— Нет, — категорично заявил дворник, — ворота я ему не открывал.
Власков отправился на Царскосельский вокзал, чтобы там сесть на поезд. Ранее он выяснил адрес Варвары Варламеевой. Оказалось, что младшая сестра проживает не в самом городе, а в Гуммоласарах, относившихся к Третьему стану Царскосельского уезда. Имеет небольшой дом в четыре комнаты с садом и двором, за всем этим ухаживает семейная пара — Иван и Марья, приехавшие из Тверской губернии.
Варвара была моложе брата на восемь лет и с юного возраста находилась под его опекой. Родители в один год сошли в могилу, но у Александра Андреевича дела пошли в гору, и он смог купить дом в Царском Селе. Вначале он ездил на службу оттуда, но когда с Варварой произошло несчастье, и она обезножела, пришлось Варламееву, теперь ставшему старшим в семье, нанять работников, чтобы они не только ухаживали за сестрой, но и занимались каким-никаким хозяйством. Сам же переехал в столицу, поближе к службе. А если говорить прямо, то не имел желания ежедневно видеть страдания Варвары, которая не хотела огорчать брата, но получалось в точности наоборот. Александр Андреевич ощущал какую-то вину — ведь он здоров и занят своей жизнью. Поэтому-то он взял за правило приезжать в Гуммоласары только в воскресные дни.
Здание Царскосельского вокзала, построенное в новом стиле «модерн», как писали в газетах, выглядело и в самом деле непривычно. Николай Семёнович присмотрелся издалека. Правы критики. Вокзал и вправду напоминал паровоз, хотя, конечно, не напрямую. Но башенка с левой стороны возвышалась трубой, а купол справа — кабиной машиниста, стоящей на витраже-колесе. Оказавшись внутри здания, Власков задрал голову. Интерьеры вокзала поражали монументальностью и декоративным убранством. Основное помещение вокзала — гигантский вестибюль с парадной лестницей, украшенной мраморными перилами с бронзовыми вставками. Через огромные витражные окна зал освещался дневным светом. По периметру с потолка спускались светильники. Между окнами в простенках красовались лепные панно, окрашенные под цвет старой бронзы, с изображениями женских голов и Меркурия в растительных орнаментах.
Николай Семёнович залюбовался новшествами. Хотел пройти на дебаркадер, но таблички указывали, что надо подняться на второй этаж. Только спустя минуту Власков вспомнил, что владельцы намеренно подняли железнодорожные пути на две с половиной сажени, чтобы ничего важного не сносить. Для вспоможения людям с багажом работали лифты. Платформы вокзала оказались под длинным навесом, сверху нависали ажурные металлические перекрытия, переходящие внутрь вокзала, там же виднелись такие же со стеклянными фонарями.
Чиновник для поручений забыл, что не взял билет и не узнал, в котором часу и с какого пути отходит поезд в Павловск. Самое удивительное оказалось то, что дом, хотя и относился к Царскому Селу, но находился в двух шагах от железнодорожной станции Павловск. Пришлось вернуться. Если бы сыскной агент не поспешил, то пришлось бы ждать следующего поезда почти два часа, поэтому к вагону Николай Семёнович шёл быстрым шагом. На висках и лбу у него выступили капли пота. Казалось, он неминуемо опоздает. Не хотелось терять впустую время. Но всё-таки для себя отметил, что после полуночи отходят в нужном направлении только два поезда: один с номером 23 — ровно в двенадцать, на который Варламеев мог и не успеть, и второй, номер 25 — в один час тридцать три минуты. Этот подходил. Значит, Александр Андреевич должен был сидеть либо в комнате ожидания, либо в буфете. Власков уже назначил архивариуса виновным и теперь старался примерять полученные сведения на чиновника Военно-медицинского управления, решив, что на обратном пути обязательно поинтересуется в двух намеченных местах, находился ли в них этот самый приятель Власова.
Ехать предстояло 33 версты, по времени — сорок три минуты, поэтому Власков резонно решил, что незачем переплачивать, если можно проехать в третьем классе. Его от этого не убудет, а собственному карману экономия. Поэтому через несколько минут он сидел на лавке в вагоне тёмно-зелёного цвета. Напротив устроился мужчина в новой одежде и начищенных до блеска сапогах, с поседевшими курчавыми волосами и блестящими глазами, быстро перебегавшими с предмета на предмет. Николай Семёнович не присматривался к нему, но потом их взгляды встретились.
— Снова, Илья, за старое взялся? — совсем тихо проговорил Власков, но сидящий напротив услышал и, приложив руку к груди, так же тихо ответил:
— Никак нет, господин Власков, никак нет. Истинный крест, — мужчина быстро перекрестился и посмотрел внимательным взглядом в глаза сыскному агенту, — давно этим делом не балуюсь. Ей-богу, истинную правду говорю.
— Я б тебе поверил, Илья, если бы… — Власков скосил взор на сидящих рядом: вроде не прислушиваются, но ловят каждое сказанное слово, — тебя же… не знал.
— Николай Семёнович, не возводите на меня напраслину, — И собеседник тут же перевёл разговор на другую тему: — Слышал я, что вы теперь иными делами занимаетесь, особо важными? — улыбка не сходила с лица Ильи. К нему пришло успокоение — ведь ничего он плохого не сделал, только вот едет с приятным человеком, который не раз ловил его за руку.
— Занимаюсь, — с нарочитым равнодушием ответил чиновник для поручений, — но вот с тобою, видимо, знакомство не прекратим, — и тоже улыбнулся в ответ. — Ладно, Илья. Если что услышу о сегодняшних делах на дороге, то спуску от меня не жди.
— Николай Семёнович, — на лице собеседника проступило выражение нескрываемой обиды, но прослеживалось и разочарование, что в этом поезде работать сегодня не стоит, да и своих предупредить. Власков слов на ветер не бросает, с ним шутки плохи.
8
Поезд прибыл в Шавли в шестом часу пополудни. Ехать в Жагоры не хотелось. Чиновники для поручений устали не от передвижений, а больше от ожидания. Да и трястись по грунтовой дороге пятьдесят четыре версты не было особого желания. Тем более что вечером отыскать жильё в незнакомом месте не так легко, как кажется. Пришлось бы обращаться к старосте, или кто там у них главный. А это не очень хорошо для дела, что им поручено. Поэтому решили переночевать в гостинице, благо таковая в городе с населением почти пятнадцать тысяч имелась.
Ещё в газете попалась на одной из страниц в половину разворота навязчивая реклама:
«Ново-открытая первоклассная гостиница „Метрополь“ съ первокласснымъ при ней рестораномъ И. Волковыского.
Гостиница отвѣчаетъ строгимъ требованіямъ комфорта и удобства: высокіе, свѣтлыя и изящно обставленныя комнаты; высокіе и просторныя коридоры, водопроводы, электрическое освѣщеніе, конюшни.
Предупредительная и внимательная прислуга.
РЕСТОРАНЪ и БУФЕТЪ — находятся на высотѣ занятаго ими положенія.
Провизія и закуски — всегда свѣжіе и изысканныя.
Вина — какъ русскія и иностранныя — собственнаго разлива, выписываются непосредственно изъ первыхъ рукъ, отборнаго качества и абсолютно чистыя, безо всякой примѣси.
При ресторанѣ — шикарныя семейныя кабинеты, 2 бильярда и спеціальный залъ для свадебъ, танцовальныхъ вечеровъ, собраній, проводовъ и пр.
Цѣны весьма умѣренныя. Вина отпускаются по цѣнамъ, не превышающимъ магазинныхъ».
Пусть даже реклама назойливая и крикливая — но зачем искать по городу что-то иное, когда и располагалась эта гостиница совсем рядом с вокзалом. Заодно можно узнать, каким способом добраться вначале до Жагор, а уж потом до имения господ фон Линдсбергов.
Оказалось, что с почтовой станции отправляется по утрам карета до указанного селения. Плата оказалась умеренной, как везде по Российской Империи — четыре копейки за версту и лошадь. Таким образом, пришлось раскошелиться и выложить восемь рублей и шестьдесят четыре копейки.
Ещё до места назначения не доехали, а траты пошли.
На рассвете, когда солнце ещё не пробудилось ото сна и даже не собиралось показываться на горизонте, покинули гостеприимный Шавли с мощёными округлыми камнями мостовыми, чистыми улицами и горожанами, чьи лица, хотя и неулыбчивые, были всё же не такими мрачными, как петербургские. Надо было бы зайти представиться местному исправнику, коллежскому советнику Сосновскому. Но чиновники посовещались и не пошли на приём к полицейскому главе города. Если соблюдать инкогнито, то лучше до конца. Ведь не разбираясь в тонкостях местных взаимоотношений, не стоит соваться к начальству. Кто знает, может быть, Леонид Мартинович — друг семьи или, того паче, родственник фон Линдсбергов? Тогда всё полетит в тартарары. И поездка окажется пустой и никому не нужной. Недаром говорят: кто извещён, тот вооружён.
9
Полицейский, несущий службу на дебаркадере Павловского вокзала, с недоверием посмотрел на невысокого господина, представившегося чиновником для поручений при сыскной полиции. Подумал, стоит ли отвечать на вопросы, но потом в голову пришла опасливая мысль: а если начальство прознает и будет недовольно?
— Господин Власков, — елейным тоном заговорил полицейский, — на поездах много народу ездит, разве ж всех упомнишь? Одни приезжают, другие уезжают.
— Эх, — подмигнул Николай Семёнович, — не говори, что никого не помнишь. Не поверю — такой молодец здесь ходит, видно, всё подмечает, и господ, часто путешествующих в столицу и обратно, знает если не всех, то наверняка многих.
Полицейский довольно улыбнулся.
— Не без того.
— Вот и скажи мне: если человек восемь лет или около того сюда каждую субботу вечером, и зимой и летом приезжает, ты ведь его запомнишь?
Служивый пожал плечами.
— Ну, тогда скажи: фамилия Варламеев тебе знакома?
— Господин Власков, я ж говорю, если б я знал каждого по фамилии, то и памяти бы мне не хватило.
— Но ведь ты проживаешь здесь рядом?
— Не совсем.
— И где?
— В Кондакопщине.
— Гуммоласары далеко?
— Ну, не так чтобы очень, — полицейский явно не догадывался, чего от него хочет этот чиновник из сыскной полиции.