень. Лучше пропустить разгневанного капитана, у которого вроде все в порядке с документами.
Жемчужина Южного берега Крыма таяла в дымке. Далеко по курсу в районе Гаспры мерцала знаменитая Аврорина скала, проявлялись очертания Ласточкиного гнезда, сильно пострадавшего от землетрясения двадцать седьмого года. Тогда оборвалась часть скалы с обзорной площадкой, надломились башенки. Глубокая трещина прошла через весь замок. Со стороны могло показаться, что это результат варварской бомбежки.
Катер ушел за мыс, тарахтел вдоль берега. Мимо проплывали скалы, живописные террасы обрывались в воду. Мищук отвел посудину от берега, но сильно в море не отдалялся.
Вадим прошелся по палубе. Вспучивалась вода за кормой. Красоты берега теперь прятались за синеватой дымкой. Потемнело небо, накрапывал дождь.
Навстречу шел сторожевой катер, оснащенный скорострельной пушкой. Над рубкой развевалось красное полотнище с белым кругом, в котором изгибалась ненавистная свастика – отличительный символ военно-морского флота Германии. Вадим покосился на корму собственного судна. Там мотался на ветру точно такой же флажок.