– Не могу жить без сигареты, просто наваждение какое-то. Знаю, что надо бросить, но не могу. Так на чем мы остановились? – Она взглянула на Катю, слегка прищурившись.
– На Жене Сандуле.
– Ах, да, Сандула. Затем идет наша молодая "поросль" – Артур и Рудик. Способные молодые актеры, правда, им пока не хватает практики, но это придет. А так они оба очень талантливы.
– Простите, а они не ревнуют друг к другу?
Гурдина расхохоталась:
– Это ты наслышалась дешевых сентенций, что актеры должны непременно ревновать друг к другу, скандалить, если им долго не дают хороших ролей, капризничать, дуться, требовать к себе внимания. Дорогая, это все уже вчерашний день, сейчас с актерами никто не носится. Если будут капризничать, их просто выкинут из театра, и они пополнят картотеку безработных. Всем нужны послушные исполнители режиссерской воли, ну и, конечно, индивидуальности.
– А как это может сочетаться одно с другим: послушные исполнители и индивидуальности? – не удержалась Катя.
– Это уже их проблемы. Хочешь жить, умей вертеться. Да… все изменилось. Лет сорок-пятьдесят назад актер был царь и Бог, с ним считались, ублажали, носились, особенно с талантливыми. Сейчас таланта маловато, но хороших ремесленников много, так сказать, общий уровень подтянулся. Поэтому хороший режиссер может вытянуть спектакль за счет литературного материала, сценического оформления, музыкального сопровождения, хореографии и так далее.
Гурдина неожиданно замолчала. Катя крепко сжала в руках миниатюрную чашку.
– Да, мысли скачут, вернемся к нашим баранам. Теперь – дамы. Анжела и Рита, блондинка и брюнетка, я выбирала их по контрасту. Одна – белокурый ангел, другая – черноволосый живчик, бесенок. Обе хороши и преданы театру. У Анжелы, пожалуй, побольше таланта, но зато Рита умеет держать паузы, концентрировать на себе внимание, а это иногда трудно дается даже маститым профессионалам.
– Блондинка и брюнетка, – повторила Катя, – а разве нельзя изменить внешность при помощи парика, грима?
Элла Александровна бросила на нее внимательный взгляд:
– Дело не в этом, дело в характере, заложенном природой. Часто внешность является отражением внутреннего мира. Когда мужчины влюбляются в блондинок, им бессознательно хочется чего-то нежного, кроткого. Неважно, что ангел оборачивается стервой: выбор сделан на уровне стереотипов. И наоборот, брюнетки сразу рисуются женщинами-вамп, этакими пожирательницами мужчин, нервными истеричками и психопатками. Эта иллюзия стара как мир, но мужчины часто попадаются на нее. Рита и Анжела удачно дополняют друг друга. И наконец, Лилия Георгиевна. Она пережила ужасное горе, у нее умерла дочь в возрасте пятнадцати лет. Зверски изнасиловали в парке, тело нашли только через два дня. Бывшая актриса Харьковского театра. Молчалива, но это понятно. Иногда не разговаривает ни с кем целыми днями. Но играет прекрасно. Муж – художник. Правда, они расстались.
От сквозняка дверь комнаты медленно раскрылась.
– Ну вот и все, – Гурдина резким движением потушила окурок в хрустальной пепельнице, сделанной в виде раковины. – Ты довольна моими объяснениями?
– Пока да, – Катя замялась, – но вы ничего не рассказали о себе.
Гурдина усмехнулась:
– Ну а что рассказывать, все так просто и обыденно. Где родилась, не знаю, воспитывалась в детских домах. Когда вышла в жизнь, то начала скитаться по провинциальным городам, потянуло в театр, сама играла немного, потом стала режиссировать, десять лет руководила самодеятельным театром в Твери, перебралась в Москву, и так пошло-поехало.
– Значит, родных у вас нет?
– Ни единой души, замужем никогда не была, да, по правде говоря, и не тянуло. Рубашки стирать и обеды готовить – это не для меня.
– И детей не было?
Лицо Эллы Александровны внезапно застыло.
– Нет.
Катя почувствовала нечто странное, но не могла дать этому никакого объяснения. Если бы она была суеверной, то сказала бы, что кто-то невидимый присутствует рядом с ними.
Часы, стоявшие в углу на высокой подставке, показывали около четырех дня. Такие часы Катя видела совсем недавно в одном из антикварных магазинов в центре Москвы. Сельская идиллия: кусочек луга, пастушка, которая прилегла на камень. К ее ногам ластится овечка. Пастушок поодаль играет на рожке. Пастушка чуть повернула голову. Ее портило какое-то жесткое выражение лица, раздвинутые в неестественной улыбке губы и круглые глаза-буравчики.
Гурдина опустила веки.
– Я ухожу. – Катя привстала со стула. – А почему у вас два трюмо?
– Комната маленькая, а так зрительно увеличи-вается пространство, дизайнерский трюк. Захлопни посильнее дверь, – донеслось до Кати в коридоре.
Оставшись одна, Гурдина осторожно сползла с дивана и подошла к зеркалу.
Неожиданно ей вспомнилось… медленное оце-пенение. Она словно проваливается в какую-то бездну. Из этого состояния ее выводит мягкий голос: "А теперь встань и подойди к зеркалу, что ты там видишь? Посмотри… посмотри внимательно…"
Глава 4
С Алексеем Николаевичем Яриным Катя дого-ворилась встретиться в два часа дня в кафе "Роза Азора". Тот позвонил утром и сказал, что директор агентства дал ему поручение работать с ней в одной связке. Поэтому Алексей предложил срочно встретиться, чтобы обговорить все вопросы.
В кафе было полно людей. Катя подперла щеку рукой и монотонным голосом принялась пересказывать то, что свалилось на нее в эти дни, а в заключение с отчаянием выпалила:
– Ничего не понимаю, ровным счетом ничего! – Катя с досады стукнула ложечкой о вазочку с мороженым, отчего та обиженно звякнула. – Я не знаю, что делать, Алексей Николаевич.
– Зови меня Алексеем и на "ты", к чему нам этот официоз.
– Дело мое – труба, – упавшим голосом сказала Катя.
– Так не бывает, обязательно должны быть какие-то зацепки, ниточки, которые в конце концов и выведут к желаемому результату.
– Представь себе, пока никаких! – закричала Катя.
С соседнего столика до нее донеслось сказанное громким шепотом: "Перебрала девочка". Она даже не сразу сообразила, что это относилось к ней.
– Давай рассказывай снова, все по порядку, не торопись. Бывает так: то, что тебе кажется несу-щественным, на самом деле – главное, и наоборот.
– Итак, я имею, – Катя начала загибать пальцы, – труп с театральным шарфиком на шее – раз. И даже кто убитый-неизвестно. Никакой информации в агентство не поступало.
Алексей кивнул:
– Да, это так. Убили длинной иглой, напоминающей шило. Подошли сзади и воткнули под лопатку. Мгновенная смерть. Человек ничего не успел сообразить. Отсюда непонятная гримаса, что-то вроде вымученной улыбки.
– Талантливый режиссер, который на дух не переносит прессу, – два, продолжала Катя. – Труппа разномастных актеров – три. Как они играют в одном спектакле – уму непостижимо. Ничего общего между ними, судя по описанию Гурдиной, нет.
– Ты с ними беседовала?
– Еще нет.
– Не откладывай. А что Гурдина рассказала о своих актерах?
– Немногое. Рубальский – родом из потомственных польских дворян, непрофессионал, но играет исключительно выразительно. Сандула герой-любовник. Артуру с Рудиком не хватает практики, но у обоих несомненные способности, – передразнила Катя Гурдину, – Рита и Анжела тоже не без талантов. Анжелу, впрочем, она выделила особо. Ну а Лилия Георгиевна – актриса Харьковского театра. Пережила ужасное горе, изнасиловали ее пятнадцатилетнюю дочь в парке и убили. Поэтому она замкнута и неразговорчива. Все.
– А тебе не кажется странным, что Гурдина ничего не сказала об их увлечениях, семейных радостях или трудностях? Ни-че-го.
– И что это, по-твоему, значит?
Алексей рассмеялся:
– Типичный образец эгоцентрика, сильной творческой личности, которая одержима своим делом, а все, что выходит за его рамки, напрочь отбрасывается. Судя по всему, актеры для Гурдиной всего лишь подручный материал, из которого она лепит то, что ей заблагорассудится. Еще один вопрос: почему все-таки от Эллы Гурдиной, выдающегося, как говорят критики, режиссера, ушла Юлия Миронова? Действительно ли это женские склоки или нечто большее? Я скажу в агентстве, чтобы за ней установили наблюдение.
– Ты знаешь… – Катя внезапно замолчала, вспомнив часы в комнате Гурдиной. Она хотела рассказать Алексею о том, что ее почему-то охватил неясный страх и тревога, но передумала. "Подумает, что я – неврастеничка с расшатанными нервами…" – Мне кажется, – задумчиво сказала она, – что я попала в театр марионеток. Меня с самого начала поразило ощущение чего-то нереального, искусственного: и этот японский сад, и водопад, и актеры, словно вырезанные из картона.
– Поверь, самое трудное, – кивнул Алексей, – проникнуться психологическими нюансами обстановки, отношений между людьми, тем, что сейчас называют модным словом "аура". Как только ты войдешь в эту струю, тебе будет легче ориентироваться и искать "своего" врага. Ты как бы постепенно вживешься в шкуру убийцы, начнешь понимать его мотивы и даже мысли.
До них донеслась вкрадчивая мелодия танго.
– Представь, что твой противник – партнер по танго. Ты танцуешь с ним в темноте и не видишь его лица, оно покрыто мраком. Ты сливаешься с ним в одном ритме, чувствуешь дыхание, угадываешь шаги, повороты. И начинаешь медленно воссоздавать его облик. Ну, как в детской игре – ощупываешь и гадаешь, кто бы это мог быть. Так происходит узнавание, а потом – озарение. Мгновенное, как фотографическая вспышка.
Наступило молчание.
– Да, задача у нас, мягко говоря, трудная, – продолжил Алексей. – Мы связались с милицией, никаких данных об убитом пока нет. Сигналов о пропаже человека, похожего на убитого, тоже не поступало. Как только что-либо станет известно о нем, мы сразу узнаем. А пока… остается ждать. Жаль, что у него не было с собой ни сумки, ни документов – словом, ничего, что могло хоть как-то указать на его личность. Как будто кто-то специально взял и все разом спрятал, чтобы никто не спохватился об убитом до поры до времени.