– Эй, а что, воды в кране нету?
– Не знаю, – ответил дежуривший ночью Павел Борисович. – Вчера с вечера была. А потом оказалось, что в подвале потоп, приходили сантехники, воду выключили и что-то там запаяли. Но утром я умывался, значит, воду уже включили. Нормальное было дежурство, только твой Тимофеев жалуется, что ногу как когтями дерет.
– Я уже его на МРТ записал. Видимо, придется второй раз идти и винты ставить. Хотел обойтись без фиксации, но не вышло. По неотложке возьму, если что, тянуть не буду, раз такие боли. А Смерть не приходила?
– Нет, ни к кому сегодня не приходила, ни в одно отделение. Впрочем, на моих дежурствах Она никогда не показывается. Уметь надо. К хорошему хирургу Смерть не ходит.
«Все понятно, – подумал Митя. – Воду перекрыли, и Смерть оказалась заперта где-то в подвальных трубах. Вот и не приходила».
Он подошел к крану – хорошо бы попить кофе перед операцией, вон стоит открытая банка растворимого, для общего пользования. А в чайнике вода кончилась, дежурный доктор выпил. Митя открыл кран. В кране тихо заурчало.
– Нет воды, – сказал Митя и осекся.
Из крана медленно выползала бледная тягучая капля, становилась больше, больше. Мите показалось, что вид у капли возмущенный, хотя как может возмущаться капля?
– Эй, Дмитрий, ты что творишь? – окликнул Кирилл. – Она откуда-то лезет, я чувствую!
Митя, совершенно не думая, подставил под каплю пустую пластиковую бутылочку из-под жидкого мыла, положенного для обработки рук. Капля втянулась в бутылочку, Митя закрутил крышку.
– По-моему, я ее поймал, – неуверенно сказал он.
– Ну ты даешь!
– Силен мальчик!
– Кирилл, ты его куратор? Поставь зачет по мортэксидерции. Поймать Смерть в бутылку! Свежо и оригинально.
– А что теперь с ней делать? На мусорку?
– Кто-нибудь, сходите за меня на общую линейку, – сказал заведующий Макс. – Я отнесу добычу в отделение радионуклидной диагностики. Пусть уничтожают как радиоактивные отходы. Сообразим, какие бумажки для этого надо заполнить.
И ушел с бутылкой. Заведующий всякие противные обязанности обычно на себя брал.
– Я ничего не понимаю, – признался Митя. – Теперь Смерти вообще, что ли, не будет на земле? Я читал такую фантастику, где герой уничтожил Смерть, и все перестали умирать, и течение жизни прекратилось.
– Да прямо, – фыркнула Варвара. – Не переоценивай себя, ребенок. Смерть живее всех живых. Вылезет.
– Понимаешь, это просто закон природы – мы ее прогоняем, она уходит, а потом приходит, – пояснил Кирилл. – Если бы не гнали, она бы больше людей забирала, намного больше. А так мы ее держим в среднестатистических рамках, иногда снижаем смертность заметно, иногда – нет. Это как будто игра по правилам, только жестокая. Правило первое – она нападает, мы сопротивляемся. Правило второе – мы никогда не выиграем.
– Зачем тогда играть, если выигрыш невозможен? – тихо спросил Митя.
– Человек умрет сегодня или проживет еще два года, пять лет, тридцать лет – есть разница?
– Ради тридцати лет стоит стараться, а два года… – пожал плечами Митя. – И ради двух лет тратится столько сил, денег, умения…
– Ты вообще ничего не понимаешь, потому что это не твои два года! Это очень много! Когда только-только открыли темодал, лекарство для химиотерапии, весь мир ликовал: жизнь больных со злыми глиомами достоверно продлевается на два месяца! Не года, а только месяца!
– Доброкачественные опухоли вообще можно удалить так, что человек выздоровеет, – добавила Варвара утешающим тоном. – И проживет сто лет. А некоторые злые опухоли тоже не очень злые, и возможно выздоровление. Опухоль головного мозга – это не приговор, это просто болезнь, ее можно и нужно вылечить! Это надо понять сразу, в ординатуре. Иначе зачем работать?
– Все равно грустно, – сказал Митя.
– Нам иногда тоже, – вздохнул Кирилл. – Но – гнали, гоним и будем гнать!
– Сдал, – сказал заведующий, заходя в ординаторскую. – Я чувствовал себя как в советском детстве, когда ходил сдавать бутылки из-под молока в «Прием посуды». Но тогда посуду принимали без документации. А сейчас пришлось подписать пять бланков. Сказали, что против всех правил, но вошли в положение и выдали за отходы класса Г (радиоактивные). Теперь Ее будут уничтожать как атомную бомбу. Орлы, а почему вы до сих пор не на линейке? Поймали Смерть в бутылку, так можно и на линейку не ходить?
Глава девятая. Тоже просто операция, каких много
– Ника, тебе сколько лет?
– Семнадцать.
– Эпендимома L3S3. А операция какая по счету?
– Уже седьмая. Первая в двенадцать лет была. Но может, после этой операции ноги начнут двигаться. Сейчас они не двигаются.
– А давление часто поднимается?
– Да, иногда. Перед прошлыми операциями поднималось.
– Заказать костный ультразвук и сходить к Ольге Андреевне за пластиной к ламинопластике и винтами.
– Из первой ультразвук.
– Подключичный катетер ставить? Заведующий позвонил, сказал, что особый катетер.
– У нас хорошая кубиталка, не надо больше ничего.
– Хорошая, струей льется, зеленая кубиталка.
– Варвара, что нельзя из лекарств?
– Релаксанты только нельзя, Володя. Потом посмотрим, можно ли севоран. Начинаем с газами.
– Пульс скачет. Волнуешься, Ника?
– Да.
– А что волнуешься? Не в первый раз, дело привычное. Кирилл, а что, девочку всё у нас пользовали?
– Нет. Три раза в сороковой больнице, один раз в Бурденко, еще где-то два раза, я забыл. Вырастает опухоль снова и снова.
– И снотворное будет?
– Будет тебе, Ника, и снотворное, и масочка, заснешь, ничего не почувствуешь. Не беспокойся. Пульс 150. Терапевт смотрел?
– У меня бывает такое сердцебиение. Даже на прошлой операции. Не отменяйте операцию, пожалуйста, у меня часто давление и сердцебиение.
– Сделаем тест. Мидазолам в вену 2,5. Нет, давай 5. И посмотрим. Ника, сейчас тебе захочется спать.
– Да, уже хочется. И голова закружилась.
– Получше стало. Где ЭКГ? Пульс-то не ушел с мидазолама, хотя эмоциональную составляющую убрали.
– Лиза, пойдем заберем ультразвук длинный.
– Он у Нади на столе? Пойдем заберем.
– Давление снизилось. Тахикардия снижается, но мало.
– Надо начать потихоньку. Заинтубируем и посмотрим. Если что – уберем всё. 0,4 фентанила, 200 пропофола, 100 эсмерона. Труба семерка. Ну, с Богом. Ника, считай до десяти.
– Один, два…
– Всё. Эсмерон ставь. План поменяли во второй операционной. Скажи, чтобы не ели, кого там срочно оперировать.
– Одна голова не поела, остальные поели.
– Что, дракон, что ли? Одна голова поела, остальные нет.
– Семнадцать лет девчонке, мне во внучки годится. Или в правнучки.
– Ну нет, не правнучка.
– А что, если бы в семнадцать лет я родил, то правнучка.
– Но не семнадцатилетняя правнучка.
– Ну да. А я дежурил в воскресенье, пищевод схоронил, которому три недели назад операцию делали. Там изъязвлено все, как кровануло. И утром в морг. Сколько тут пульс? 109 частота пульса. Ну таки да, все получилось. Работаем. Но потом терапевту показать, тахикардеж ненормальный.
– Газы и релаксанты не надо.
– Как ляжет-то она?
– На живот, как обычно.
– Ох, достали эти перевороты!
– Ну что же делать, работа такая.
– Ну вот, 98 лучше, чем 150.
– Ультразвук какой?
– Костный.
– Сколько?
– Биполяр на 5.
– Свет вот сюда.
– Антибиотики ставь. Амоксиклав сойдет. И бета-блокатор. Метопролол.
– Лариса, мне короткий пинцет.
– Осторожно, я с иголкой сзади, с бета-блокатором. Варвара, посмотри пульс. Снижен?
– Нет. 148. Нет. Нет. Вот сейчас начал немножко.
– Ввел.
– 129. Но не сразу, не на игле.
– Угу.
– 113. Все, я ставлю электроды.
Варвара закрепляет пластырем электроды к рукам и ногам, хирурги жгут и режут в безмолвии. Доступ. Заглядывает завреанимацией.
– Вова, как дела?
– Да ничего, Глеб, опять 150 было. Я у Олега нашел метопролол, ввел, упало до 120. В пятницу лифт застрял, а я с больным на каталке. Он остановился и двери раскрыл, а пол ниже лифта на вот столько. Ну хорошо, что не выше, я стащил кое-как, а сам думаю: а ну как он сейчас поедет? Не поехал. Мы докладную написали. Слышь, Глеб, ты же завотделением, сделай что-нибудь.
– Так мне начмед позвонил и сказал, что ему замглавврача по строительной сказал, что в лифтах надо устраивать аппарат для ИВЛ! Ржешь? Вот и я заржал. А он всерьез!
– А зачем ИВЛ? Если санитарка везет больного, она не умеет с ИВЛ обращаться. А кто его обслуживать будет, он же на аккумуляторе? А если сопрут? ИВЛ полтора лимона стоит, вот пригодится кому-нибудь в частной клинике. Нет, ну бред. Вместо того чтобы поменять лифты, ставят туда ИВЛ!
– Да тендеры на покупку лифтов еще в прошлом году прошли! Деньги были, а ничего не купили. А теперь вот ИВЛ.
– А давайте в лифт еще бар с пивом поставим! И диван! Кстати, ИВЛ – лишняя тяжесть. Мы и так иногда уехать не можем, перегруз. Вот я на прошлую операцию ехал: уже и медсестра вышла, а лифт все пищит, больной тяжелый да кровать 200 кг. Ну я вышел, отправил больного с Ириной, а если бы они застряли? Если бы что случилось, а меня нет с больным? Я бы виноват был, я не имею права покидать больного. Ну ты сказал, что они дураки?
– Мне сказали, чтобы я в лицо начальству не ржал, если разговор о лифтах зайдет. А то начальство огорчится. И от этого огорчения могут быть последствия.
– ИВЛ в лифты, блин. А мне интраоперационный мониторинг сколько лет не покупают?
– Аня, санитарку позови, забился отсос.
– Девочки, в двойку, пожалуйста.
– Ну работает же!
– Не работает, новый принеси. Второй ящик слева.
– На.
– Не работает. Зови.
– Девочки, в двойку! Щас опять скажет: «Че орешь-то?» А меня попросили, я и ору.
– Картридж меняем срочно!
– Не хочет сосать? Сейчас меняем.