– Я могу согласиться с вами только в том, что, пока мы раскроем это дело, нам придётся здорово поплясать. А вот с наличием печки могут возникнуть, как мне кажется, проблемы.
– Ещё скажи, как Шура, что ты печёнкой чуешь.
Морис рассмеялся:
– Нет, моя печёнка не обладает талантами предсказателя. Я просто рассуждаю логически.
– А меня ты в свои рассуждения посвятить не можешь?
– Запросто, – отозвался он. – Бессонов не сделал Аниту своей любовницей.
– Может, она не приглянулась ему? – предположила Мирослава.
– Анита слишком хороша, чтобы не приглянуться мужчине.
– Даже звёздные красавицы нравятся далеко не всем, – возразила Мирослава.
– Согласен. Но, по-моему, здесь что-то другое.
– Что?
– Либо она не захотела. Либо Бессонов просто проявил человеколюбие и пожалел девушку, предоставив ей возможность подработать в его журнале и обрести нужные знакомства, попав на светские мероприятия.
– Пожалуй, ты можешь быть прав. Может также оказаться, что и Бессонов надеялся извлечь из знакомств Аниты выгоду для себя.
– Я проверил, он никогда не занимался сутенёрством и никак не связан, даже косвенно, с криминалом.
– Я не это имела в виду, – отмахнулась Мирослава.
– А что?
– То, что, например, Анита вышла за бизнесмена, не последнего человека в губернии.
– Я проверил, Бессонов лично не общался с Трифоновым.
– Он мог действовать через Аниту.
Морис пожал плечами, давая понять, что не видит в этом смысла.
– Хорошо, – сказала Мирослава, – не будем гадать. Я поговорю с Бессоновым и послушаю, что он мне скажет.
– Когда вы собираетесь это сделать?
– Скоро. Но прежде я хочу поговорить с дочерью Трифонова Елизаветой и, может быть, с её женихом, банковским служащим Иваном Павловичем Сизихиным. К тому же мне необходимо повидать Шуру.
– Соскучились?
– Не без этого, – улыбнулась Мирослава, – но я хочу прощупать его относительно завещания Трифонова. Может быть, полиции что-то известно на этот счёт. Лично у меня возникли большие сомнения, что Трифонов свалял дурака, оставив всё жене, с которой собирался не сегодня, так завтра разводиться.
– Действительно, неправдоподобно.
– Детей он мог просто пугать.
– Скорее всего. Непонятно, почему они ему поверили.
– Отношения у них были хуже некуда, так что поверить Трифонову им было несложно.
Вечер прошёл у детективов в тихой, можно даже сказать, семейной обстановке. О деле больше не говорили, только ближе к восьми вечера Мирослава позвонила дочери Трифонова Елизавете. Едва Волгина представилась, как девушка перебила её:
– Знаю, знаю, брат поставил меня в известность, что заключил с вами договор. Я обеими руками за. Надеюсь, вы найдёте убийцу отца.
– Для этого мне потребуется и ваша помощь.
– Какая именно?
– Для начала я хотела бы поговорить с вами.
– О, это всегда пожалуйста! – воскликнула девушка. – Когда вы хотите встретиться?
– Завтра.
– Завтра воскресенье. Я хотела весь день провести со своим женихом.
– Вот и отлично, – отозвалась детектив, – пусть ваш жених присутствует при нашем разговоре.
– Тогда ладно, – сказала Елизавета, – вы могли бы подъехать ко мне домой часикам к шести?
– Надеюсь, не утра? – спросила Мирослава.
– Естественно, – тихо рассмеялась девушка.
– Хорошо, договорились.
– Я знаю, что брат дал вам мой адрес, но, пожалуйста, сделайте вид, что вы его не знаете или потеряли запись.
– Я никогда ничего не теряю, – разочаровала её Мирослава.
– Ну, пожалуйста! Вам же это не трудно.
– Хорошо, – рассмеялась Мирослава и проговорила: – Елизавета Гордеевна, не могли бы вы продиктовать мне свой домашний адрес?
– С удовольствием, – с пылом отозвалась девушка и чуть ли не по буквам продиктовала ей название улицы, на которой живёт, и номера дома и квартиры.
– Спасибо. Завтра я буду к шести.
– Ждём! До встречи!
– До свидания.
– Что это с ней? – недоумённо спросил Морис.
Всё время, пока Мирослава разговаривала с Елизаветой Трифоновой, у неё была включена громкая связь.
– Вся эта интермедия явно была разыграна для жениха, находившегося где-то поблизости, например, в другой комнате.
– С чего вы это взяли?
– С того! Девушка то повышала голос до громкого, то снижала его чуть ли не до шёпота, чтобы человек, находящийся в другой комнате, не расслышал некоторых её слов.
– Ну и артистка, – покачал головой Морис, – только я всё равно не понимаю, зачем ей это надо.
– И не поймёшь, – рассмеялась Мирослава, – у девушек на выданье свои капризы.
– За вами я никаких капризов не замечал.
– Это потому, что я ещё не была на выданье, – прыснула она со смеху. Потом стала серьёзной и предложила: – Пойдём погуляем в саду.
– Пойдёмте.
– Что-то долго Дона не видно.
– Так он явно опять сидит на большом камне возле пруда и наслаждается лягушачьими руладами.
Кот Дон на самом деле обожал в это время года сидеть у пруда и слушать, как вовсю заливаются лягушки. Обычно он забирался на большой камень и наблюдал за ними с высоты. Когда Дон пробегал по берегу, все лягушки, которые сидели на суше, тотчас прыгали в воду. Они боялись большого пушистого кота, хотя он никогда не охотился на них и даже не пробовал дотронуться до них лапкой, хотя такой соблазн у кота наверняка имелся. Дона детективы на самом деле нашли у пруда, но окликать его не стали, сели на скамью поодаль.
– Скоро май пролетит, а там лето промелькнёт, не заметим, – вздохнула Мирослава.
– Чем вам не нравятся осень и зима? – улыбнулся Морис.
– Осенью сыро, зимой холодно.
Морис засмеялся.
– Я сказала что-то смешное?
– Не то чтобы очень. Но ведь говорят, что у природы не бывает плохой погоды.
– Это личное мнение классика, – ответила Мирослава, – которого я уважаю и обожаю. Но мнение у меня всё-таки своё.
– Да, я понимаю. Но и в осеннюю пору можно найти много прекрасного. Помните, как мы собирали грибы?!
– Это ты собирал, – на этот раз рассмеялась она, – а мы с Шурой соревновались, кто больше найдёт мухоморов.
– Мухоморы тоже грибы, – усмехнулся Миндаугас, – хоть и несъедобные. А зимой так здорово нагуляться почти до изнеможения, а потом сидеть перед камином с бокалом горячего глинтвейна.
– Морис! Ты романтик!
– При желании я могу и заземлиться. – Он заговорщицки подмигнул ей.
– И как же, позволь тебя спросить? – заинтересовалась она.
– Вы, конечно, слышали о напитке покрепче глинтвейна?
– О самогоне что ли? – расхохоталась Мирослава. Её смех привлёк внимание Дона, и кот, прибежав к скамье, запрыгнул на неё.
– Нет, не самогон, – хмыкнул он, – а грог.
– По-моему, его пили английские моряки.
– Точно! Но сначала моряки пили чистый ром. Однако, когда главнокомандующим флота был назначен Эдвард Вернон, он приказал дословно следующее: «Выдавать каждому матросу две порции рома, разбавленного водой, – полпинты рома на четверть воды».
– Сомневаюсь, что это понравилось морякам.
– Надо думать, что нет, – согласился он. – Но интерес представляет название, данное напитку.
– И что же не так с этим названием?
– У вице-адмирала Вернона было прозвище Старый Грог, английское словосочетание дословно переводится на русский – «старые бриджи».
– И за что же его так приложили?
– За грубые зелёные штаны, которые носил Вернон.
– Выходит, недолюбливали морячки своего главнокомандующего.
– Выходит, – отозвался Морис и стал гладить кота, растянувшегося на скамейке между ними.
– А другие версии происхождения названия напитка есть? – полюбопытствовала Мирослава.
– Есть, – улыбнулся Морис, – но они не такие оригинальные.
– Тогда пойдём спать, – сказала Мирослава, взяла кота на руки и направилась в сторону дома.
Морис поднялся со скамьи, посмотрел на пруд и последовал следом за ней.
– Хорошо некоторым, – проговорил он, догнав Мирославу, – их на руках носят.
– Это намёк на то, что и тебя нужно носить на руках? Но, по-моему, ты слишком тяжёлый, – рассмеялась она.
– Я же не говорил, чтобы вы меня носили. Мог бы я вас. Вместе с котом, – добавил он.
– Лучше не надо, – с иронией проговорила Мирослава, – я тоже нелёгкая ноша.
– Так своя ноша не тянет, – едва слышно произнёс он.
Она ничего не ответила.
Глава 13
Мирослава открыла глаза и подумала о том, что миновала ещё одна майская ночь. Подошла к окну и распахнула его настежь; ласковый ветерок присел на подоконник и, заигрывая с ней, легонько подул ей в лицо. Она улыбнулась, с наслаждением вдохнула запах сирени, растущей под окном. Черёмуха уже отцвела, и тяжёлые капли ночной росы припечатали её опавшие лепестки к земле. Обиженный невниманием Мирославы, ветерок улетел в сад, на который прозрачно-перламутровыми волнами наплывал рассвет.
– Красиво! – вырвалось у Мирославы, и она порадовалась тому, что уже несколько лет не живёт в мегаполисе, в котором ветра не дышат ароматами трав и цветов, а чихают от выхлопных газов.
Она была уверена, что по-настоящему счастливым человек может быть, только живя за городом или в маленьком городке. Вавилонское же столпотворение огромных городов не даёт человеку остановиться и осознать, что миг действительно прекрасен.
Вчера вечером она надеялась, что Шура если и не приедет, то хотя бы позвонит. Увы, увы. Скорее всего, он увяз в деле об убийстве Трифонова, как в болоте, по самые уши. И навряд ли обрадуется, если она станет расспрашивать его об этом деле. Но ей позарез нужно была информация о завещании Трифонова, так что волей-неволей придётся подёргать Шуру за нервные окончания.
После завтрака детективы почти до самого обеда провозились в саду.
– Кажется, опять начинает печь, – пожаловался Морис.
– Так июнь на носу, – отозвалась Мирослава, – во времена моего детства он был самым жарким месяцем в году.