– А это старая примета – если операцию откладывают три раза, лучше ее вообще не делать. Да еще и в пятницу.
– Это да, это точно.
– Бедная Зуева, вот уж невезучая.
– Парез уменьшается, конечно. Но все равно. Операция хорошо прошла. Если бы не гематома…
– Из больницы на каталке выпишется?
– Нет-нет, своими ногами уйдет, но хромая, с палочкой.
– Договаривайтесь сразу с реабилитационным центром. Кстати, нам окна обещали поменять. Потому что я сфотографировал, как Смерть лезет сквозь зазор в прокладке, и к служебной записке приложил.
– Ну ты даешь, заведующий! А разве можно Смерть сфотографировать?
– Имея фотошоп, можно все.
– Ха! Фотошоп! А я думал, правда…
– Ну иначе они не купят никаких окон, так что все молчите и меня начальству не выдавайте.
– Алло! Реабилитационный центр? Нам бы направить к вам пациентку с левосторонним гемипарезом после послеоперационного кровоизлияния… Что? Надолго? Ох. Сильно? Ну извините. Конечно! Эта невезучая Зуева сломала крышу реабилитационного центра, и теперь там ремонт.
– Она не могла сломать, она лежит с гемипарезом.
– Митя, она сломала нам лифты тогда, когда ее пришлось переносить в третий раз, а теперь в реабилитационном центре протекла крыша, и они закрылись не меньше чем на месяц. Это все из-за ее невезучести!
– Да-да, – кивнула Варвара. – У меня был такой пациент – пришел, сел в кресло и тут же сломался мой энцефалограф, который вообще неломаемый. Я извиняюсь, что не могу сделать энцефалограмму, потому что аппарат почему-то не включается, а он говорит: «Это я должен извиняться, по-видимому. Час назад я точно так же сломал ваш магнитно-резонансный томограф».
– Да, такие бывают, – согласился Макс. – Кстати, Дмитрий, хватит на операциях балду гонять да на медсестер любоваться. Сегодня мойся, будешь доступ делать. Менингиома, правый висок, все на поверхности, ничего запредельно трудного. Опухоль трогать не будешь, а разрез и трепанацию вполне сможешь. Да, сам. Нет, не помогать, а сам. Я рядом постою, присмотрю.
Эпилог. Через три года
Прошло три года.
Отпуск кончился. Три недели счастья – море, солнце, пальмы, Люська, двухлетний Женька прыгает на пляже… Эх, как хорошо было! Впрочем, на работу уже хотелось. Операционная – это немножко наркотик.
– О-о, Митрий! С выходом!
– Надо говорить не «с выходом», а «соболезную», человек из отпуска вернулся.
– А мы тебе на сегодня глиому виска поставили. Ее должен был делать Алексей Олегович, но он в Австрии на цикле по эндоскопии.
– Поди, засадная глиома? – поморщился Митя.
– Да прекрасная глиома, на поверхности почти, пациент молодой, здоровый. Конфетка, а не глиома.
– Изверги вы, разве можно человека сразу после отпуска и в операционную.
– Некому больше. Алексей Олегович в Вене, Паша в отпуске с сегодняшнего дня, он сразу после тебя по графику, Мигель рожает второго сына… ну не сам, а жене помогает, мы его отпустили на три дня без содержания. Думаю, за три дня они точно хоть кого-нибудь, да родят. Мы тут тебе и дежурств понаписали, не пугайся.
– Ладно, а вообще новости какие?
– Вот Варваре купили наконец аппарат для интраоперационного мониторинга, она над ним квохчет день и ночь. Не прошло и трех лет с момента заказа.
– Пяти!
– Столы операционные роскошные купили. Еще не привезли, но уже точно будут. В первую операционную и во вторую.
– А еще у нас новый главврач.
– Да ну? А кто? Я его знаю?
– А вот пойдешь на линейку и увидишь. Это специальный прием, чтобы тебя на линейку заманить.
Митя, Макс и Кирилл пошли на общебольничную линейку, они уже опаздывали. Варвара сразу в операционную поехала со своим новым аппаратом, что-то нежно ему приговаривая.
Митя сел рядом с Максом на обычное место в задних рядах, поднял глаза на стол впереди на сцене, где сидели главврач и начмед. Зажмурился, потряс головой и посмотрел снова.
На месте главного врача сидела Смерть. Самая обычная, белесая, бесформенная, безликая, только рот чуть обозначен да пальцы-псевдоподии шевелятся на полированной поверхности стола. Справа, как обычно, начмед. На трибуне докладывает главный дежурный, потом дежурный по первой реанимации, потом по второй. Потом внизу в зале встают заведующие отделениями и представляют своих операционных пациентов. Потом начмед кратко рассказал о новой бумаге, которую надо заполнять при поступлении пациента, и о временных трудностях при закупке обезболивающих препаратов. Потом профессор объявил о начале нового цикла обучения по общей онкологии. Всё как обычно на общебольничной линейке. Смерть молчала, но, видимо, происходящее одобряла.
– Э-э-э… – промямлил Митя.
– Да, вот так, – сказал Макс. – Прежнего главврача взяли на повышение в Москву. А взамен прислали вот это.
– Говорят, не насовсем, – сказал Кирилл. – Она немного поработает у нас, а потом будет баллотироваться в губернаторы. А потом в президенты. Но это сплетни.
– Если начальство вызывает, я теперь с помидором в кармане иду. Ох, когда-нибудь не выдержу и кину! – ухмыльнулся Макс. – А потом извинюсь.
Митя растерянно потер лоб.
– А как работать? Какой смысл? Если Она теперь наш начальник?
– А так и работать. Какая тебе разница, кто сидит в том кресле? Твое дело – удалять опухоли да не пускать Смерть к пациентам. Так было, так и будет во веки веков. Ага, всех отпускают, линейке конец. Закончили говорильню. Иди, хирург, тебя ждут в операционной.