ографий. На них были изображены мертвые девушки с обезображенными лицами. – Это они. Удалось найти три трупа, а всего таких случаев четырнадцать. Где остальные?
– Понял, – откликнулся Алексей.
– В общем, изучи дело. Потом доложишь, что и как.
Вячеслав Артемьевич махнул рукой, как бы говоря, что время беседы истекло, и Алексей, поднявшись со стула, направился к выходу.
И вот сейчас, внимательно просматривая собранные материалы, листая записи разговоров со свидетелями, Алексей испытывал тягостное чувство недоумения. Слишком случайными выглядели все эти смерти. Если бы они не были собраны в одно дело, то на первый взгляд между ними не было ничего общего. И все же тут прослеживалась определенная логика…
Вечером Алексею позвонили из "Белого грифа" и сообщили, что произошло еще одно убийство из этой "серии". Умер академик Сакальский, крупный специалист в области термоядерной физики. По ошибке принял не то лекарство. Полгода назад он женился на молодой женщине. В агентство обратилась его сестра, которой скоропостижная смерть брата показалась подозрительной. Алексей быстро записал продиктованный ему телефон сестры Сакальского Татьяны Львовны Артюновой – и через десять минут связался с ней. Во время короткого телефонного разговора одно обстоятельство насторожило его: Татьяна Львовна сказала, что ее брат последние годы активно участвовал в работе театрального фонда "Мольер".
Утром Алексей позвонил Кате, и они договорились, что он заедет за ней через полчаса.
После того как Алексей кратко ознакомил Катю со своим новым делом, она отвернулась и, прикусив губу, выдавила:
– Ты думаешь, это как-то связано с моим рас-следованием?
– Нет, но, возможно, эти дела пересекаются, и, расследуя одно, можно прийти к разгадке другого. Так иногда и бывает. Ты знаешь, что меня поразило, когда я листал дело? Ну, как бы сказать… свидетели описывают этих вдовушек как-то одинаково: блондинки, большие глаза, полноватые губы и никаких особых примет, словно их всех в одном инкубаторе выращивали.
– А фотографии?
– Нет их, – вздохнул Алексей.
– Почему?
– Видимо, сбегая, с собой прихватывали, чтобы никто разыскать впоследствии не мог. До замужества ничем не занимались. Двое или трое из них поступали в театральные училища, но провалились. Между прочим, Сакальский участвовал в работе "Мольера", ну, там, где ты была, – в театральном фонде.
– Странные люди там работают, – Катя вспомнила секретаршу, которая, закрыв глаза, печатала так, словно играла на рояле, и директора фонда, поджарого, энергичного человека. И секретарша, и директор упорно отрицали, что видели Юлию Миронову.
Татьяна Львовна Артюнова принадлежала к числу тех бойких дамочек, возраст которых определить нелегко. С равным успехом ей можно было дать и сорок пять, и пятьдесят пять лет. Когда она говорила, ее губы вытягивались, и со стороны могло показаться, что она что-то терпеливо, по слогам втолковывает неразумному ребенку.
Квартира Татьяны Львовны была наполнена ароматом свежего хлеба, кофе и сладких цветочных духов. Алексей не любил такого назойливого запаха, но приходилось с ним мириться, как и выслушивать горестные восклицания Татьяны Львовны по поводу растяпистости и непрактичности ее брата, которые и привели к такому ужасному финалу.
– А как вы думаете, это серьезно – взять и жениться почти что на своей дочери?! Неужели они (под словом "они", видимо, подразумевалась вся худшая половина человечества, то есть мужчины) не понимают, что этим молоденьким акулам что-то от них нужно? Где мозги? Был светилом в науке, а в жизни… Как умерла Карина, жена, так и сдал мужик. Надо было мне переехать к нему жить, присмотреть за ним повнимательней. Думалось, что справится с горем, найдет забвение в своих симпозиумах и ученых советах, так нет. Берите конфеты. Чаю еще подлить?
Комната Татьяны Львовны выглядела так, словно хозяева завтра же готовились переехать на новое место и поэтому принялись спешно паковать вещи.
Коробки разного размера стояли по углам небольшой квадратной комнаты, сумки с одеждой лежали на диване, а под ногами Кати валялся какой-то кирпич, который при ближайшем рассмотрении оказался словарем новогреческого языка.
– Жарко, – Татьяна Львовна, протянув руку, сняла с полки большую салфетку и принялась медленно обмахиваться ею. – Анэля, – обратилась она к пушистой белоснежной болонке, бодро вбежавшей в комнату, – сядь на коврике, у меня люди.
Болонка, чья челка почти закрывала ей глаза, с любопытством посмотрела на Алексея и потрусила в единственный свободный от хлама угол.
– Значит, новая жена была э… не совсем приятной женщиной?
Татьяна Львовна в ответ так энергично затрясла головой, что казалось, она скатится с плеч наподобие перезревшей дыни. – Естественно, – процедила она сквозь зубы, – просто интриганка, вот и все.
– Она не москвичка? – вставила Катя.
– Нет – то ли Брянск, то ли Рязань.
– А как к ней относился Игорь Васильевич?
Она пожала плечами:
– Как глупый мальчишка. Я, скажу честно, не испытывала особого желания общаться с его новой супругой, как и она со мной. Я видела ее всего раза три. Жеманная, сильно накрашенная, с большими руками.
Портрет Колосовой Веры Николаевны, в замужестве Сакальской, рисовался густой сажей, без малейших проблесков жизнерадостных красок. Алексей почувствовал досаду на выжившего из ума академика, который женился на свистушке из провинции и поэтому угодил в переплет.
– Вы что-нибудь подозреваете? – Алексей дипломатично кашлянул в кулак.
– Да она его и убила, а теперь остается в шикарной трехкомнатной квартире, еще дача есть в сорока километрах от Москвы, хорошая, двухэтажная, с паровым отоплением. Я там каждый клочок земли возделывала. Мы ведь с Игорем выросли на ней. Старое товарищество, давали землю в тридцатые годы, кто попало там не селился, только интеллигенция. Наш папа был очень известным цирюльником, обслуживал таких людей… Рассказать – не поверите просто! А теперь что будет с дачей – не знаю. Я от своих прав не отступлюсь ни за что. Буду проходить суды до победного конца. Я… – Как бы в подтверждение своих слов Татьяна Львовна энергично взмахнула рукой, сжавшейся в маленький, но твердый кулак.
– Понимаю… А вообще, Игорь Васильевич интересовался женщинами, простите за нескромный вопрос? – Алексей посмотрел на Анэлю, которая лежала в углу.
– Ну как сказать, время от времени, не без этого, но все в рамках пристойности, никаких скандалов, так, легкие увлечения.
– Вы живете одна?
– Нет, с сыном. Очень способный мальчик, учится в МГИМО, будет переводчиком испанского языка. Знаете, сейчас финансисты и переводчики требуются везде, выгодная специальность. Теперь другое время, чистые гуманитарии не в цене. Вот я кем только ни работала в своей жизни, Татьяна Львовна едва заметно вздохнула, – а в последние годы вернулась к старой профессии – перевожу с греческого и преподаю на курсах, на жизнь хватает и ладно.
Маленькие черные глазки Татьяны Львовны смотрели на Алексея с выражением досады и грусти. Алексея охватила легкая печаль. Как он мечтал в юности стать историком, как он грезил еще с детства подвигами спартанцев и рыцарскими турнирами! И где та, почти неземная, тишина библиотек, в которых он любил бывать?
– Анэля, – резкий голос Татьяны Львовны вернул Алексея к действительности, – ты чего лезешь к гостю?
Тут Алексей обнаружил лохматое существо у себя на коленях. Болонка, уютно свернувшись калачиком, явно намеревалась вздремнуть на его брюках.
– Пусть лежит, – тихо сказал Алексей.
– А театральный фонд "Мольер"? – Катя протянула руку к Анэле и погладила ее.
– Мой брат любил разностороннюю деятельность, в том числе увлекался историей театра. Он, по-моему, и со своей будущей женой в этом "Мольере" познакомился.
– Что?! – хором воскликнули Алексей и Катя и переглянулись.
– Во всяком случае, одна моя знакомая забирала внука из живого уголка и видела, как Вера выходила из этого фонда. А Игорь в последнее время бывал там на всяких вечерах и заседаниях.
– А больше он вам ничего не рассказывал? – Катя сосредоточенно грызла большой палец, забыв о всяких правилах приличия.
– Да нет, в последнее время мы не так уж часто с ним общались. Не очень хотелось нарываться на эту…
– Понимаем. – Алексей встал. – А Вера Николаевна сейчас дома?
– Откуда я знаю, раньше все по магазинам бегала в первой половине дня, во второй – валялась на диване. Ничего не могу вам сказать.
– Спасибо, мы вам позвоним, если возникнет необходимость.
– Да… Анэля, не путайся под ногами, иди на место!
– Вы переезжаете? – Катя подобрала платье, чтобы не задевать коробки.
– Все ремонт не соберусь сделать, второй год уже…
Проблема была понятной и родной. Катя с ужасом представила, как ей тоже надо будет все паковать, где-то доставать картонные коробки.
Она чуть не упала в узком коридоре, заставленном угрожающими железками, напоминающими водосточные трубы. К счастью, Алексей предупредительно подхватил ее под локоть:
– Осторожно.
Облегченно вздохнув, они вышли на улицу, где только что прошел дождь и в воздухе была разлита летняя свежесть.
Вера Николаевна Сакальская упорно не хотела открывать. Катя с Алексеем дружно барабанили в дверь. В ответ – ни звука. Выглянула соседка. Ее лицо блестело от толстого слоя крема.
– Она с утра уехала.
– Куда? – поинтересовалась Катя.
– Не знаю, взяла большую сумку, – соседка разговаривала с ними через дверь, закрытую на цепочку.
– А она что-нибудь сказала? – Алексей отряхивал свои брюки, покрытые пылью.
– Да она высокомерная такая, никогда особенно и не разговаривала, цацу из себя строила. – На лестнице раздались шаги, и женщина быстро захлопнула дверь.
– Что-то здесь не так, – Алексей сел прямо на ступеньки лестницы и устало махнул рукой. – Нет, что-то здесь не так, – повторил он.