– Вот там и лежи, – заявил Вадим и улыбнулся. – Хорошо смотришься, Леша. Мы очень рады тебя видеть. Хотя ты тоже, как я погляжу, не любитель выполнять приказы.
– Это самое, товарищ капитан. – Мищук обернулся, смотрел куда-то за спину. – Тут такое дело. К нам катер идет со стороны Ялты. Вроде военный, сторожевик. Дистанция от берега – полтора кабельтова. Сейчас вы его увидите.
– Немецкий? – Вадим едва не подпрыгнул.
– Нет. – Мищук помотал головой.
– А чей?
– А вы догадайтесь. Красный флажок на носу. Без всяких, заметьте, свастик.
– Леха, маши! – простонал Вадим. Пространство наполнилось дребезжанием мотора. Бронированный катер рассекал волну, бодро шел вдоль берега. Красный флажок смотрелся очень выразительно. Судно было оснащено пушкой, крупнокалиберными пулеметами на носу и на корме. Люди в касках вглядывались в береговую полосу.
Мищук выстрелил в воздух, отбросил автомат. Он терпел лютую боль, но нашел в себе силы подняться на колени, замахал руками.
Юля истошно закричала, стала подпрыгивать. Мол, сюда, сюда!
Вадим благоразумно стащил с себя немецкий френч, чтобы свои не пристрелили, поднялся рядом с девушкой и тоже начал семафорить. Все трое что-то вразнобой кричали, подпрыгивали. Не заметить все это было невозможно.
Рулевой сбросил скорость. Люди в касках стали перекликаться. Из рубки кто-то высунулся.
«А ведь теперь это снова наши воды! – подумал Вадим. – Немцев тут больше не будет. Скоро весь Крым опять станет наш!»
Показался второй катер. Он обогнал первый, шел без остановки.
Люди на берегу продолжали жестикулировать. Дескать, сюда!
Судно замедлило скорость, остановилось. Автоматчики сгрудились у борта. Заскрипела лебедка, на воду плюхнулась спасательная шлюпка с двумя гребцами и устремилась к берегу.
Вадим с девушкой уже спустились с камней, держась за руки, встали у обрыва. Мищук кряхтел, пытался слезть со своей горной вершины.
– Вы кто такие? – Строгий моряк в бушлате навел на них «ППШ», смотрел настороженно, предвзято.
– Свои. – У Вадима подкашивались ноги, колючий противотанковый еж вырос в горле. – Контрразведка СМЕРШ, капитан Сиротин. Действую по приказу командования Приморской армии. Ваша задача – выполнять мои указания. Мне плевать, что вы подчиняетесь другим командирам. Это дело первостепенной важности. Мою личность подтвердят в штабе армии. Эти люди – мои помощники.
Придирчивый моряк был не промах, обладал чутьем и сообразительностью. Он подозрительно разглядывал штаны и сапоги немецкого офицера, бледную растрепанную девушку, забинтованного парня, пытающегося слезть со скалы.
– Грузитесь в лодку, – приказал этот человек. – Да осторожнее, не переверните. Пахомов, чего глазами лупаешь? Брось весла, помоги людям.
Вадим плохо помнил, что было дальше. В лодке его неоднократно тошнило. Моряки поддерживали офицера контрразведки, чтобы он не сверзился за борт. Рядом вертелась Юля, что-то щебетала.
Насупленные офицеры на катере молча выслушали Сиротина, переглянулись. Посудина перебрасывала на плацдарм под Балаклаву два взвода морских десантников. Отчего бы не выполнить попутную задачу? Тут же рядом. Вадим предупредил их о минах.
Дальше были запертые ворота базы, грозные рыки в мегафон:
– Моряки германского флота! У вас есть пять минут на то, чтобы выйти с поднятыми руками. В противном случае все вы будете уничтожены.
За этим последовал профилактический выстрел из судовой пушки. Массивный клык скалы отвалился и рухнул в воду. Автоматчики на шлюпке подошли к причалу, высадились, развернулись в цепь.
На горькие раздумья деморализованным германским воинам хватило четырех минут. Заработала механика. Поплыл в сторону батопорт, освобождая проход. На свет божий выходили понурые немцы, бросали автоматы, поднимали руки. Из всей подземной братии выжили человек восемь.
На фоне подчиненных выделялся бледный рослый офицер, корветтен-капитан Гельмут Кляйн. Он покрылся какой-то трупной сыпью, кусал губы. У флотского офицера не хватило решимости пустить себе пулю в висок. Может, оно и правильно. Есть другие способы искупить свою вину перед многострадальным человечеством.
Юля рвалась в бой. Ей надо было, хоть тресни, убедиться в сохранности груза. Уверений капитана Сиротина оказалось мало. Автоматчики просачивались внутрь подземелья, брали под контроль все залы и коридоры. К судну подошла освободившаяся шлюпка, взяла на борт новую партию пассажиров.
Субмарина стояла в сухом доке, который фашисты так и не успели наполнить водой. Из рубки все еще поднимался дымок. Внутри от запаха гари было нечем дышать. Контейнеры с бесценным грузом мирно покоились на месте выдранных коек.
Юля с утробным воем кинулась к своим сокровищам. Ноги подкосились, она села на первый попавшийся ящик, шмыгала носом и как-то жалобно посмотрела на Вадима.
– Мадам, вы куда-то поплывете? – пошутил усатый мичман, пробегающий мимо.
Эпилог
«Виллис» лихо свернул с Парковой улицы и помчался вниз, к решетчатой ограде Марининского дворца. Вокруг дорожки курчавились магнолии. День был ясный, безветренный, солнце пригревало почти по-летнему.
Машина затормозила у ажурных ворот. Водитель, он же единственный пассажир, осанистый майор в хорошо отглаженной повседневной форме, показал часовому красное удостоверение. Тот сделал понятливое лицо и бросился открывать ворота.
Машина въехала в ворота, обернулась вокруг фонтана и затормозила у парадной лестницы. Вадим Сиротин вышел из нее, осмотрелся, поправил гимнастерку под ремнем, взбежал на крыльцо.
Вытянулся по стойке «смирно» красноармеец на входе. Комплекс охранялся со всей серьезностью.
В парке копались люди, что-то высаживали, возили на тележках удобрения и землю. За углом стучали мастерками строители, скрипели лопаты, перемешивающие цементный раствор.
По парадному залу блуждали работники музея, занимались делами. Помещение уже выглядело нарядно, хотя экспонатов здесь явно не хватало.
– Где я могу увидеть гражданку Некрасову Юлию Владимировну? – поинтересовался Вадим у бойкой дамы, стриженной под мальчика.
– Ой!.. – Дама испугалась, зачем-то прижала ладошку ко рту. – Так это, в Голубой гостиной у нас Юлия Владимировна. Работает она, с самого утра вся в делах. А вы, товарищ офицер, кем ей будете? – Робость перед человеком в форме не исключала всеядного женского любопытства.
– Это не важно, – отрезал Вадим. – Благодарю вас.
Он шагал через анфиладу помпезных холлов, где проводились плановые работы. Лепнина уже была приведена в порядок, застелены новые полы там, где это было необходимо. Из широких окон открывался вид на море и греческие статуи, обрамляющие южную лестницу. Наливались зеленью кипарисы, алели цветочки на декоративном плюще.
Музейные работники заблаговременно уступали майору дорогу. Видимо, у него на лбу было написано, где он служит.
Голубая гостиная уже была отреставрирована. Здесь висели картины, высились фарфоровые вазы за цепными оградками.
Молодая женщина в длинной юбке и жакете поправляла картину, висевшую на самом видном месте. Она оценивала на глазок вертикаль, досадливо урчала и снова чуть двигала раму.
Вадим неслышно приблизился к ней. От женских волос приятно пахло земляничным мылом.
Картина была небольшой, но достаточно яркой, насыщенной красками. На ней был изображен лишь букет цветов. Девушка склонила голову и любовалась этим шедевром.
Вадим тоже склонил голову. Но с любованием у него как-то не складывалось. Возможно, букет смотрелся неплохо, но когда-то он знавал парней из художественной академии, которые могли нарисовать не хуже.
Сиротин кашлянул. Девушка вздрогнула и резко обернулась.
– Боже, Вадим! Ты меня испугал. – Она утонула в его объятиях.
Он поцеловал ее, чуть отстранился и залюбовался этой необычайно красивой женщиной. Вот кого надо на картину! Цены бы не было тому портрету.
– Я соскучилась, – прошептала она и снова прильнула к нему.
Он тоже дико скучал.
Кто-то укоризненно кашлянул в проходе. Им пришлось оторваться друг от друга и вести себя прилично.
– И вот ради этого мы рисковали жизнью и ведрами проливали кровь? – заявил Сиротин, покосившись на картину.
– Ты шутишь, Вадим! – Она по-настоящему возмутилась. – Это же Ян Брейгель Младший, сын знаменитого Питера Брейгеля Старшего, известный фламандский художник! Этой картине почти три с половиной столетия. Посмотри, какие краски, насколько выразительны линии. Хотя кому я все это говорю? – Она улыбнулась, взяла его за руку. – У тебя новые погоны, Вадим?
– Новые. – Он улыбнулся. – Старые поизносились, пришлось поменять.
– Но эти лучше, чем прежние? – Она как-то колебалась.
– В каком смысле?
– Ну… ты теперь будешь меньше лезть под пули?
– В этом смысле определенно. – Он с уверенностью кивнул. – Больше под пули ни ногой. Пусть другие лезут. Всякие капитаны и старшие лейтенанты. Вы готовите экспозицию?
– Это долгий процесс, Вадим. Экспонатов пока немного. Хорошо, что самое ценное удалось сохранить. Основная масса пока в подвалах. Нужна экспертиза, а для многих единиц – реставрация. Но скоро все будет. Мы откроем дворец, пусть и не все пространство удастся заполнить. Представляешь, наши моряки перехватили у мыса Тарханкут еще одно немецкое судно, идущее в Румынию. Двадцать шесть полотен российских передвижников плюс один Ван Дейк! Все доставлено в целости и сохранности.
– Замечательно! – Вадим опять улыбнулся. – Уверен, в ближайшие тридцать лет тебе будет чем заняться.
– А ты что?.. – У девушки задрожали губы.
– У меня новое назначение, – пояснил Вадим. – Мне предложили возглавить дивизионный отдел контрразведки СМЕРШ. Будешь меня ждать?
– Буду. – Она тоже потупилась, потом подняла глаза и проговорила, не пугаясь своих слов: – Да, буду всю жизнь тебя ждать. Когда все кончится, приезжай.
– Всю жизнь не надо. – Он замотал головой. – Мы уже в Европе, война через полгода кончится. Буду письма тебе писать, вести с нарочными слать. Хочу в Крыму поселиться после войны.