ра ее поймала и пихнула на диван.
– Спасибо, Леонид, вправил высший класс, все отлично, – сказала Варвара, показывая снимок. – Теперь я отвезу ее в травмпункт, чтобы дали больничный.
– Я сама поеду, мне уже хорошо, – сопротивлялась Люська, уже не зеленая и почти не бледная. – Этот отважный юноша меня вылечил.
Леонид смущенно хмыкнул.
– Этот отважный юноша тебя качественно обезболил, а когда лекарство перестанет действовать, ты опять позеленеешь и грохнешься в обморок, – возразила Варвара. – Тебя надо сопровождать.
– Варвара Вадимовна, но вы нужны сегодня Павлу Борисовичу на операции, – сказал Кирилл. – Давайте отправим Дмитрия Ивановича в качестве сопровождающего. Старшая медсестра уже машину вызвала до травмпункта. А обратно он ее на такси отвезет.
– Да я сама доеду, я прекрасно себя чувствую, – протестовала Люська, порываясь встать с дивана. – А в травмпункте мне что-то с пальцем будут делать? Я не хочу, мне уже хорошо.
– Ладно, – согласилась Варвара. – Из-за этой противной девчонки я даже про операцию забыла. Люська, не выделывайся, это правая рука, она тебе еще пригодится, ее надо качественно вылечить. Митя, проводите эту вредную девицу, пожалуйста, а то она еще что-нибудь себе вывихнет исключительно назло возмущенному миру. А мне пора в операционную.
И Митя повез «вредную девицу» в травмпункт. Он совершенно не знал, о чем говорить с человеком, только что перенесшим болевой шок и вправление вывиха. Утешать? Так вроде она не жалуется. Митя теоретически понимал, что больную надо отвлекать от тягостных мыслей о болезни, и брякнул первое, что пришло в голову:
– А вы совсем не похожи на Варвару Вадимовну. Она вам сестра?
– Она мне мачеха, – криво усмехнулась Люська. – Дурацкое название, как из сказки. Все принимают за сестру. Было бы странно, если бы я была на нее похожа.
Митя подумал, что бы еще спросить.
– Знаете, Дмитрий Иванович, расскажите мне что-нибудь, пожалуйста, – попросила Люська. – А то я и вправду немножко противно себя чувствую, я уж Варваре не признавалась. Но только не про медицину. У меня отец врач, Варвара врач, медициной полон дом выше крыши.
Митя слегка растерялся. Он больше ничего и не знал, кроме медицины, искренне считая все остальное неинтересным. Впрочем…
– Я вам про палеонтологию третичного периода расскажу, – вспомнил он. – Про животных миоцена. Миоцен – это такое время с 23 до пяти миллионов лет назад. Хотите?
– Хочу, – безучастно согласилась Люська, баюкая руку.
– Вот, например, девятнадцать миллионов лет назад в Новой Зеландии жил попугай весом семь килограммов.
– Ой! Да ну! Это же как пять куриц! – оживилась Люська. – Ничего себе попугайчик. Чик-чирик пичужка.
– Правда-правда, его косточки недавно нашли ученые и назвали Неожиданным Гераклом. А еще в миоцене были лошади с когтями, слоны без хоботов, жирафы без длинных шей, носороги без рогов, зато свиньи и верблюды с рогами.
И всю дорогу до травмпункта и все сидение в очереди Митя рассказывал про животных миоцена, которыми увлекался в одиннадцатом классе и даже хотел пойти учиться на палеонтолога, но передумал.
Очередь в травмпункте была небольшая – одна бабушка со сломанной левой рукой и кислым выражением лица, одна бабушка со сломанной правой рукой и кислым выражением лица и мужик с огромным фингалом, запекшейся кровью в лохмах и совсем без выражения на отекшем лице. Митя посмотрел на бабушек с зеркально поломанными руками и почему-то вспомнил из химии «левовращающий изомер аскорбиновой кислоты и правовращающий изомер аскорбиновой кислоты».
Митя усадил Люську на свободное место и негромко продолжил разговор о миоцене. Сначала бабушки и мужик тихо сидели и страдали от своих травм, а потом стали прислушиваться.
– Платибелодон был очень странным животным, – вещал Митя. – Формально он родственник слонам. Но хобота у него не было, а была мощная верхняя губа, а нижняя челюсть расширена, как лопата. Мускулистой губой он захватывал пищу – прибрежные растения, прижимал ее к нижней челюсти. Верхние бивни были неразвиты, а нижние уплощились и образовали что-то вроде ложки. Очень удобно.
– Ишь ты, прямо вылитая Никодимовна с пятого этажа, – прокомментировала бабушка с левой рукой. – У нее тоже губа верхняя такая мускулистая, тренированная, да и нижняя тоже, материться может три часа подряд и не устанет. А нижняя челюсть тоже расширена.
– Длина платибелодона около трех метров, а в высоту он небольшой, около метра, – продолжил Митя, игнорируя Никодимовну.
– Во-во, и рост у нее метр с кепкой, – обрадовалась левая бабушка. – Она крепкая такая, коренастая.
– Платибелодон тоже крепкий и коренастый, – сбился с рассказа Митя, представляя неведомую Никодимовну, на четвереньках стоящую в воде в зарослях нипы – низкой болотной пальмы миоцена – и захватывающую мускулистыми, привычными к ругательствам губами всякие водоросли.
– Это от экологии, – вступила в дискуссию бабушка с правой рукой. – Я в интернете читала. Заводы всё в реки сливают, вот и образуется там всякая пакость вроде этого… с ложкой вместо рта. А в Титикаке младенец родился с ложкой вместо рта. Даже два младенца.
– Один с ложкой, другой с вилкой, – совершенно серьезно поддержала Люська. – Я в интернете читала.
«Титикака – это озеро», – подумал Митя, но возражать не стал и продолжил:
– Да, платибелодон хоть и был формально почти слоном, больше походил на бегемота. И по виду, и по жизни… ну, по поведению. А вот динотерий, его современник, уж слон так слон. Он появился 50 миллионов лет назад и вымер только полтора миллиона лет назад. Высота три с лишним метра. Правда, верхние бивни маленькие, зато нижние загнуты книзу, он ими ветки отгибал. Возможно, бивни использовались в драках за самку, но это не доказано.
– Во-во, – кивнул мужик с фингалом. – Пятьдесят миллионов лет прошло, а ничего не изменилось, все беды из-за баб. Только бивней щас у мужиков нет. А не помешали бы иногда.
И осторожно потрогал заплывший глаз.
– У другого слоновьего родича бивни были куда длиннее, – вспомнил Митя. – Это мастодонт ананкус. У него бивни были два метра, если ученые правильно измерили.
– Во! – одобрил размер мужик с глазом. – Мне бы такие! Так я бы тогда Вовану надавал… он бы у меня… ух!
– С бивнями вы были бы такой элегантный, – заметила Люська. – Такой мужественный. Правда, вам бы очень пошли двухметровые бивни.
Мужик гордо оглядел Митю (который явно без бивней), потом вздохнул и отказался:
– Нет. С такими длинными бивнями в маршрутку влезать неудобно. И в кабину экскаватора.
– В те времена было много странных животных. Вот свинья кубанохоерус достигала ростом почти полтора метра, а длиной – почти трех метров. Между глазами у нее был большой рог, а по бокам морды – еще два.
– Сала-то много от такой свиньи, а вот рога мне не нравятся, – не одобрила правая бабушка. – Рога от плохой экологии растут. Я в интернете читала.
– Рога от другого растут, – хохотнул мужик.
– А в Америке десять миллионов лет назад жил зверь синтетоцерас, родственник верблюдов. Так у него на носу рога были, – вспомнил Митя еще одно диво миоцена. – Рогатый верблюд – здорово же.
– И опять же вылитая Никодимовна с пятого этажа, – обрадовалась левая бабушка. – У нее такая бородавка на носу, что просто рог.
– В Америке? Так это санкции, – поняла проницательная правая бабушка. – Они там специально развели рогатых верблюдов в качестве биологического оружия и зашлют к нам. Я в интернете читала.
– Дивизия рогатых американских верблюдов пошла в атаку на танки «Армата», – вполголоса заметила Люська.
– Следующий!
Мужик с глазом поднялся, пожал Мите руку и сказал:
– Уважаю. Эх, жаль, не дослушал. А только вот что я тебе, браток, скажу: ты в следующий раз пальцы своей девушке не ломай. Оно, конечно, я понимаю, что заслужила, но как она без руки-то еду тебе готовить будет? Лучше легонько приложить в морду, несильно, чтоб макияж не попортить. Потому что морда на голове, а голова в домашнем хозяйстве не важная, не в пример руке.
– Вот! – сварливым тоном воскликнула Люська. – Слушай, что тебе умные-то люди говорят! А то чуть что – пальцы ломать!
Мужик кивнул и зашел в кабинет травматолога. А Митя фыркнул и продолжил свою сагу о миоцене.
Уже у Люськиного подъезда Митя замолк прямо посреди истории о палеотрагусе – древнем жирафе с короткой шеей.
– Я вам надоел, наверное? – виновато спросил он.
– Ну что вы! Я просто не представляю, как я жила раньше, не зная всех этих платибелодонов и амфиционид, – хмыкнула Люська. – Спасибо, вы отлично меня развлекали, мне правда полегчало от этих зверей и от комментариев населения травмпункта. Но я невежливо не приглашаю вас в дом, потому что мне очень хочется лечь и чтобы рука лежала и не двигалась. Наверное, наркоз кончается.
– Да-да, конечно, – Митя распрощался и ушел.
«В общем, некрасивая девчонка, бледная, длинная, как вермишелина, тонкая, вон рука прямо просвечивает, словно из матового стекла, – думал он, поджидая маршрутку. – Никакой косметики. Нос длинный. И ноги. Ничего так ноги, уходящие в бесконечность. Но палеонтология ей явно понравилась. Я вот ей еще про палеотрагусов не всё рассказал. И про самотериев. Надо бы еще встретиться, а то без палеотрагусов у нее сложится неправильное представление о фауне Европы в миоцене».
Люська в это время, шипя от боли и отставив правую руку, выковыривала левой рукой ногу из ботинка и думала: «В общем так себе мальчик. Мямлит, запинается. Чувство юмора не ахти, средненькое. И толстый. Хотя не очень толстый. У меня в глазах двоилось от низкого давления, вот он и раздвоился, и показался в два раза толще, чем есть. А сейчас давление, наверное, нормальное, и он кажется не толстым. Палеотрагусы какие-то… на что мне палеотрагусы? Смешно. Жаль, что мы быстро пришли и он до конца не рассказал».