Катя чувствовала себя необыкновенно счастливой. Это была ее первая, пусть и маленькая, победа. Значит, теперь поле поисков постепенно сужается и они с Алексеем медленно приближаются к разгадке тайны "театрального убийцы". Кате хотелось петь, но делать это на улице было категорически нельзя. Даже простая улыбка заставляла озабоченных людей вздрагивать и хмуриться, что уж там говорить о песне?! Закидают тухлыми яйцами. Скажут: у нас забот по горло, а эта тут распелась, на нервы действует. Конечно, в наше суматошное и напряженное время, чтобы не возбуждать косых взглядов и кривотолков, лучше одеваться потемнее, опускать углы губ, морщить лоб словом, выглядеть так, будто у тебя сперли лотерейный выигрышный билет или никак не отправится к праотцам девяностолетняя двоюродная тетушка, которая завещала тебе квартиру на Тверской.
Катя позвонила Алексею и попросила его срочно приехать к ней домой.
– Молодец, ты просто молодец, – он возбужденно махнул рукой, – я уверен, что это поможет нам распутать дело с "Саломеей". Я похлопочу, чтобы тебе выписали срочную командировку в Крым. Думаю, что сегодня ты уже можешь смело паковать чемодан.
– Какой чемодан, Алексей, – откликнулась Катя, – мне хватит и дорожной сумки.
– Ну, давай, с богом, желаю удачи. Позвоню утром, а сейчас отдыхай.
Ночью Кате снилось, что она заплыла в море далеко-далеко, уже не видно берега, и вдруг чувствует какое-то странное препятствие. Она смотрит по сторонам и неожиданно понимает, что плывет не в волнах, а в голубых длинных лентах, которые видела в театре "Саломея". Она запутывается в них, кричит, но никого рядом нет, и ленты медленно-медленно смыкаются над ее головой.
Катя дико закричала и проснулась. Она зажгла свет и побрела в кухню. Там она сначала выпила холодной воды, а потом накапала в рюмку валерьянки. Ну и сон! Уже кошмары снятся, а что же будет дальше? Может, теперь каждую ночь к ней станет являться человек в черной маске и с голубым шарфиком на шее?
В агентстве Кате выписали командировку на пять дней. К морю она ехала с нетерпением. Алупка встретила ее щедрым солнцем и ярко-изумрудной зеленью. В южных городах есть свое особое очарование. Время в них кажется застывшим раз и навсегда. Блаженная лень охватывает все твое существо, ни о чем не хочется думать, лишь плыть, покачиваясь на волнах, и наслаждаться спокойным течением жизни. Днем на юге воздух мечтательно-пряный, как лимонный ликер, а вечером волнующе-таинственный, как темный бархат театрального занавеса. Кажется, что занавес вот-вот поднимется и ты станешь участником старого, но вновь и вновь затрагивающего самые сокровенные струны твоей души представления. А источником этой таинственности и мечтаний было море, заключавшее в себе все…
Катя остановилась в гостинице, находившейся в центре города. Она поставила дорожную сумку в угол, а в другую, поменьше, положила пляжные принадлежности. Затем надела светло-кремовый сарафан и, перехватив волосы черной резинкой, вышла из номера, предварительно посмотрев на наручные часы. Было два часа дня. Солнце палило настолько нещадно, что на улицах было почти безлюдно.
В городском архиве, куда направилась Катя, стояла тишина. Худенькая девушка с выступающими вперед кроличьими зубами выглянула из полураскрытой двери и поздоровалась.
– Мне хотелось бы получить справку о том, где проживала Гурдина Элла Александровна.
– Когда это было?
– Лет… тридцать-сорок назад.
– Вам срочно?
– Да. – Катя предусмотрительно протянула девушке большой пакет с коробкой конфет и упаковкой цейлонского чая. – Прошу вас.
Девушка взяла пакет и на секунду задумалась.
– Приходите завтра утром.
– Во сколько?
– В одиннадцать.
Возвращаться в гостиничный номер совсем не хотелось. Катя перекинула сумку через плечо и направилась на пляж.
Ночью она спала крепко, без сновидений, проснулась рано – около шести. Небо слабо розовело, и в воздухе была разлита утренняя свежесть. Катя поежилась, но уснуть ей больше не удалось.
Девушка с кроличьими зубами, увидев Катю, покачала головой:
– Знаете, я ничего не нашла. А вы уверены, что Элла Александровна Гурдина жила в Алупке?
– Да, – упавшим голосом сказала Катя, – уверена. Может быть, городские архивы хранятся еще и в другом месте?
– Нет, архив у нас один. Возможно, она вышла замуж и сменила фамилию?
– А… да… Я как-то не подумала…
– А как ее девичья фамилия?
– Не знаю. Что же делать?
– Если знать точно, сколько ей лет, можно просмотреть записи свидетельств о рождении.
– Хорошо, я выясню и сообщу вам.
Вечером Катя позвонила Алексею. Он попросил ее перезвонить через два часа. Когда она снова соединилась с Москвой, Алексей, откашлявшись, сказал:
– Сорок семь.
– Спасибо.
– Все нормально?
– Да.
Получив на руки справку, Катя растерялась. Оказалось, что фамилия Эллы была Краснянская и жила она на окраине города.
– А этот дом сохранился? – спросила Катя, щурясь от солнца, бьющего прямо в глаза.
– Скорее всего, нет, бо2льшая часть домов была снесена.
– Это далеко?
– Нет, пройдете по центральной улице пятнадцать минут и свернете направо, а там спросите.
– Я могу к вам обратиться еще раз, если возникнет необходимость?
– Пожалуйста, я работаю каждый день. С десяти до пяти. Обеденный перерыв с часу до двух.
Дом, где жила Элла Гурдина, не сохранился. На его месте возвышалась белая пятиэтажка. Справа стояли два ветхих деревянных домика, к которым Катя и направилась, невольно замедлив шаг.
В первом доме ей никто не открыл, очевидно, хозяев не было. Во втором сразу залаяла собака, и пожилая женщина в ярко-малиновой косынке на голове высунулась в окно.
– Вы к кому?
– К вам.
– Ищете комнату?
– Нет, я по другому вопросу.
Через минуту к ногам Кати подкатилась серо-белая собачонка, а женщина вышла на крыльцо.
– Марья Николаевна.
– Катя.
– Проходите на веранду.
Хозяйка тяжело опустилась на стул.
На круглом, слегка покосившемся столе стояла синяя ваза с фруктами.
– Вы здесь давно живете?
– Пятьдесят лет, даже больше. А что?
– Вы не помните жильцов дома, который стоял рядом с вашим? Ну, на месте пятиэтажки?
– Рядом? Помню. Краснянские жили. Мать с дочерью. Симпатичная такая девочка была, но очень уж своевольная. Делала, что хотела.
– А что сталось с матерью?
Женщина вздохнула.
– Умерла. Утонула. Девчонке тогда лет семнадцать было. Царствие ей небесное. Правда, непутевая женщина была, безалаберная. Не работала нигде толком. То цветами на набережной торговала в курортный сезон, то рыбой. И еще гульнуть любила. Мужа у нее не было. Да и девчонка непонятно от кого. Но так она женщиной незлой была, приветливой. Как же ее звали, дай Бог памяти. Кажется, Марионеллой или Лионеллой. Что-то такое нерусское, цыганское. А волосы были рыжие-рыжие. Девчонка вся в нее пошла.
– А с… девочкой что было после смерти матери?
– С девчонкой-то? Ничего. С одним мужиком закрутилась. А он женатый и старше ее раза в два. Скандал был. Она родила. Прожила года два или три и уехала. Насовсем. Никто и не знал куда. Худющая была, рыжая, а характер сорви-голова. Интересно, что с ней сталось? Вы ее разыскиваете?
– Да.
– Как-то одна девушка тоже о ней спрашивала. Давно, лет двадцать назад. Подруга ее, которая каждый год отдыхала здесь, дружила с… замялась хозяйка.
– Эллой?
– Да-да, Эллой. Тоже интересовалась, куда она делась. Но никто не знал. В одну ночь собралась и уехала.
– А как ребенка звали?
Женщина досадливо поморщилась:
– Откуда ж я помню? Такой пухленький мальчик.
– Светленький, темненький?
– Да кто их разберет, этих малышей. Времени столько прошло. Воды хотите?
– Попью. Жара такая.
– У нее много друзей было, подруг. Вот эта девочка приезжая, еще мальчик один с Эллой очень дружил, ходил по пятам, как собачонка. Их еще дразнили женихом и невестой. А она смеялась над ним. С мальчишкой какая-то трагедия произошла. Мать не то убили, не то покончила самоубийством. Актриса была. С театром летом гастролировала. Пила как сапожник. В общем, нашли всю в крови, с перерезанными венами. Ужас!
– Да… жуть!
– А какой город был тогда! Вы себе и не представляете! Столько отдыхающих, смех, веселье. Кто только к нам не приезжал: и театры, и цирк, и разные фокусники.
Женщина смотрела куда-то мимо Кати. Казалось, перед ее глазами оживала былая Алупка – шумный южный город.
Катя дипломатично кашлянула, чтобы переключить внимание женщины на себя.
– А соседи, могут ли они что-нибудь рассказать о Краснянских?
– Откуда? – решительно повела плечами женщина. – Они переехали сюда недавно, лет десять назад. Новички, никого не знают, ни с кем не общаются. Из Сибири.
– Спасибо, Марья Николаевна. Не провожайте. Дорогу я найду.
– Если хотите, приезжайте отдыхать. Я вам с удовольствием сдам комнату. Хотите – одна, хотите – с вашим молодым человеком. – И она подмигнула Кате.
– Спасибо. Кто знает, а может быть, и вправду приеду.
Последний день командировки Катя решила посвятить осмотру главной достопримечательности города – Алупкинского дворца.
С прогулочного катера, курсировавшего вдоль берега, видны были низкие домики и дворец, белой жемчужиной утопающий в зелени.
Северный фасад напоминал старинный английский замок. Окна-бойницы, сторожевые башни, длинная оборонительная стена.
Но южный фасад, открывавшийся с моря… Восток. Арабская мечеть. Громадный портал с нишей в два этажа. И в глубине ниши надпись – вязь на арабском языке: "И нет всемогущего, кроме Аллаха". К морю спускалась знаменитая "львиная терраса" – широкая лестница, украшенная тремя парами львов.
Парк, окружающий дворец, был разделен на Верхний и Нижний. В Нижнем, примыкавшем ко дворцу, преобладали прямые аллеи, подстриженные кустарники. В Верхнем царила дикая растительность, которой не касались человеческие руки. Солнце нагревало деревья. Они поражали воображение своими размерами и формами. То уз