— Да, — кивнул головой Николай Семёнович.
— Вы сняли письменные показания со свидетелей?
Власков указал жестом на бумаги, лежащие перед начальником.
Филиппов задумался. Было два пути: привести Александра Андреевича в сыскное отделение и здесь, на чуждой подозреваемому территории, провести допрос, или ехать к Варламееву домой или на службу и там требовать разъяснений.
— Вот что, Николай Семёнович, поезжайте-ка на службу к господину архивариусу и там проясните вопрос. Почему Александр Андреевич выбрал такой день для посещения сестры?
— А если его не будет на службе?
— Вы думаете, он попытается скрыться? — с нескрываемой иронией спросил Филиппов.
— Нет, — резко ответил Власков, поняв нелепость вопроса.
— Если его нет в департаменте, то навестите его дома. Возьмите с собою Николаева.
— Хорошо, — Николай Семёнович поднялся со стула.
Оказалось, что господина архивариуса уже несколько дней не видели в департаменте. Получалась интересная ситуация — двое подозреваемых. Если первый, гвардейский офицер, неожиданно взял отпуск и укатил в родные края, перед этим заплатив карточный долг неизвестного происхождения деньгами, то второй говорил неправду о том, как провёл вечер, в который убили его приятеля.
Прежде чем ехать на квартиру чиновника Военно-медицинского управления, Власков телефонировал непосредственному начальнику. Услышал в трубке, как хмыкнул Филиппов, и представил, как последний начал теребить ус.
— Н-да, — наконец сказал Владимир Гаврилович и снова замолчал.
— Что делать мне? — не выдержал Николай Семёнович.
— Поезжайте, как мы договорились ранее, на квартиру нашего уважаемого Александра Андреича.
— Простите, а как мне с ним себя вести? — Власков, хотя давно служил в сыскной полиции и имел дело с разными людьми, в том числе и гораздо выше рангом, всё же порой испытывал какую-то непонятную робость, словно был гимназистом, который явился за наказанием к учителю. В такой робости он не мог признаться даже себе. Было стыдно.
— Если он дома, то везите к нам, на Офицерскую.
— А…
— Так, — перебил Власкова начальник после некоторого размышления, — я подъеду сам. Чует сердце неладное. Как бы… Ладно, не буду пророчить. По какому адресу проживает наш господин Варламеев?
Николай Семёнович назвал.
— Ждите на месте, — и добавил: — можете побеседовать с дворником, но только без… лишних сведений.
В трубке послышалось тяжёлое дыхание Николая Семёновича — то ли от волнения, то ли от обиды на недоверие начальства.
Владимир Гаврилович несколько раз покрутил рычажок звонка, потом постучал. Дверь никто не открыл.
— Где дворник? — Филиппов повернул голову к Власкову, тот, в свою очередь, оглянулся через плечо.
— Здесь.
Дворник стоял не на площадке, а на лестнице, переминаясь с ноги на ногу. Сосредоточенное лицо его выглядело комично, да и сивушный запах было не скрыть.
— А околоточный? — поинтересовался начальник сыскной полиции.
— Пока не прибыл, — подал голос дворник.
Послышались торопливые шаги. На площадку поднялся высокий человек в полицейской форме. Он поприветствовал присутствующих, затем снял фуражку и вытер со лба пот.
— Извиняюсь, господин Филиппов, — длинное лошадиное лицо околоточного выдавало озабоченность, — у вас и бумага имеется на взлом двери господина Варламеева?
Владимир Гаврилович в удивлении приподнял брови и с интересом посмотрел на полицейского.
— Всю ответственность беру на себя, — проговорил сквозь зубы начальник сыскной полиции и кивнул дворнику, выглядывающему из-за спины околоточного. — Вскрывай.
— Но… — начал было полицейский, однако умолк под непреклонным взглядом Филиппова и пропустил дворника к двери.
Низенький татарин, профилем похожий на Ивана Грозного с картины Ильи Репина, посмотрел на околоточного, словно ища поддержки, но не найдя таковой, взялся за лом.
Дверь пронзительно взвизгнула, потом надсадно хрустнула и приоткрылась.
Дворник отступил назад, потеребил бородку и покачал головой.
— Вай, вай, дверь придётся делать.
Владимир Гаврилович потянул носом воздух и ступил в проём первым.
2
До приезда начальника Власков успел переговорить с дворником. Последний поглаживал куцую бородку, иногда закатывал к небу глаза, пытаясь что-то припомнить.
— Когда ты видел господина Варламеева?
— Не знаю, — без всяких раздумий ответил татарин.
— Ты мне это брось, — сердито сказал Николай Семёнович, грозно сдвинув брови, — «не знаю, не помню…» Ты это своим сородичам будешь говорить, а мне отвечай без утайки. Может быть, с Александром Андреевичем беда стряслась? А ты — «не знаю», «не помню».
— Вчера я его не видел, — дворник перестал упираться и начал вспоминать, загибая пальцы, — ик… простите… позавчера тоже не видел, а вот третьего дня… — задумался надолго, наморщил лоб и вытянул трубочкой губы. Потом отбросил свою дурашливую манеру — мол, татарин я и по-русски плохо понимаю, — точно, третьего дня, как со службы вернулся, так из дому не выходил.
— А кухарка или прислуга у него приходящая была или с ним проживала?
— Приходящая, но её я тоже не видел. Обычно, когда приходит, здоровается, а тут… Нет, не видел.
Сердце Власкова ёкнуло от дурного предчувствия. Видимо, прав Филиппов: стряслась с Варламеевым беда, или, того хуже, сбежал он от… Дальше мысль не пошла.
— Готовь инструмент — дверь вскрывать.
— Как так?.. — начал было дворник, но осекся под суровым взглядом чиновника для поручений.
Тело Варламеева обнаружили в кабинете. На столе стоял подсвечник с маленькими огарками со следами кровавых брызг. Такая же резаная рана на шее, как и у Власова, — от уха до уха. Уже охладевший Александр Андреевич лежал на боку, тёмная лужа растеклась по полу и блестела зеркальными отсветами.
— Вот и ещё один… — Владимир Гаврилович не узнал голоса, который раздался позади: до того тот был глухим.
Филиппов обернулся, посмотрел на Власкова.
— Эксперта, врача и фотографа, — кратко произнёс он, поигрывая желваками.
Околоточный не посмел войти вслед за грозным начальником сыскной полиции.
После осмотра трупа Стеценко вышел из кабинета убитого — в одной руке неизменный саквояж, в другой очки. Близоруко прищурился и, не дожидаясь вопросов Филиппова, начал говорить:
— Точнее определю после вскрытия, сейчас скажу только, что Варламеева… — он вопросительно посмотрел на Владимира Гавриловича и, когда последний кивнул, подтверждая, что фамилия верна, продолжал: — убили два дня тому. Возможно даже, тем самым оружием, что и Власова со служанкой.
— Значит…
— Владимир Гаврилович, избавьте меня от предположений, я информирую вас о том, что мне расскажет, — он повернул голову в сторону кабинета, — наш с вами труп.
— Хорошо, — с прохладцей в голосе произнёс начальник сыскной полиции.
Фотограф справился со съёмкой довольно быстро, доложился Филиппову и был отправлен для проявления пластин и печатания фотографических карточек. А вот эксперт Брончинский провозился довольно долго.
— Могу сказать, — Константин Всеволодович выглядел немного озадаченным, — что следов проникновения в квартиру я не обнаружил. Дверь открыта либо родным ключом, либо наш убитый открыл сам. Естественно, будучи в здравии. Преступник после себя не оставил ни одного следа, словно не человек здесь побывал, а какой-то призрак. — Он криво усмехнулся и добавил: — расточительный убийца, даже не погасил свечи.
— Пётр Назарович сказал, — произнёс Владимир Гаврилович, словно бы рассуждая вслух, — что орудие убийства похоже на власовское.
— Таким образом, у вас и там, и здесь отметился один и тот же человек.
Теперь Филиппов вскинул голову и прищуренными глазами посмотрел на эксперта.
— Значит, прапорщик никуда из столицы не уехал?
— Вам виднее, Владимир Гаврилович.
3
Наибольшего расцвета усадьба достигла в сороковых годах минувшего века, когда её приобрёл в собственность предводитель уездного дворянства Иоганн фон Линдсберг — прадед прапорщика лейб-гвардии Сапёрного батальона и потомок старинного рода, из местных немцев, в незапамятные времена поселившихся на прибалтийских землях. На месте старого обветшалого господского дома был построен новый, в два этажа, из обожжённого кирпича, привезённого из соседней губернии. Вокруг разбит обширный парк с липовыми и берёзовыми аллеями, с живописными куртинами елей и лиственниц, с беседками, выездными воротами, охотничьим домиком и другими затеями помещичьих усадеб той поры.
Судьба Карла, младшего из сыновей фон Линдсберга, была решена уже при рождении. Мыза доставалась в наследство старшему, который должен был выплачивать определённую сумму на содержание будущего генерала.
Сам же Карл по окончании Николаевского кадетского корпуса продолжил обучение в инженерном училище, которое готовило для армии младших офицеров инженерных войск, с присвоением звания прапорщика после завершения курса. Не обошлось без вмешательства главы семейства, который поспособствовал назначению сына в лейб-гвардии Сапёрный батальон, под начало генерала Иванова, тем более что шефствовал над подразделением сам император Николай II.
Младший фон Линдсберг звёзд с неба не хватал, но служил исправно. Пристрастился в последнее время к игре в карты. А чем ещё занимать свободное от службы время? Не походами же в театр!
Мечислав Николаевич разговорился с хозяйкой не только о жителях Жагор, но и расположенных в окрестностях мыз, усадеб и домов богатых домовладельцев, особо подталкивая к разговору о фон Линдсбергах.
— О! — сказала женщина, чуть тронув волосы. — Богаче этих господ в нашем краю никого нет. Немцы — они всегда такими были, наживались на местных жителях, — потом спохватилась, что ведёт беседу с незнакомым человеком из столицы, и торопливо добавила: — Старый фон Линдсберг — предводитель уездного дворянства. А их, как вы знаете, у нас назначает сам генерал-губернатор.