— Это не имеет отношения к делу! Говорила ли ты ему, что именно Себек был против того, чтобы Ипи включили в число совладельцев?
— По правде говоря, Иза, я не помню, было это сказано или нет. Во всяком случае, я не ходила и не искала, с кем бы об этом поговорить. Но слухи всегда найдут себе дорогу, к тому же ты сама знаешь, что Себек кричал, да и Яхмос заявлял, между прочим, тоже, только не так громко и не так часто, что Ипи еще ребенок и что это ни к чему хорошему не приведет, и потому Камени сам мог слышать эти слова, а не выведать их у меня.
Я никогда не занимаюсь сплетнями, но язык дан человеку, чтобы говорить, а я, между прочим, не глухонемая.
— Да, уж в этом я не сомневаюсь, — согласилась Иза. — Но язык, Хенет, порой может стать и оружием. Язык может оказаться причиной смерти, и не одной. Надеюсь, твой язык, Хенет, еще не лишил никого жизни.
— Как ты можешь такое говорить, Иза! И что у тебя в мыслях? Все, что я когда-либо говорила, я готова поведать целому миру. Я так предана вашей семье, что готова сама умереть за любого из вас. Но никто не ценит мою преданность. Я обещала их дорогой матери…
— Ха, — перебила ее Иза, — наконец-то мне несут жирную куропатку с приправой из порея и петрушки. Пахнет очень вкусно, значит, сварили на славу. Раз уж ты так нам предана, Хенет, попробуй кусочек — на тот случай, если туда положили отраву.
— Иза! — издала очередной вопль Хенет. — Отраву! И как у тебя язык поворачивается говорить подобные вещи! Ее же варили у нас на кухне!
— Все равно кому-нибудь придется попробовать, — сказала Иза. — На всякий случай. Лучше тебе, Хенет, поскольку ты готова умереть за любого из нас. Не думаю, что смерть будет слишком мучительной. Ешь, Хенет. Посмотри, какая куропатка сочная, жирная и вкусная. Нет, спасибо, я не хочу лишиться моей маленькой рабыни. Она еще совсем юная и веселая. У тебя же лучшие годы уже позади, Хенет, и ничего страшного не произойдет, если с тобой что и случится. Ну-ка, открой рот… Вкусно, не правда ли? Что это ты прямо позеленела от страха? Тебе что, не понравилась моя шутка? Видать, нет. Ха-ха-ха!
И Иза покатилась со смеху, потом, вдруг сделавшись серьезной, принялась с жадностью за свое любимое блюдо.
Глава 16Второй месяц лета, 1-й день
После долгих споров и множества исправлений послание было наконец составлено, и Хори вместе с двумя храмовыми писцами записал его на свитке папируса.
Первый шаг был сделан.
Жрец подал знак зачитать послание вслух.
— «Лучшему среди достойнейших духу Ашайет!
Прими весть от твоего брата и мужа. Не забыла ли сестра своего брата? Не забыла ли мать рожденных ею детей? Разве не ведомо достойнейшей Ашайет, что ее чадам угрожает злой дух? Уже Себек, ее сын, отравленный ядом, ушел в Царство Осириса.
В земной жизни я чтил тебя, одаривал украшениями и нарядами, душистыми маслами и благовониями, дабы ты умащивала ими свое тело. Я делил с тобой свою трапезу, и мы сидели в мире и согласии перед столами, уставленными яствами. Когда одолел тебя злой недуг, я не жалел расходов, дабы излечить тебя, и призвал самого искусного лекаря. Тебя погребли с почестями, совершив все положенные обряды и снабдив тебя всем необходимым в загробной жизни: фигурками слуг и волов, едой и питьем, украшениями и одеждами — все это замуровали вместе с тобой. Я скорбел по тебе долгие годы и только много лет спустя взял себе наложницу, чтобы жить, как подобает еще не старому мужчине.
И вот эта наложница теперь чинит зло твоим детям. Известно ли тебе об этом? Быть может, ты пребываешь в неведении? Нет сомнения, если бы Ашайет знала об этом, она тотчас бы поспешила на помощь сыновьям, рожденным ею.
Может статься, Ашайет все известно и наложница Нофрет творит зло, потому что владеет искусством колдовства? Ибо сомнения нет, это происходит против твоей воли, о достойнейшая Ашайет. А потому вспомни, что в Царстве мертвых у тебя есть знатные родственники и могущественные помощники — великий и благородный Ипи, главный виночерпий визиря. Взывай к нему о помощи! А также брат твоей матери, великий и могучий Мериптах, бывший правитель нашей провинции. Поведай ему о том, что произошло. И да повелит он устроить суд и призвать свидетелей. И они поклянутся, что Нофрет сотворила зло. И тогда судьи решат наказать Нофрет и повелят ей не чинить больше зла нашей семье.
О достойнейшая Ашайет, не гневайся на своего брата Имхотепа за то, что, следуя злым наветам этой женщины, грозился он совершить несправедливость по отношению к твоим родным детям! Будь милостива, ведь не он один страдает, но и твои дети тоже. Прости твоего брата Имхотепа, ибо взывает он к тебе во имя твоих детей».
Главный писец кончил читать. Мерсу кивнул в знак одобрения.
— Послание составлено должным образом. Ничего, по-моему, не упущено.
Имхотеп встал.
— Благодарю тебя, достославный Мерсу. Мои дары — скот, масло и лен — прибудут к тебе завтра до захода солнца. Может, мы сейчас условимся о дне церемонии возложения урны с посланием в поминальном зале гробницы?
— Пусть это произойдет через три дня. На урне следует сделать надпись, а также приготовить все необходимое для торжественного обряда.
— Как сочтешь нужным. Главное, чтобы ничего дурного больше не случилось.
— Я хорошо понимаю твою озабоченность, Имхотеп. Но отныне позабудь о страхе. Дух добрейшей Ашайет наверняка откликнется на это послание, а ее родственники, обладающие властью и могуществом, помогут ей восстановить справедливость там, где она была так грубо попрана.
— Да поможет нам Исида! Благодарю тебя, Мерсу, и за помощь, и за то, что ты излечил моего сына Яхмоса. Пойдем домой, Хори, нас ждут дела. Это послание сняло тяжесть с моей души. Достойнейшая Ашайет не оставит в беде своего несчастного брата.
Когда Хори со свитками папируса в руках вошел за ограду усадьбы, у водоема его поджидала Ренисенб.
— Хори! — бросилась она к нему.
— Да, Ренисенб?
— Пойдем со мной к Изе. Она зовет тебя.
— Сейчас. Позволь только я посмотрю, не захочет ли Имхотеп…
Но Имхотепом уже завладел Ипи, и отец с сыном о чем-то тихо беседовали.
— Подожди, я положу эти свитки на место, и мы пойдем с тобой к Изе, Ренисенб.
Иза обрадовалась, увидев пришедших.
— Вот Хори, бабушка. Я сразу привела его к тебе, как только он появился.
— Отлично. Как на дворе, тепло?
— По-моему, да, — удивилась Ренисенб.
— Тогда подай мне палку. Я пройдусь по двору.
Ренисенб была в недоумении: Иза крайне редко выходила из дому. Под руку она провела старуху через главные покои на галерею.
— Сядешь здесь, бабушка?
— Нет, дитя мое. Я дойду до водоема.
Иза шла медленно, но, хотя и хромала, уверенно продвигалась вперед и не жаловалась на усталость. Оглядевшись, она выбрала место, где возле пруда в приветливой тени фигового дерева была разбита небольшая цветочная клумба.
Усевшись, она с удовлетворением заметила:
— Наконец-то мы можем поговорить так, чтобы никому не удалось нас подслушать.
— Ты рассуждаешь мудро, Иза. — В голосе Хори слышалось одобрение.
— То, о чем мы будем говорить, не должен знать никто, кроме нас троих. Я доверяю тебе, Хори. Ты появился у нас в доме еще ребенком. И всегда был преданным, скромным и умным. Ренисенб самая любимая моя внучка. Пусть зло обойдет ее стороной, Хори.
— Зло не коснется ее, Иза.
Хори произнес эти слова тихо, но тон, каким они были сказаны, выражение его лица и взгляд, каким он встретил взгляд старухи, ее вполне удовлетворили.
— Хорошо сказано, Хори, спокойно, без излишней горячности, как и подобает человеку, который своих слов на ветер не бросает. А теперь расскажи мне, что вы делали сегодня.
Хори объяснил, как было составлено послание, и пересказал его содержание. Иза слушала внимательно.
— А теперь послушай меня, Хори, и посмотри вот на это. — Она вытащила из складок платья ожерелье со львами. — Скажи ему, Ренисенб, где ты нашла это ожерелье, — добавила она. Ренисенб сказала. — Ну, Хори, что ты об этом думаешь? — спросила Иза.
— Ты старше и умнее меня, Иза, — помолчав, сказал Хори. — Что думаешь ты? — спросил он.
— Я вижу, ты из тех людей, Хори, кто не спешит что-либо утверждать, не имея твердых доказательств. Ты с самого начала знал, как умерла Нофрет?
— Я подозревал правду, Иза, но это было всего лишь подозрение.
— Именно. И сейчас это всего лишь подозрение. Но здесь, вне стен дома, мы можем не бояться высказать наши подозрения, о которых потом, разумеется, лучше умолчать. Я думаю, есть три объяснения случившимся событиям. Первое — пастух сказал правду, он и в самом деле видел Нофрет, вернувшуюся из Царства мертвых с жестоким намерением отомстить за себя и причинить новое горе нашей семье. Может, так оно и было — жрецы, и не только они, утверждают, что такое возможно, да и мы все знаем, что болезни, например, насылаются на людей злыми духами. Но я старая женщина и не обязана верить всему, что говорят жрецы, а потому считаю, что могут быть и другие объяснения.
— Какие же? — спросил Хори.
— Предположим, что Сатипи и вправду убила Нофрет, что через какое-то время на том же месте та привиделась Сатипи, и Сатипи в ужасе от сознания собственной вины бросилась со скалы и разбилась насмерть. Все это более-менее ясно. Теперь перейдем к тому, что было дальше: некто по причине, нам пока неизвестной, решил убить двух сыновей Имхотепа. Замыслив это сделать, убийца надеялся, что его преступление из суеверного страха припишут Нофрет, что и произошло.
— Но кто вознамерился бы убить Яхмоса и Себека? — вскричала Ренисенб.
— Не слуги, — сказала Иза, — они бы на это никогда не осмелились. Значит, круг людей, которых можно было бы заподозрить, совсем невелик.
— Выходит, это кто-то из нас? Бабушка, такого быть не может!
— Спроси у Хори, — сухо отозвалась Иза. — Ты видишь, он мне не возразил.