Морис резко развернул старую «девятку» и помчался обратно в пункт аренды автомобилей; вернув машину, он взял «БМВ» и поехал домой. Дома он не находил себе места и готовил себя к тому, что Мирослава заявится домой только утром. Он сжал руками виски и застонал.
Но она приехала ранним вечером, солнце ещё не клонилось к закату, а вовсю сияло на предлетнем нежно-голубом небе. Оставив сумку в прихожей, она скрылась в ванной. Он знал, она непременно придёт на кухню. За всё то время, что он её знал, ещё ни разу не было случая, чтобы, вернувшись домой, она не зашла на кухню, чтобы выпить чаю или стакан минеральной воды. Поэтому и на этот раз он терпеливо ждал её именно на кухне. И она вошла.
– Выпьете со мной? – спросил Миндаугас, достав бутылку вина и фужеры.
Должно быть, она удивилась, но виду не показала, ответила спокойно:
– Почему бы и нет, если вино хорошее?
– Вино отличное, – заверил он.
Мирослава села напротив него и взяла свой бокал. Морис чокнулся с ней так, что оба фужера едва не разлетелись вдребезги. Она бросила на него слегка удивлённый взгляд и сделала глоток вина.
– Ну и как? – спросил Морис.
– Ты был прав, вино отличное.
– А какой насыщенный цвет, – обронил он, приподнимая свой бокал и привлекая к нему внимание Мирославы. Когда она слегка наклонилась к нему, он осторожно взял её за руку и притянул к себе. Их глаза встретились. Она едва заметно улыбнулась, потом приникла к его губам и не отрывалась так долго, пока у него не закружилась голова. После чего она откинулась на спинку стула и залпом выпила свой фужер. Морис помотал головой, приходя в себя, и сделал один глоток из своего фужера.
– Не стоит ревновать меня к Кеше, – тихо сказала она.
Он хотел сделать вид, что удивился, но передумал и просто спросил почему.
– Потому, что у нас с ним ничего не было, нет и не будет. Мы просто хорошие друзья.
– Потому что так решили вы, и он принял вашу игру.
– Это не игра.
– Хорошо, – кивнул он. – А к другим ревновать вас мне тоже не стоит?
– Этого я не говорила, – улыбнулась она.
– И как прикажете мне это понимать?
Она пожала плечами.
– Мирослава, – заговорил он с несвойственной ему пылкостью.
Но она резко наклонилась к нему и положила свои прохладные пальцы на его пылающие губы.
– Ничего не нужно говорить, – произнесла она и убрала руку.
– Но почему? – спросил он. В голосе его прозвучало отчаяние.
– Потому, что если бы ты смотрел на жизнь проще, мы с тобой давно бы стали любовниками. Однако ты не хочешь быть любовником, – добавила она грустно.
– Да! – выкрикнул он. – Я не хочу быть любовником! – Он резко встал и вышел из гостиной.
Мирослава посмотрела ему вслед.
– Вот бедолага, – произнесла вслух с сожалением. Унесла на кухню фужеры и маленькие тарелочки с конфетами и сыром. Перемыла посуду, вернулась в гостиную, взяла книгу и легла на диван. Дон тотчас запрыгнул к ней и улёгся рядом.
– Как ты думаешь, – спросила Мирослава кота, – может быть, мне стоит завести постоянного любовника?
– Мр, – обронил кот.
– Понятно, ты не на моей стороне. – Она дотронулась рукой до его мягкой шерсти и погрузила в неё пальцы.
Кот тихо вздохнул, потом подумал и замурлыкал.
Мирослава схватила его в охапку:
– Пойми, я не хочу замуж! Что это за бредовая идея, обязывающая девушек выходить замуж?! Я хочу принадлежать сама себе! У меня такая работа, что никогда ничего нельзя знать наперёд!
Кот завозился у неё на руках.
– Знаю, знаю, – сказала Мирослава, – ты хочешь сказать, что у него точно такая же работа. Но тем не менее я не хочу связывать себя узами брака и хранить вечную верность одному-единственному человеку. Это не моё! Я не способна на такую безумную любовь, о которой пишут в книгах! Да, он мне нравится. Я хочу его! Но я не желаю тащиться в загс! И не хочу быть окольцованной! Ты понимаешь меня?
Дону наконец удалось выскользнуть из её рук, и он уставился своими янтарными глазами в её серо-зелёные.
– Потом, у меня есть ты, – примирительно проговорила она и вздохнула, вспомнив, что век кота намного короче века человека. Сердце у неё сжалось от ужаса и боли. Ей даже представить было страшно, как она станет жить без своего пушистого сокровища.
Дон тихо подполз к ней и уткнулся мокрым носом в её щёку.
– Если бы ты знал, как я люблю тебя, – выдохнула она и обняла его крепко-крепко. Её любовь к нему и впрямь была безгранична. Ей казалось, что она своим сердцем чувствует, как бьётся маленькое сердечко Дона.
Кот больше не пытался вырваться из её объятий. Кто знает, может быть, он чувствовал то же самое, что чувствовала она.
На следующий день ближе к вечеру в дом детективов приехал следователь Наполеонов. Ворота ему, как он считал, открыла Мирослава. Однако он не встретил её ни во дворе, ни в доме. «Куда она могла испариться?» – подумал он.
В гостиной звучала тихая печальная музыка. Шура отправился на её звуки. Морис сидел за роялем, его пальцы едва касались клавиш. Он, казалось бы, не заметил появления следователя.
«Паганини, блин! – подумал Наполеонов, но тут же вспомнил, что Паганини играл на скрипке. – Хотя какая разница, на чём играть, – сказал он сам себе, – тут важен не инструмент, а самозабвение».
– Ты чего такой? – спросил Шура, присаживаясь на диван.
– Какой? – спросил Морис, приподняв голову.
– Как в воду опущенный.
– Тебе показалось.
– Ничего подобного! Когда мне кажется, я крещусь. Вы что, с Мирославой поцапались?
– Как это?
– Что как это? – округлил глаза Наполеонов.
– Ты сказал, поцапались…
– В смысле поссорились.
– А, – протянул Миндаугас и спросил: – Как ты себе это представляешь?
– Обыкновенно, – воодушевился Шура, – слово за слово, потом скалкой по лбу бац! Или даже лучше сковородкой!
– Ты упустил один важный момент, – меланхолично проговорил Морис.
– Какой же? – озадачился Наполеонов.
– Мирослава никогда не берёт в руки ни скалку, ни сковородку. Сии предметы бывают только в моих руках. Разве я мог бы ударить Мирославу?
Шура хихикнул:
– Да, если бы ты стукнул Мирославу скалкой, она бы тебе все рёбра переломала или пристрелила на фиг. И вся недолга.
– Так уж и пристрелила бы? – усмехнулся Морис.
– Можешь не сомневаться! – горячо заверил его Наполеонов.
Морис невольно рассмеялся.
Радуясь, что развеселил друга, Шура повеселел и сам.
– Где Мирослава? – спросил он.
– Где-то в саду.
– Тогда пока её нет, выкладывай, что у вас произошло.
Морис хотел возразить, но Шура замахал на него руками:
– Не пудри мне мозги! Я печёнкой чую!
– Просто вчера был день рождения у Колосветова, – не устоял Миндаугас перед его напором.
– И Мирослава ездила его поздравлять, – догадался Наполеонов.
Морис кивнул.
– А тебя с собой не взяла?
– Не взяла.
– Морис, знаешь, что я тебе скажу?
– Что?
– К Кеше ревновать Мирославу не стоит.
– Она мне это уже сказала.
– А ты ей не поверил?
– Не знаю.
– Так поверь! Кеша хороший парень. Он от Славы без ума! Это правда. Но она у нас девушка совестливая и не станет портить жизнь хорошему парню.
– Что ты этим хочешь сказать? – не понял Миндаугас.
– То, что Кешка, если она вступит с ним в отношения, а потом бросит его, может рехнуться от тоски. Оно ей надо?
– Наверное, нет.
– Она в него не влюблена, долго с ним встречаться не захочет. Поэтому они навсегда останутся друзьями.
– То есть ей его жалко? – уточнил Морис.
– Конечно! – воскликнул Шура.
«А меня ей не жалко, – подумал Морис, – против того, как выражаются русские, поматросить и бросить она не возражает. Так, может, она в меня влюблена, – озарило его, – хоть немножечко».
– О чём задумался? – спросил Наполеонов.
– Так, ни о чём, – повёл плечами Миндаугас.
– Что же мне с вами делать, – сокрушённо вздохнул Шура, а потом произнёс: – Может, тебе не стоить из себя строить Снежного принца и согласиться на неформальные отношения?
Миндаугас одарил его таким взглядом, что Шура сразу замолчал, а потом пробормотал: «Всё, молчу, молчу». Про себя же он считал, что если бы Морис согласился стать любовником, то Мирослава со временем могла бы прикипеть к нему не только телом, но и душой. А тогда уже можно было бы и о свадьбе говорить.
Морис же был уверен в обратном: если Мирославе удастся затащить его в постель, то, добившись своего, она скоро охладеет к нему и вполне может выставить его из дома. Да и самому ему каково будет после этого жить с ней под одной крышей и работать по-прежнему? Нет, это немыслимо! Поэтому нужно во что бы то ни стало влюбить её в себя и жениться на ней! А потом у них родятся дети. При мысли об этом сердце Мориса сладко замерло в груди.
– Ты чего? – спросил Шура, подошёл поближе и толкнул Миндаугаса локтём в бок. – Я, между прочим, здесь и есть хочу.
– Знаю. Сядь на место.
– Какое ещё место? Что, я кот тебе, что ли?
– Я имел в виду на стул. Не надо тыкать меня в бок своим острым локтём.
– Ничего он у меня не острый, – обиделся Шура, но на стул сел.
Шура был прав, Мирослава на самом деле симпатизировала Кеше. Её восхищало его трудолюбие и упорство. Будучи парнем из многодетной семьи, он без помощи мохнатой руки и папиных денег – откуда они у его отца? – освоил профессию, дающую отличный заработок, и довёл её до совершенства. Он заботился о своих родителях, младших сёстрах и братьях. При этом он находил время для самообразования, записывался на курсы, изучал иностранные языки, а потом шлифовал их. Будучи порядочным и отзывчивым человеком, он приходил на помощь другим людям, всегда готов был поддержать, подставить плечо. Мирослава никогда не решилась бы разбить сердце такому парню. Она с самого начала дала Кеше понять, что дорожит его дружбой и рассчитывает на неё, но другие отношения между ними исключены. Он подумал и согласился. Что ж, чем ничего, пусть будет другом.