– Но всё-таки пустила?
– Не сразу, этот змей сумел её улестить! Так уж он за ней ухаживал! Обхаживал её и так, и сяк! Бедная девочка и поверила ему.
– Почему она съехала отсюда?
– Так он купил ей квартиру и машину!
– Намерения у него, должно быть, были серьёзные, – обронила вскользь Мирослава.
– Были бы серьёзные, не бросил бы её, проходимец эдакий!
– У него не было другого выхода.
– Что значит, не было выхода? – подбоченилась Дарья Степановна.
– Его убили.
– Как это убили? – Лицо Кустовой выражало полное изумление.
– Застрелили.
– Господи боже мой! Бедная моя девочка! – Дарья Степановна закрыла лицо руками и опустилась на диван. Но через пару минут вскочила с него. – Я знаю, кто его убил!
– Кто?
– Жена его! Она на Люцию напала в ресторане и волосы стала на ней рвать!
– Вероятно, ей не понравилось, что Люция отбила у неё мужа.
– Она не отбивала! Он сам отбился! Вот с ним бы и разбиралась! Так нет, она на Люцию напала! Вот, – Кустовая хлопнула себя по лбу, – вот она с ним и разобралась.
– Жена его не убивала.
– Как так не убивала?
– У неё алиби.
– Наняла этого, как его…
– Кого?
– Забыла! Ему деньги заплатишь, и он маму родную, – Дарья Степановна нацелила пальцем, – пиф-паф! Убьёт.
– Вы имеете в виду киллера?
– Его самого! – обрадовалась женщина.
– Следствие разберётся. Но скорее всего жена никого не нанимала.
Кустовая затрясла головой, всем своим видом показывая, что она не верит в невиновность жены.
– Дарья Степановна! А Люция вам не звонила?
– Нет, не звонила. Разве ей до меня сейчас.
– А вы ей?
– Мне даже в голову не приходило надоедать ей, – тяжело вздохнула женщина.
– Дарья Степановна! А кто сейчас живёт в квартире, которую снимала Люция?
– Сама хозяйка. Клавдия Никифоровна решила пока квартиру не сдавать и пожить в ней сама.
– А до этого где она жила?
– У дочки. Помогала ей с детьми. Но возраст у Туляковой тоже даёт себя знать. Вот она и захотела отдохнуть.
– Она сейчас дома?
– Нет, на несколько дней к сестре уехала.
– А Люция, кроме вас, с кем-нибудь в этом доме общалась?
– Я её об этом не спрашивала. Хотя пару раз видела, как она сверху спускается. Даже спросить хотела, к кому это она ходила. Но она первая заговорила и как-то так незаметно перевела разговор на другую тему.
– И позднее вы об этом разговор не заводили?
– Нет. Честно говоря, я подумала, что она ходила кормить кошку.
– Какую кошку?
– У нас на четвёртом этаже кошка приблудная живёт. Анютка. Её многие жильцы подкармливают. Кошечка чистоплотная, в подъезде не гадит, на улицу просится. Сидит, терпит и ждёт, когда её кто из жильцов выпустит. Марина Семёновна пробовала ей лоток ставить, но Анютка в него ни в какую! На улицу бегает.
– А вы не помните, у Люции, когда она спускалась с лестницы, в руках что-то было? Мешочек, пакет какой-нибудь? Миска?
– Один раз был пакет, – вспомнила Кустовая.
– Что ж, спасибо вам, Дарья Степановна.
– Не за что меня благодарить. Вы лучше сыщите того, кто лишил Люциечку жениха, и накажите его по всей строгости закона.
– Мы так и сделаем, – пообещала Мирослава. – Вы не знаете, когда вернётся домой Клавдия Никифоровна?
– Вот-вот должна вернуться, не сегодня завтра. На следующей неделе так уж точно.
Глава 24
В саду облетали лепестки самых поздних яблонь и груш. Они кружились в воздухе ароматными облачками и опускались на землю.
«Как быстро летит время, – подумала Мирослава, – совсем недавно лопались почки на деревьях, и вот уже отцветают сады». Ещё она вспомнила, что давно не навещала свою тётю Вику, знаменитую писательницу Викторию Волгину и просто милую женщину. Мирослава не помнила своих родителей. Они погибли, когда ей было всего два года. Воспитывали её бабушка и дедушка. И две тёти – старшая, тётя Зая, и младшая – тётя Вика были ей одновременно и мамами, и сёстрами, и подругами.
Домой Мирослава вернулась в прекрасном настроении и на вопрос Мориса «Как съездили?», бодро отрапортовала:
– Ты был прав, почти впустую. Если ты нальёшь мне чашечку мятного чая и насыплешь в миску клубники, то я с удовольствием тебе обо всём расскажу.
Он не мог понять, отчего ей так весело, если сама же сказала, что только зря потратила время на свою поездку. Миндаугас повёл плечами:
– Чай сейчас заварю, а клубника давно стоит на столе.
– Ты прелесть! – сказала Мирослава и скрылась за дверью ванной. Дон тотчас последовал за ней.
Шура обычно в таких случаях говорил:
– Не понимаю я, зачем хвостатые ходят в ванную комнату, всё равно ведь языком умываются.
– Они не просто так ходят, – подшучивал над ним Морис, – а за хозяйкой.
– Так мы же с тобой туда за ней не ходим, – ворчал Шура.
– Попробовали бы мы с тобой за ней туда сунуться и, как говорят русские, летели бы вверх тормашками целую версту.
– Это уже литовская интерпретация, – отмахивался Морис.
Миндаугас залил мяту закипевшей водой из чайника, подождал несколько минут и разлил горячий напиток в две чашки. Как раз в это время появилась Мирослава.
– Шура звонил, – сообщил Морис.
– И что?
– Обещал вечером приехать. Интересовался, что у нас на ужин.
– И что у нас на ужин?
– Зелёные щи…
– Представляю, какую кислую мину скорчил Шура, – рассмеялась Мирослава.
– По телефону этого, к счастью, было не рассмотреть. Но ведь, кроме щей, отбивные и картофельное пюре с белыми грибами.
– Думаю, что, услышав это, Шура повеселел.
– Я тоже так думаю, – согласился Морис, – по крайней мере, голос его наполнился нотками воодушевления. А после того, как я сообщил ему о штруделе с клубникой, он и вовсе объяснился мне в любви.
– Вы только этим не увлекайтесь! – шутливо погрозила ему пальцем Мирослава.
– Штруделем с клубникой? – невинно поинтересовался он.
– С клубникой! – передразнила она. – Объяснениями в любви. – Мирослава отсыпала ягоду с большого блюда себе на тарелочку.
– Не будем, – пообещал Морис с самым серьёзным видом, и сыщица прыснула со смеха.
За чаем она рассказала ему о своей поездке и беседах с соседями.
Внимательно выслушав её, он проговорил:
– Я так и не понял, что вас так воодушевляет.
– Предстоящий разговор с хозяйкой квартиры!
– Всё равно не понимаю, чего нового вы надеетесь от неё услышать. Она же всё это время жила в другом месте.
– Может, и ничего, – согласилась Мирослава. – Однако зацепку можно найти и в словах соседей.
– В каких словах?
– Ты невнимательно слушал.
– Разве?
– Дарья Степановна сказала, что, чтобы познакомиться с Люцией, Трифонов наехал на неё на своей машине.
– Но это же абсурд!
– Шура бы сказал, маразм.
– И тем не менее вы верите ей? – не переставал изумляться Морис.
– Верю, – кивнула Мирослава, – или почти верю. – Потом ещё Люция ходила кормить кошку Анюту, которая живёт у них в подъезде.
– В этом то, что вам не нравится? Я бы тоже ходил и кормил!
– Ты совсем другое дело, – задумчиво проговорила Мирослава и погладила его своим ласковым взглядом. Эта ласка была насколько физически ощутима, что Морис чуть не поплыл, но вовремя опомнился и взял себя в руки. «Она колдунья», – подумал он и быстро заморгал ресницами, прогоняя остатки наваждения.
Мирослава расхохоталась, поблагодарила за приготовленный, как она выразилась, его «нежными ручками» чай и клубнику и ушла к себе.
«И чего это на неё такое игривое настроение напало», – недоумевал Морис. Чтобы успокоить растревоженное сердце, он принялся перебирать щавель, листья свеклы и крапивы, готовя их для варки зелёных щей.
Когда приехал Наполеонов, ужин уже был готов.
– Мясом пахнет! Мясом! – радостно закричал Шура, вбегая на кухню.
– И зелёными щами, – поддела его Мирослава.
Но он отмахнулся от неё.
– Морис! Спаситель мой и кормилец, – протянул он руки к Миндаугасу, – так сильно хочется кушать! Просто под ложечкой сосёт!
– Тогда садись за стол.
– Всегда готов! – обрадовался Наполеонов и плюхнулся на своё привычное место.
Мирослава помогла Морису расставить на столе посуду и приборы. Подсунула Шуре батон белого хлеба и половинку ржаного, сунула в руки нож, положила перед ним дощечку для резки хлеба и две тарелки.
– Режь!
– Кто не работает, тот не ест, – бурчал Наполеонов себе под нос, – не могли заранее нарезать хлеб. Вам лишь бы гостя поэксплуатировать.
– Ты не гость, – ответила Мирослава.
– А кто я, по-вашему?
– Член святого семейства, – ляпнула она.
– Ты на что намекаешь, – поинтересовался Шура, – что это у нас за семья такая? Одна девушка, два парня и один кот.
Морис с Мирославой расхохотались, Дон вильнул хвостом, а Шура с непроницаемым видом продолжал резать хлеб. Ужин прошёл довольно мирно. Тем более что Наполеонов смирился с подачей на стол зелёных щей. У Мориса они получались удивительно вкусными, и Шура давно не ворчал, как бывало вначале, что его заставляют есть траву, точно он корова какая-то.
– Бык, – поправляла Мирослава.
– И не бык!
– Ешь.
Теперь зелёные щи он ел с удовольствием. Но, конечно, при этом умудрялся думать об отбивных и штруделе. После того как Наполеонов не только доел последний кусочек штруделя, но и собрал с общего блюда все крошки, Мирослава спросила:
– Как продвигается расследование убийства Трифонова?
– Опять ты за своё! – поморщился Шура.
– Это в первую очередь твоё, – не осталась в долгу Мирослава.
– Ага, моё, а денежки загребаете вы!
– Зато тебе за работу государство платит.
– Мне полушку, а вам миллион!
– Завидуй молча.
– Вот сожму зубы и буду молчать, – пригрозил Шура и тут же закричал: – Ой!
Это Мирослава ущипнула его за бок.
Наполеонов вздохнул и признался: