Смерть приятелям, или Запоздалая расплата — страница 22 из 45

— Но я же не мог ошибиться? — с некоторым удивлением произнёс Владимир Саввич. — Ну, в том, что Варламеев беседовал с Рюйтюном. Как же я мог перепутать? И было это час тому. Михаил Александрович, я хотел, было, подойти, но меня отвлекли, и я… Не верится мне, не укладывается в голове, — Кручен-Голубов обхватил голову руками, и полицейскому показалось, что он вертит ею из стороны в сторону.

— Владимир Саввич, — резко и громко произнёс Лунащук. Правитель канцелярии поднял глаза на сыскного агента. Правая щека ещё подёргивалась, но лицо стало более спокойным, — господина Варламеева уже не вернуть, а вот злодея, который лишил жизни Александра Андреевича, найти мы сможем. И он понесёт заслуженное наказание. Поэтому помогите нам сведениями.

— Простите, чем я могу вам помочь, если я не был накоротке с Александром Андреевичем? Да, он служил архивариусом при канцелярии, но не более того.

— Господин Кручен-Голубов, — голос Михаила Александровича стал более официальным, и в нём послышалась металлические нотки, — что вы знаете о Варламееве?

Владимир Саввич пожал плечами: мол, что могу поведать?

— Сколько лет служил Александр Андреевич под вашим руководством?

— Я здесь пятый год, но когда меня назначили исполняющим должность, господин Варламеев уже занимал место архивариуса.

— Значит, у вас сложилось определённое мнение об Александре Андреевиче?

— Да, — но правитель канцелярии тут же добавил: — более пристрастное мнение, я думаю, выскажет Николай Павлович Нерстенс, столоначальник.

— Что можете сказать вы?

— Жалоб на него не поступало, Николай Павлович хорошо отзывался о Варламееве.

— А вы сами? — допытывался чиновник для поручений.

— Я же вам сказал, что близкого знакомства я с ним не поддерживал. Знаю только по службе, да и здесь, — съязвил Кручен-Голубов, — мы с ним бесед по душам не вели.

— Значит, вы не знаете, с кем он приятельствовал в управлении?

— Я же вам сказал, что по этому вопросу вам больше даст сведений Николай Павлович. Он был непосредственным начальником Варламеева.

— Неужели вы с ним никогда не разговаривали?

— Отчего же? Он приходил ко мне по службе с разными вопросами или бумагами.

— Тогда, с вашего позволения, я расспрошу господ Нерстенса и Рюйтюна?

— Я не возражаю, — голос Владимира Саввича стал начальственным, и в нём появились металлические нотки. Видимо, игра в огорчённого смертью служащего перестала занимать правителя канцелярии.

7

Филипп-Иоганн фон Линдсберг принял петербургского чиновника вечером того же дня, когда было обнаружено тело младшего сына.

Солнце закатилось за горизонт, и земля замерла в тишине и предчувствии прихода осенней ночи.

Дворецкий, одетый в камзол, более подобающий семнадцатому веку, нежели наступившему, объявил:

— Прошу следовать за мною, — наклонил голову и указал рукой, куда надо следовать.

Всю дорогу Кунцевич видел перед собою прямую спину вышколенного слуги. Наконец последний остановился перед массивной дубовой закрытой дверью, повернулся. На застывшем, словно гипсовая маска, лице живыми были только глаза.

Он распахнул перед Мечиславом Николаевичем дверь.

Зала тонула в полумраке, и невозможно было догадаться о её истинных размерах. Она освещалась только тлеющими поленьями в камине и тремя свечами, стоящими в канделябре на столе. У камина можно было смутно различить фигуру человека, почти сливающуюся с креслом, и его озарённое красноватым светом пламени лицо. Кунцевич не мог понять, дряхлый перед ним человек, или ещё твёрд телом и духом.

Дворецкий вышел из залы и неслышно притворил дверь.

— Здравствуйте, Мечислав Николаевич, — раздался довольно молодой голос. Если бы чиновник для поручений не знал, что сидящему в кресле пошёл семьдесят первый год, он бы не угадал истинного возраста собеседника.

Петербургский гость поздоровался. Глаза начали привыкать к сумраку.

— Вы садитесь, — белая рука с красными отсветами указала на кресло, стоящее по другую сторону от камина.

— Благодарю, — Кунцевич не стал отказываться, а опустился в кресло, заключившее чиновника в мягкие объятия.

— Я давно имел предчувствие, что жизнь, которую вёл Карл, добром не кончится. Но всё-таки не ожидал, что он сойдёт в могилу раньше меня, — послышался тяжёлый вздох. — Однако жизнь диктует нам свои законы, поэтому простите за сентиментальность, — рука старика поднялась к лицу. Кунцевич понял, что Филипп-Иоганн смахнул с глаз слезу. — Во многом можно винить меня, это именно я отдалился от сына, хотел воспитать в нём рыцарский дух, чтобы он был достойным продолжателем рода фон Линдсбергов. Но, увы, не доследил, не доглядел, не довоспитал, — голос на секунду умолк и тут же зазвучал вновь. Теперь в нём послышался звон металла: то ли старик устыдился своих сантиментов, то ли начал злиться на всех вокруг. — Для меня стало ударом, что Карл нашёл свой конец в родных местах. И я не позволю убийце разгуливать по земле. Я вас, любезный Мечислав Николаевич, позвал для того, чтобы именно вы нашли злодея. Вы приезжий, не отягощённый местными связями. Да и власти уезда не в состоянии не то что расследовать убийство, а даже навести порядок в собственном доме, — Филипп-Иоганн фыркнул. — Вся необходимая помощь вам будет предоставлена всеми, живущими здесь. Никто не посмеет вам отказать в любой просьбе. Я хочу знать, кто покусился на мою кровь. Да, и ещё: какие бы расходы вы не понесли, обращайтесь к моему управляющему. Я уже отдал необходимые распоряжения. И кроме всего прочего, могу вам лично гарантировать хорошее вознаграждение. Вы меня поняли?

— Да, понял, но я служу не за… — начал было Кунцевич.

Теперь он увидел, как исказилось лицо старого фон Линдсберга.

— Мечислав Николаевич, я отлично знаю, что жалование государственных чиновников не так велико, как хотелось бы… Но к этому вопросу мы можем вернуться позже. А сейчас скажите, что необходимо вам для ведения следствия?

— Простите, но пока не знаю. — Видимо, на лице старика отразилось недоумение, но Кунцевич видел только пляшущие красные отсветы от горящих поленьев. Чиновник для поручений прикусил губу, потом снова заговорил: — У меня есть некоторые мысли, но я должен их проверить. И в этом мне понадобится помощь не только полицейских стана, но, возможно, и властей.

— С этим я решу, — сухо сказал Филипп-Иоганн.

— Я, конечно, имею некоторый опыт в сыскном деле, но…

— Не скромничайте, Мечислав Николаевич, мне известны ваши заслуги и то, на что вы способны. Я полагаюсь на ваши знания.

— Так вот, Филипп Иванович, я не просто думаю, а уверен, что убийца уже едет в столицу или находится в ней.

— На чём зиждется ваша уверенность? — перебил петербургского визитёра старик.

— Я не могу сейчас раскрывать все подробности, но поверьте, я уверен, что злодея надо будет искать в столице.

— Не доверять вашему чутью и опыту я не смею. Надо, так надо, но попрошу вас держать меня в курсе расследования. Конечно, я не настаиваю на исключительных подробностях, но хотел бы быть в курсе дела.

— Непременно, — Кунцевич грустно улыбнулся. Не всегда обещания, данные другому человеку, возможно выполнить. Всё зависит от обстоятельств, случайностей и здравого смысла. — А теперь вы позволите мне, Филипп Иванович, — петербургский чиновник прикусил нижнюю губу и затем продолжил, — приступить к исполнению своих обязанностей и начать с вас?

Хотя лица фон Линдсберга сыскной агент толком не видел, но почувствовал заинтересованность.

— С меня? — переспросил старик.

— Совершенно верно.

— Валяйте, — Кунцевич улыбнулся, услышав простонародное выражение из уст потомственного аристократа.

— Простите, если некоторые вопросы будут вам неприятны.

— Чего уж там, давайте ваши вопросы.

— Как я понял из ваших слов, вам… — Мечислав Николаевич подбирал нужное слово. Не скажешь же «доносили». — Писали о поведении Карла.

— Да, мне докладывали.

— Как часто?

— Не реже одного раза в неделю.

— У вас сохранились эти письма?

— Увы, после прочтения я их сжигал, — и фон Линдсберг пояснил: — Я не хотел, чтобы кто-то ими воспользовался после моей смерти.

— Понятно. В письмах было что-то такое, что можно связать с нынешним трагическим происшествием?

— Нет, — Филипп Иванович тяжело вздохнул, но всё же ответ прозвучал слишком быстро.

— Э-э, понимаю, что вам не хочется, чтобы некоторые поступки вашего сына стали известны, но поверьте, дальше меня эти сведения не пойдут. А мне они необходимы, чтобы составить полную картину… Ведь всё равно я до них докопаюсь, — добавил чиновник для поручений, — но на это уйдёт некоторое время, столь необходимое для дознания.

— Вы правы, Мечислав Николаевич, вы абсолютно правы. Но ничего особенного в поведении Карла не было. Правда, в последний год он увлёкся карточной игрой, но это офицерская забава от безделья. Мой корреспондент писал, что моему сыну наскучили приёмы, театры, ресторации. Захотелось иных ощущений, ведь он был так молод, — посетовал Филипп Иванович, — все мы в молодые годы совершаем множество безумных поступков. Я Карла за это не журил, хотя не поощрял.

— В молодости мы не всегда рассудительны. Но ваш сын проигрывал и залезал в долги. Вы знали об этом?

— Я даже их оплачивал.

Кунцевича внезапно озарило, и он высказал догадку:

— Через Николая Ивановича Власова?

— Вы знали об этом или догадались? — вместо ответа спросил собеседник.

— Тайна следствия, — попытался отшутиться Мечислав Николаевич, но почувствовал неуместность шутки и произнёс: — сделал вывод из ваших слов. Значит, именно Власов отправлял вам письма о поведении сына?

— Что тут скрывать? Именно он.

— Всё-таки, простите мою назойливость, не упоминал ли Власов о чём-то, что могло привести к трагической гибели Карла?

— Нет, — категорически ответил старик, — я таких случаев не помню. Хотя был один скандал с девицей из довольно известного семейства, но Николай Иванович решил дело миром. Вы можете поинтересоваться у него. Хотя, возможно, месть… Нет, не думаю.