Пожилая дама: Вы уже писали об этих мулах.
Автор: Да, я знаю и приношу извинения. Хватит перебивать. Больше писать о них не буду. Обещаю.
Что же касается пола мертвых, то, по сути дела, ты настолько привыкаешь видеть среди мертвых лишь мужчин, что зрелище убитой женщины потрясает до основания. Впервые я стал свидетелем инверсии всегдашнего пола мертвых после взрыва на военном заводе, что размещался мод Миланом, в Италии. До места бедствия мы добирались на грузовиках по дорогам в тени тополей, вдоль которых тянулись канавы, где кишела мелкотравчатая животная жизнь, которую я не мог наблюдать в подробностях вследствие изрядных облаков пыли, поднятых грузовиками. По прибытии туда, где раньше стоял военный завод, часть из нас отправили патрулировать громадные склады, которые по какой-то причине еще не взорвались, в то время как остальным поручили тушить траву на прилегающем поле, а по завершении сего задания приказали прочесать ближайшие окрестности и соседние поля на предмет обнаружения трупов. Таких находок мы сделали и доставили в импровизированный морг немало. Вынужден чистосердечно признаться, было потрясением видеть, что вместо мужчин мертвыми оказались женщины. В те дни женщины еще не приступили к ношению коротких причесок, как это имело место несколько лет спустя в Европе и Америке, так что самым неприятным — наверное, с непривычки — было присутствие, а уж тем более отсутствие, длинных волос. Покончив с весьма тщательным поиском мертвых в целом виде, мы принялись за сбор фрагментов. Многие из них были сняты с массивного, опутанного колючей проволокой забора, что окружал территорию фабрики; мы собрали изрядное число разрозненных кусков, поучительно иллюстрирующих потрясающую энергию бризантных взрывчатых веществ. Помнится, на обратном пути в Милан кто-то из нас обсуждал происшествие, выдвинув тезис, что сюрреализм картины и полнейшее отсутствие раненых во многом лишили катастрофу того ужаса, который мог быть намного острее. К тому же взрыв произошел недавно, и, как следствие, перетаскивание мертвых еще не причиняло таких хлопот, как на полях сражений. Приятная, хотя и пыльная поездка вдоль прелестных ломбардских полей также служила компенсацией за непривлекательность задания, и, обмениваясь по пути впечатлениями, мы все пришли к выводу об изрядном везении, что пожар удалось столь быстро взять под контроль, не дав ему добраться до громадных складов, полных не сдетонировавших боеприпасов. А еще мы сошлись во мнении, что сбор фрагментов — дело чрезвычайного свойства; поразительно, отмечали мы, с какой охотой человеческое тело разрывается на куски, игнорируя все анатомические линии, дробясь с той же капризной причудливостью, что и артиллерийский снаряд.
Пожилая дама: Мне неприятно это читать.
Автор: Тогда не читайте. Можно подумать, ее кто-то заставляет… И пожалуйста, хватит перебивать.
Натуралист, желающий придать наблюдениям точность в мелочах, вправе ограничиться каким-то конкретным отрезком времени, и я возьму тот, что шел непосредственно за итальянским наступлением австрияков в июне 1918 года, коли именно в нем мертвые приняли участие своим наибольшим числом. Поспешное отступление, а затем контрнаступление привели к тому, что покинутые позиции были взяты вновь, так что все осталось как прежде, за исключением появления мертвых. Если их не закопать, они ежедневно меняют свой внешний вид. Белая раса меняет цвет с белого на желтый, затем на желто-зеленый, после чего на черный. Если достаточно долго держать труп на жаре, он становится похожим на деготь, в особенности там, где что-то поломалось или разодралось. Каждый день мертвец толстеет; наконец, его распирает так, что униформа порой того и гляди лопнет. Отдельные члены могут увеличиваться в обхвате до невероятности, лица округляются и натягиваются подобно надувному шарику. Помимо прогрессирующей тучности, вторым удивительным свойством мертвых является количество разбросанной вокруг них макулатуры. Последняя принятая ими поза — оставляя в стороне вопрос захоронения — зависит от местоположения карманов в их обмундировании. В австрийской армии они наличествуют с казенной стороны штанов, и все мертвецы вскорости переворачиваются ничком, с обоими вывернутыми карманами на седалище, а трава кругом оказывается засыпанной теми бумажками, которые находились в этих карманах. Зной, мухи, красноречивые позы тел в траве и количество разбросанной бумаги — таковы запоминающиеся впечатления. Запах поля боя в жаркую погоду в памяти не воскресить. В ней остается лишь тот факт, что да, был такой запах, но ничто происходящее с тобой о нем уже не напомнит. Он не похож на казарменный душок, что вдруг доносится в трамвае, и ты оглядываешься и видишь мужчину, который его принес. А вот тот запах пропадает подчистую, как угасшая любовь; что было, помнишь, зато чувство не вернуть, сколько ни тужься.
Пожилая дама: Мне нравится, когда вы пишете о любви.
Автор: Благодарю вас, сударыня.
Интересно, что на поле боя в жаркую погоду сумело бы вдохнуть новые силы в отважного первооткрывателя Мунго Парка? С конца июня по июль в хлебах алеют маки, шелковицы принарядились, стоят в полном облачении, а над орудийными стволами, когда их жарит солнце сквозь прорехи в листве, струится призрачная зыбь; почва желтая-прежелтая по краям воронок от мин с горчичным газом, да и разбитые домики интересней разглядывать, чем нетронутые обстрелом, но мало кто из путешественников, вдохнув тем летом полную грудь воздуха, обрел бы мысли Мунго Парка в отношении тех, кто был создан по Его образу и подобию.
Первое, что обнаруживаешь насчет мертвецов, это их склонность умирать подобно животному. Кое-кто умирает быстро от крошечной ранки, которая, думаешь ты, разве что кролика свалит. Другие умирают с трудом: череп раскроен, в мозгах железо, а он лежит живой еще двое суток, будто кошка, которая ворочается в угольном ящике с пулей в голове и отказывается издыхать, пока ей башку не оттяпаешь. И вообще, кошки, может, даже после этого не дохнут, говорят же, что у них девять жизней, пес их знает.
Единственная естественная смерть, что мне довелось увидеть, если не считать кровопотери, которая не так уж страшна, случилась из-за гриппа-испанки. При нем ты тонешь в собственных соплях, давишься ими; а под конец пациент засирает всю свою койку. Сейчас мне хочется увидеть смерть кого-либо из самопровозглашенных гуманистов; может статься, стойкий первооткрыватель ироде Мунго Парка или ваш покорный слуга дотянет до дня, когда станет свидетелем всамделишной кончины членов названной литературной секты и понаблюдает за тем величием, которым они обставят свой уход. Рассуждая как натуралист, я сделал вывод, что в то время кик внешние приличия — вещь превосходная, некоторые попросту обязаны вести себя неблагопристойно, чтобы человеческая раса не сошла на нет, коль скоро поза, предписанная для продолжения рода, неблагопристойна. А еще мне пришло в голову, что эти люди являются, или являлись, детьми благопристойного существования. Впрочем, не важно, как они начали; я хочу видеть кое-чей конец и прикинуть на досуге, как черви возьмутся за давно забальзамированное бесплодие; и впредь их писанину обойдут молчанием, а вожделения сведутся к примечаниям.
Пожилая дама: Насчет вожделений просто замечательно.
Автор: Да, знаю. По мотивам Эндрю Марвелла. Этому я научился, почитывая Т. С. Элиота.
Пожилая дама: Элиоты были старинными приятелями нашей семьи. Кажется, они торговали пиломатериалами.
Автор: У меня дядя женился на дочери владельца лесопилки.
Пожилая дама: Забавно.
В то время как найдутся, пожалуй, законные основания разбираться с гражданами-самоназначенцами в «Естественной истории мертвых», пусть даже к моменту публикации сего труда их гуманистическое поприще станет значить ровным счетом ничего, это будет несправедливо по отношению к другим мертвецам — умершим в пору своей юности не по личному выбору, не являвшихся владельцами журналов, и вообще многие из них в жизни не прочитали ни одного литературного обзора, — которых автор видел в жаркую погоду с полупинтой червей, вовсю трудившихся там, где раньше были рты. Погода для мертвецов не всегда была жаркой, порядочное время приходилось на дождь, который обмывал их и размягчал землю, а порой дождь упорствовал до тех пор, пока земля не превращалась в грязь, мертвецов из нее вымывало и приходилось закапывать их заново. Или, скажем, зимой в горах ты был вынужден класть мертвецов в снег, так что когда весной снег сходил, кому-то еще выпадало их хоронить. В горах имелись для этого красивейшие места, горная война вообще самая красивая из всех, и вот в одном из этих мест — называлось оно Поколь — похоронили генерала, кому Снайпер прострелил голову навылет. Так что врут те писатели, чьи книжки называются «Генералы убирают в постелях», потому что этот генерал умер в снежном окопе, высоко в горах, в тирольской шляпе с перышком сбоку, дырочкой во лбу (в которую и мизинец не пролезет) и во-от такой дырищей на затылке (куда можно было засунуть кулак, если, конечно, он у тебя маленький и ты бы хотел туда его засовывать), на сильно заляпанном кровью снегу. Чертовски славный был генерал, как, впрочем, и генерал фон Бер, который в битве при Копоретто командовал баварским Альпийским корпусом и, въезжая в Удину впереди солдат, был убит в своем штабном автомобиле огнем итальянского арьергарда. Так что называть такие книжки надо бы «Обычно генералы умирают в постелях», если мы желаем добиться хоть какой-то достоверности в изображении подобных вещей.
Пожилая дама: Когда же начнется сам рассказ?
Автор: А прямо сейчас и начнется, сударыня. Скоро все узнаете.
В горах снег засыпал мертвых возле перевязочного пункта, устроенного на обратном склоне, чтобы не накрыло артиллерией. Трупы сносили в землянку, которую успели выкопать до промерзания грунта. В этой землянке день, ночь и еще один день пролежал парень, чья голова — с куском рваной стали в искромсанных мозгах — была расколота подобно цветочному горшку и не рассыпалась лишь благодаря мозговым оболочкам да искусно наложенной повязке, уже заскорузлой. Санитары, таскавшие носилки, позвали военврача проверить состояние бедолаги. Они видели этого парня при всяком своем возвращении или хотя бы слышали, как тот дышит.