– Ты веришь, что убийство – дело рук маньяка?
– Да не знаю я, во что верить… Суркова, по-моему, сомневается!
– А как же быть с этим дурацким макияжем?
– Черт его знает! О, гляди-ка, что тут…
Дамир склонился над небрежно заправленной кроватью и что-то вытащил из щели между изголовьем и матрасом.
– Книга? – равнодушно поинтересовался Антон. – Детектив какой-нибудь?
– А вот и нет: похоже, это дневник!
– Бог с тобой, кто сейчас ведет дневники?
– Не скажи: в интернете даже молодежь этим занимается!
– Так то в интернете, а когда в последний раз ты видел бумажный дневник?
– М-да, – протянул Ахметов, – тут ты, пожалуй, прав. Однако если принять во внимание возраст убитой…
– В любом случае Суркова с удовольствием почитает: в конце концов, других зацепок здесь, похоже, нет!
– Ни театрального грима, ни чего-то другого, что могло бы навести нас на личность убийцы… Может, поболтаешь с администраторшей?
– Почему я?
– Ну, из нас двоих я умный, а ты красивый, так? Значит, тебе девчонка скорее расскажет то, что не стала бы говорить мне!
– А вот и неправда! – обиделся Шеин. – В смысле, я и умный, и красивый, но с девицей, так уж и быть, поболтаю: она ничего такая и, похоже, наблюдательная особа.
– Дерзай! А я, пожалуй, еще поковыряюсь: вдруг что нарою?
Лера лежала на надувном матрасе в почти пустой комнате, где помимо спального места находился лишь один предмет мебели – вешалка на колесах.
– Ты недавно переехал? – поинтересовалась она. В первые часы пребывания в квартире Кирилла ей было все равно, как выглядит окружающая обстановка, но сейчас интерес проснулся.
Третьяков в одних трусах-боксерах стоял у окна с бокалом, медленно потягивая ром и глядя на темную улицу. Лере нравилось это зрелище: фигура у певца была ладная, пропорциональная и спортивная. Она знала, что и сама недурна собой, поэтому даже не пыталась прикрывать наготу одеялом: просто удивительно, как свободно девушка чувствовала себя с человеком, которого едва знала, ведь даже с Алексом она испытывала неловкость, если он видел ее голой не во время занятий любовью!
– Въехал чуть больше года назад, – ответил на ее вопрос Кирилл, не отрывая взгляда от окна.
– Давненько… – пробормотала Лера. – Ты принципиально не покупаешь мебель – любишь простор?
– Денег нет, – усмехнулся он. – Все уходит на ипотеку.
– Ну да, ипотека… А до этого снимал?
– Я жил в театре.
– Как это?
– Худрук дал мне ключи, и я жил в гримерке, как в гостинице. А что? Я никому не мешал, зато в театре есть все, что нужно, – санузел с душем, раздевалка, кровать… вернее, диван.
Лера представить себе не могла, что можно жить в театре, но у нее, в отличие от Кирилла, всегда была квартира – сначала мамина, а потом и своя собственная.
– Выходит, ты не питерский? – уточнила она.
– Я вырос в Екатеринбурге.
– Ух ты, далеко же ты забрался! У тебя здесь родня?
– Ни души.
– И как же ты…
– Сначала туго приходилось, а потом… Все постепенно наладилось.
– Значит, театральный вуз ты оканчивал…
– В Екатеринбурге.
– Твоя семья там?
– Это ты так пытаешься выяснить, женат я или нет?
– Да нет, я…
– Неужели ты думаешь, что я привел бы тебя в свой дом, если бы здесь находилась другая женщина?
– Да я просто…
– Никого не осталось.
– Прости. Мне… очень жаль.
– Все в порядке – это давно случилось.
– Значит, ты живешь один?
– Подумываю завести собаку, но я редко бываю дома, а кто-то должен ее выгуливать, да и скучно ей будет сидеть целый день в одиночестве!
– Меня это тоже останавливает, – призналась Лера. – Я очень хочу собаку, но…
– А какую?
– Что?
– Ну, какой породы пса ты бы предпочла?
– Наверное… лабрадора, да! Они умные, добрые и дружелюбные… Слушай-ка, а Диана…
– Нет уж, теперь ты мне расскажи!
– Что рассказать?
– Кто тот мужик, что подарил тебе кольцо, и почему ты выходишь замуж без любви?
– А кто сказал, что без?
– Это очевидно: если бы ты его любила, то не находилась бы сейчас здесь, со мной. Я далек от мысли, что ты в меня влюбилась, а это может означать две вещи. Первая: ты ищешь приключений накануне свадьбы, так как потом придется хранить верность. Женщинам такое не свойственно, поэтому напрашивается второй вариант: это – протест, и на самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы тебя захомутали… Во всяком случае, не он.
– Ошибаешься! – обиделась Лера, тщетно ища аргументы, способные разубедить Кирилла.
– Ты выходишь за него по расчету?
– Еще чего!
– Ну тогда ты, уж не обижайся, дура! Есть лишь две причины для женитьбы и замужества: расчет или любовь. Если нет ни первого, ни второго, это идиотизм! Знаешь, почему ты сейчас со мной?
– И почему же?
– Потому что тебе необходимо ощутить себя свободной, так как на самом деле ты чувствуешь, что тебя поймали в ловушку. А я не опасен!
– В смысле?
– Вы, женщины, считаете мужчин охотниками, хищниками и поэтому ощущаете исходящую от них угрозу. Я не хищник.
– Правда? – усмехнулась Лера. – Какой же ты?
– Травоядный. Безопасный, другими словами. Ты знаешь, что я не потребую от тебя никаких обязательств, да и сам не стану считать себя обязанным: эта ночь – всего лишь развлечение двух людей, которые еще не поняли, чего хотят от жизни!
Лера боялась признать, что каждое слово, сказанное Третьяковым, – сущая правда. Она и сама не понимала, почему сделала то, что сделала: ни с кем другим, кроме Кирилла, этого бы не произошло! Самое странное то, что она не сожалела о содеянном, не испытывала ни малейшего чувства вины – это нормально?!
– А ты… ты любил… когда-нибудь?
– Пожалуй. Однажды.
– Диану?
Он резко обернулся с выражением крайнего удивления на лице.
– С чего ты взяла?!
– Только не рассказывай мне, что вы никогда… ну, это…
– Ладно, не буду. Да, мы спали вместе, но давно. Мы остались друзьями: ни Диана, ни я не искали серьезных отношений.
– И с кем же еще из труппы ты… дружишь?
– Это что, ревность?
– Нет, простое любопытство.
– Извини, но я не стану его удовлетворять: Диана мертва, и ей ничто не сможет навредить, но другие-то живы!
– А та, о которой…
– Там не было взаимности, видишь ли.
Лера с трудом могла представить себе женщину, которая не ответила бы взаимностью Кириллу Третьякову, а после сегодняшней ночи особенно. Его обаяние было оружием, и знай о нем военные специалисты, непременно нашли бы ему применение! Неужели кому-то удалось разбить ему сердце?
– И что, с тех пор никому не удалось тебя завоевать? – продолжала она допрос.
– Помнишь старую сказку про волшебную лампу Аладдина? Там джинн говорил: «Я – раб лампы». А я – раб рампы, понимаешь? Пока что мне этого достаточно, я не хочу связывать себя какими-либо узами, кроме творческих!
– Мне всегда было интересно, что такое «рампа»? – спросила Лера. – Часто слышу это слово применительно к театру, но понятия не имею, что оно означает!
– Рампа – это бортик вдоль сцены, за которым спрятана нижняя подсветка.
– Запишу это в свой словарь, прямо с утра. А что тебя связывает с вице-губернаторшей?
– Ты интересуешься как следователь или как женщина в моей постели?
– А есть разница?
– Разумеется. Следователю я ответил бы, что нас ничего не связывает и она просто пригласила меня и других артистов нашего театра выступить на годовщине их с мужем свадьбы.
– А если я спрашиваю как женщина?
– Ну, тогда… тогда, пожалуй, я скажу, что Зинаида здорово помогла мне на первых порах. Я приехал в незнакомый город, и меня не приняли ни в один театр: кому нужен парень из Екатеринбурга, когда своим работы не хватает!
– И чем ты занимался?
– Ой, чем только не занимался! Работал барменом, торговал бытовой техникой, снимался в массовке… До тех пор, пока меня не познакомили с Купелиной. Она подсказала мне обратиться к Сомову и подготовила почву, так что он не смог отказать!
– И здесь протекция!
– А как ты думала? Лишь изредка в нашей сфере что-то происходит по стечению обстоятельств, а так – нужные связи, полезные знакомства…
– Но как же талант?
– «Таланту надо помогать, бездарности пробьются сами!»[2] – слыхала такое? Талант ведь на лице-то не написан, верно? К тому же, как это ни печально, талантливых артистов гораздо больше, чем, скажем, даровитых хирургов или гениальных физиков!
– Ты чувствуешь себя обязанным Купелиной?
– Естественно, – кивнул Третьяков, ставя пустой стакан на подоконник. – Я никогда не смогу отплатить ей за то, что она для меня сделала, и ни за что не сделаю ничего, что может ей хоть как-то навредить… А теперь, не продолжить ли нам так удачно начатое?
Аркадия Друзова Севада не узнал, хоть и видел актера по телевизору в сериалах: в жуткой оранжевой футболке с надписью «Жизнь страшна!» и растянутых трениках он выглядел затрапезно и совсем не гламурно. Севада невольно задался вопросом, соответствует ли надпись на футболке тому, что Друзов в действительности думает о своем существовании, но, само собой, не стал его об этом спрашивать. С первых же реплик стало ясно, что Аркадий либо и впрямь понятия не имеет о гибели бывшей жены, либо играет лучше, чем на экране. Тем не менее особого сожаления по этому поводу он не выразил. Когда Севада поинтересовался причиной, тот обвел рукой окружающее пространство со словами:
– Эта хата съемная. Нравится?
Нравиться здесь было нечему: скудно обставленная однокомнатная студия – в таких живет большинство одиноких молодых людей или пары с детьми, еле-еле сводящие концы с концами из-за того, что приходится платить владельцу квадратных метров и за коммуналку.
– Вот именно! – хмыкнул Аркадий, истолковав молчание незваного гостя в свою пользу. – А у Дианки осталась шикарная двушка в престижном районе, причем ипотека-то почти выплачена… Хотя теперь это значения не имеет, раз она мертва!