– Побудь со мной.
Кот зевнул, потянулся и, устроившись поудобнее, прикрыл свои янтарные глаза.
В одиннадцатом часу Мирослава постучалась в комнату Мориса и заглянула в неё. Миндаугаса там не было.
– Странно, куда он мог подеваться, – пробормотала она, спустилась вниз, налила себе на кухне чашку чая, достала вчерашние сырники и стала их есть.
– Разогреть лень? – через минуту раздался за её спиной голос Миндаугаса.
– Ага, – призналась она, не поворачивая головы.
– Давайте я подогрею. – Он хотел взять тарелку, стоявшую перед ней.
– Не надо. – Она ласково шлёпнула его по руке.
В маленькой плетёной корзиночке, которую Морис поставил на табурет, лежала свежая огородная зелень. И Мирослава догадалась, что он был в саду.
– А я думала, что ты в сети, – протянула она разочарованно.
– Я уже был там. Сделаю приготовления к ужину и снова займусь вашим заданием. Обед, насколько я понимаю, готовить не надо.
– Не надо, – вздохнула она.
– И Шура совсем пропал, – с заметной грустью в голосе проговорил Морис.
– Но ты ведь понял, что Наполеонов занимается нашим делом?
– Нашим? – улыбнулся Морис.
– А то чьим же! – шутливо прикрикнула на него Мирослава.
– Я думал, что у вас в России кто первый встал, того и тапочки, – улыбнулся Морис.
– Что ты этим хочешь сказать? – нахмурилась Волгина.
– Только то, что если дело попало сначала к Шуре, то оно его.
– А, это, – усмехнулась она. – Шура представляет государство, то есть всё, чем занимается полиция, народное, общее, а мы с тобой частное агентство, и уж если ухватимся за что-то, то из зубов у нас это никому не вырвать.
Морис расхохотался.
– Ты чего? – спросила Мирослава.
– Представил картинку, которую вы тут передо мной нарисовали.
– Ладно, хватит хихикать, – она допила чай и поднялась со стула, – надо работать.
– Когда вы вернётесь, неизвестно? – спросил он.
– Типа того. Но точно раньше двенадцати ночи, – утешила она его на прощанье и вышла.
Дон, сидевший к тому времени на подоконнике, грустно посмотрел ей вслед, тихо вздохнул, лёг на живот и положил мордочку на лапы. Морис ласково провёл рукой по его пушистой чёрной шерсти, переливающейся всеми оттенками шоколада:
– Не грусти, такова наша мужская доля. К тому же она обещала, что ночевать будет дома.
Кот поднял мордочку и уткнулся мокрым носом в ладонь Мориса.
– Всё-то ты понимаешь, – ласково проговорил Миндаугас и вернулся к своим делам.
Мирослава легко нашла район, в котором проживали супруги Белоконь. Состоял он из почти одинаковых двенадцатиэтажных зданий, но не был новостройкой. Домам было лет по десять, а то и больше. Мирослава въехала во двор Белоконей, остановила свою серую «Волгу» на хорошо оборудованной современной парковке и пешком пошла к дому.
По домофону ей ответил женский голос:
– Кто там?
– Мирослава Волгина, частный детектив.
– Да, да, – заторопилась женщина, – вы вчера с мужем договаривались, заходите, пожалуйста.
В подъезде приятно пахло, лестницы были чисто вымыты. Мирославе нужно было подняться на третий этаж, и она решила сделать это пешком, проигнорировав лифт. Когда она уже преодолевала последние ступени, её взгляд упал на женщину, стоящую на пороге открытой квартиры. Женщина смотрела на лифт.
– Я здесь, – сказала Мирослава, вступив на площадку, и приветливо улыбнулась.
– Ой, а я думаю, почему вас так долго нет, – проговорила женщина и добавила: – У нас хороший лифт.
– Я в этом не сомневаюсь, просто люблю ходить по лестницам, – объяснила детектив.
– Ну да, врачи говорят, что это для здоровья полезно. Но вы ещё совсем молодая.
– Так вот и берегу здоровье смолоду, – снова улыбнулась Мирослава.
– Проходите, пожалуйста, – хозяйка отступила в глубину квартиры, – муж ждёт вас в кабинете, я провожу. Да, забыла представиться, я Татьяна Павловна Белоконь. Только вы это, наверное, и так знаете.
– Знаю, но познакомиться всё равно приятно.
– Так и мне тоже, – печально вздохнула жен- щина.
И детектив поняла её без слов, знакомство их состоялось из-за печального события. Мирослава успела рассмотреть хозяйку дома. Выглядела женщина лет на сорок пять, хотя было ей, по подсчётам детектива, за пятьдесят. Наверное, следила за собой. Она не была худышкой, но полнота её была приятной и скорее радовала мужской взгляд, чем вызывала усмешку или жалость. Пышные каштановые волосы были уложены на затылке. На гладкой коже лица не наблюдалось морщин. Макияж был, но был он минимальным, почти незаметным.
– Давайте, я пойду вперёд, – сказала Белоконь, – а то коридор у нас длинный…
– Хорошо, – отозвалась Мирослава.
Коридор и впрямь был длинным, и пока они шли, миновали три двери. Наконец Татьяна Павловна тихонько постучала в одну из дверей и тотчас толкнула её:
– Заходите.
Мирослава шагнула вовнутрь помещения и оказалась в большой светлой комнате. Она догадалась, что это кабинет хозяина дома.
Её взгляд невольно упал на рояль.
Белоконь перехватил её взгляд и проговорил с нотками смущения:
– Да, вот, знаете ли, балуюсь иногда.
– Мой партнёр тоже играет на рояле, – отозвалась Мирослава.
– Правда? – обрадовался хозяин дома так, словно с его плеч свалилась гора. Мирослава догадалась, что мужчина чувствовал напряжение, по-домашнему лёгкое начало разговора с ней развеяло имевшиеся у него опасения относительно неё. Одно дело получить рекомендации, пусть и от очень близкого знакомого, и совсем другое дело – увидеть человека воочию и получить личное впечатление от него. Мирослава Волгина, вне всяких сомнений, понравилась Дмитрию Ивановичу. Они быстро переглянулись с женой, и их короткие взгляды выразили удовлетворение и облегчение одновременно.
– Вы садитесь, садитесь, голубушка. – Белоконь придвинул Мирославе одно из самых удобных кресел.
Она поблагодарила и села.
– Дмитрий Иванович, вчера в наше агентство обратились супруги Трифоновы с просьбой расследовать убийство Гордея Тимофеевича Трифонова, отца Сергея Гордеевича.
– Да, я знаю, – кивнул хозяин кабинета.
– Серёжа вчера звонил нам, – тихо добавила его супруга.
– Они сказали, что нас вам рекомендовал Иван Аркадьевич Сенцов.
– Да, это так, – Белоконь поправил сидящие на его носу очки в тонкой золотистой оправе, – профессор вас очень хвалил.
– Впрочем, сейчас это и не важно, – сказала Мирослава, – я упомянула об Иване Аркадьевиче только для того, чтобы вы поняли, что у нас серьёзное, ответственное агентство и нам можно полностью доверять.
– Я понял это сразу же, как увидел вас, – улыбнулся Белоконь.
– Вы поняли это, когда я заговорила, – уточнила Мирослава с ответной улыбкой.
– Точно! Вы совершенно правы.
– Я пришла поговорить с вами о вашем друге Гордее Тимофеевиче Трифонове. И надеюсь, вы не станете утаивать информацию, даже если она нелицеприятна.
На лбу Белоконя обозначилась складка скорби.
– Я понимаю, что вам трудно говорить о Гордее Тимофеевиче, но надеюсь, что то, что вы расскажете, поможет найти его убийцу.
– Я сделаю всё, что в моих силах, – заверил её мужчина.
– Как давно вы знакомы с Трифоновым?
– Мне кажется, что я знаю Гордея, вернее, знал, – поспешно поправился Дмитрий Иванович, – всю жизнь. На самом деле мы знакомы с ним с отрочества. Он пришёл в нашу школу в шестом классе, и мы с ним сразу подружились.
– А какие отношения у него были с другими ребятами?
Белоконь ненадолго задумался, а потом сказал:
– Да вроде бы со всеми хорошие, кроме Генки Ворошилова.
– А что они не поделили с Ворошиловым?
– Как вы думаете, – спросил Белоконь, хитро прищурившись, – из-за чего могут сцепиться мальчишки в девятом классе?
– Из-за девочки? – предположила Мирослава.
– Точно!
– А до девятого класса Трифонов и Ворошилов ладили?
– Вполне.
– И как же сложились отношения в этом треугольнике?
– А никак! Отца Нинки Ведерниковой, так звали олицетворившую для парней яблоко раздора девчонку, отправили служить за границу, когда мы учились в десятом классе.
– И мальчики помирились?
– Ничуть не бывало, они продолжали дуться друг на друга до выпускного бала.
– А потом?
– На балу Генка вылил бутылку кока-колы на голову Гордея, а Гордей набил Генке морду. Тогда их еле растащили в разные стороны.
– И что?
– Ничего, я потащил Гордея домой отмываться от вражеского напитка.
– Действительно, – невольно улыбнулась Мирослава, – нет, чтобы облить товарища отечественным напитком, «Саянами», например, или «Байкалом».
– Так их не было тогда на столе, – пожал плечами Белоконь.
– Дмитрий Иванович! Вы не знаете, где сейчас Ворошилов?
– Знаю, – кивнул хозяин дома.
– И где же?
– Сразу после института Генка женился на симпатичной евреечке Сонечке Кофенмахер. У них родились одна за другой две премиленькие девчушки. Сами супруги несколько лет проработали в НИИ. А потом отец Сони переехал в Израиль и перетянул туда семью дочери. Ворошилов теперь работает в Израиле в одной из коммерческих фирм и, по слухам, доволен своей жизнью.
– А что случилось с Ниной Ведерниковой?
– Вышла за какого-то немца и живёт в Германии, на территории бывшей ГДР.
– Отлично, – кивнула Мирослава, – значит, никто из них в последнее время носа к нам не показывал.
– Точно так.
Жена Белоконя нетерпеливо заёрзала на диване. Видимо, она делала мужу какие-то знаки. Мирослава могла видеть её только боковым зрением, поэтому она развернула своё кресло так, чтобы оба супруга попадали в поле её зрения.
– Не обращайте внимания, – проговорил Белоконь, обращаясь к Мирославе, и добавил, адресуясь к жене: – Таня, потерпи, и до Аниты мы дойдём.
– Извините, – пробормотала Татьяна Павловна, – просто мне кажется, что и так всё ясно.
– Возможно, вы и правы. Но, чтобы доказать это или опровергнуть вашу версию, мы вынуждены провести тщательное расследование, собрать улики и факты.