— Неряшлив или…
— Нет-нет, изношенный пиджак, какие-то кургузые брюки и стоптанные туфли из дешёвой кожи. Вот об этом я в точности вам доложу.
— Не припомните, больше претендентов не нашлось на наследство тётушки? Никто не пытался оспорить завещание?
— Никто, даже попытки не было.
— А тот господин больше к вам не приходил?
— Нет.
— Вы точно помните?
— Вы меня обижаете своими подозрениями, господин Власков, — голос нотариуса приобрёл металлические нотки, — я, всё-таки, не пустым делом занимаюсь, а должен память иметь, чтобы документы ненароком не перепутать. Знаете ли, мне моя репутация дорога.
— Дмитрий Иванович, простите за излишнюю придирчивость, но сами, как имеющий дело с законом, знаете, что иногда даже маленькая подробность изменяет всю сложившуюся картину.
Воздвиженский не ответил.
— Благодарю, Дмитрий Иванович, за беседу, простите, что отнял ваше время.
8
Мечислав Николаевич нанёс ранний визит уездному исправнику, резонно решив, что происшествия такого рода случаются довольно редко. А уж смерть сына одного из именитейших и богатейших людей уезда — это чрезвычайный случай. Последний в расстегнутом кителе и благодушном состоянии пил чай с хозяином дома. Вчерашним днём поздний обед затянулся до ужина, просидели за наливками до полуночи. Поэтому вид Леонида Мартиновича не соответствовал бравому вояке и первому лицу целого уезда. В голове натужно гудело, боль охватывала голову раскалённым обручем, отдаваясь в висках.
Кунцевич поприветствовал Сосновского. Последний указал рукою на стоявший напротив стул и кивнул головой. Сил встать не хватило.
— Садитесь, э… Мечислав Николаевич, — вспомнил имя петербургского чиновника почти сразу, — почаёвничаем. — Затем посмотрел на хозяина дома, который поспешно встал и пошёл распоряжаться об угощении петербургского гостя.
Появилась жена купца с подносом, на котором стояла чашка и несколько тарелок. Кунцевич скользнул по женщине взглядом. Нет, скорее всего, дочь, для жены слишком молода.
Чиновник для поручений сел, улыбнулся женщине и посмотрел на исправника. Сосновский, хотя и ощущал себя самой важной персоной уезда, под взглядом этого обычного человека средних лет отчего-то оробел.
— Леонид Мартинович, — после первого глотка горячего чая произнёс петербургский гость, — мне бы хотелось поговорить с некоторыми жителями…
— Что ж вам мешает? — чуть ли не с удивлением перебил Кунцевича исправник.
— Видите ли, — дипломатично начал Мечислав Николаевич, — я в порученном вашему попечительству уезде человек новый, более того скажу, чужой. И мне не хотелось бы делать что-то вопреки сложившимся устоям. — Сосновский не понимал, к чему клонит сыскной агент, — так сказать, лезть со своим уставом в чужой монастырь…
— А-а-а, — догадался Леонид Мартинович, — понимаю, понимаю. Вам нужна моя помощь?
— Совершенно верно, — буднично подтвердил Кунцевич.
— И в чём она будет заключаться?
— Как я сказал ранее, мне необходимо расспросить некоторых жителей.
— Будьте любезны, расспрашивайте, кто ж вам посмеет отказать?
Вперив взгляд в исправника, Мечислав Николаевич, выделяя каждое слово, произнёс.
— Главное, чтобы не мешали.
Леонид Мартинович чуть не поперхнулся, на щеках забагровели пятна.
— Я приставлю к вам… — хотел было сказать: «станового пристава», но передумал. — Есть у меня молодой человек, должность занимает небольшую — секретарь при уездном полицейском управлении, но человек с головой. Я думаю, он вам поможет.
Кунцевич понимал, что, обращаясь с такой просьбой к Сосновскому, он рискует получить в первую очередь соглядатая, но без местного человека всё равно не обойтись. Поэтому выбор пал на сотрудничество. Вначале опросить тех, кого нужно, а потом вернуться в столицу, куда подался убийца. В последнем Мечислав Николаевич был полностью уверен.
— И как зовут вашего молодца?
— Василием, — улыбнувшись, ответил исправник.
— Василием?
— Евдокимычем, если не ошибаюсь. Я распоряжусь, чтобы он прибыл сюда и нашёл вас. Э-э, любезный, — повернул голову в сторону двери Сосновский. — Позови-ка мне полицейского, что у входа стоит.
Купец услужливо поклонился и вышел.
Когда появился оробевший стаж закона, исправник распорядился послать гонца за коллежским регистратором Снитко и добавил, чтобы тот, не мешкая, прибыл.
— Довольны? — взгляд Леонида Мартиновича подобрел и, не дожидаясь ответа, он добавил: — Я не отряжаю вам в помощь судебного следователя Гринёва. Он, хоть и опытен, но в таких делах, простите, участия не принимал. Да и притом года… А вот Кривицкий, хоть и в молодых летах, но будет вам только обузой.
— Но ведь он же судебный следователь? — возразил Мечислав Николаевич, однако по гримасе Сосновского понял, что отсутствие каких бы то ни было происшествий отражается на службе государственных чиновников.
В течение часа Кунцевич порывался покинуть гостеприимный дом, но исправник не отпускал, продолжая накачиваться наливкой из маленьких рюмок. Петербургский чиновник понимал, что Леонид Мартинович хочет знать обо всём, что делает и с кем встречается чиновник для поручений, поэтому и ждёт приезда секретаря. Последний не замедлил явиться.
Губернский секретарь Снитко видом более походил на совсем молоденького мальчика, не перешедшего из поры детского возраста в юношеский. Чуб из тёмных волос свисал на высокий лоб. Щегольские тоненькие усики были, видимо, отпущены для солидности, хотя совсем не хотели расти, как и несколько волосинок на подбородке. Картину дополняли девичьи ямочки на щеках.
Василий остановился на пороге, держа форменную фуражку в руках.
— Здравствуйте, господа! — произнёс он ломающимся голосом, уже не юношеским, но ещё не мужским.
Сосновский поднял взгляд на молодого человека, потом обратил взор на чиновника для поручений.
— Василий Евдокимович Снитко, — представил исправник вошедшего, — прошу любить и жаловать, он у нас служит секретарём при управлении уездной полиции. Верно? — он опять посмотрел на зардевшегося молодого человека.
— Совершенно верно, Леонид Мартинович.
— А это чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции столицы Мечислав Николаевич Кунцевич.
— Очень приятно, — тихо произнёс Василий и вперил взгляд в петербургского чиновника. В газетах иногда мелькала фамилия Кунцевича наряду с предыдущим начальником сыскной полиции статским советником Чулицким и нынешним надворным советником Филипповым. Сам же секретарь, как и все романтические особы в юном возрасте, начитавшись романов о сыщиках, грезил о расследовании жестоких преступлений, которые кроме него никто не в состоянии распутать. И теперь перед ним сидел за столом сам Кунцевич.
— Вот что, Василий, — исправник пожевал губами, жалея о том, что приходится наставлять секретаря при чиновнике для поручений, — у нас в уезде произошло страшное преступление. — При этих словах сердце Снитко забилось с удвоенной силой. — Ты уже, наверное, слышал о нём?
— Нет, — признался Василий.
— Ну так вот, ты, — указательный палец Сосновского устремился на секретаря, — будешь в помощниках у Мечислава Николаевича, ты здесь всех знаешь, а если и не знаешь, то ты всё равно местный. Поэтому распоряжения нашего петербургского гостя исполнять неукоснительно. Понял?
Василий только кивнул, сдерживая радостную улыбку.
9
Пока Филиппов и Лунащук беседовали в кабинете, появился обескураженный Николай Семёнович. Скромно постучал, словно впервые попал на приём к высокому начальству. Потом зашёл, чуть ли не на согнутых ногах, сел на стул, словно целый день мотался по городу, беседуя то с одним свидетелем, то с другим. Он чувствовал непонятную тревогу, и отчего-то ему казалось, что он впустую потратил время.
— Так и поступим, — сказал Филиппов. — Вы, Михаил Александрович, уточните, где, от кого и когда Власов получил во владение имение и наличный капитал. Может быть, с той стороны что-то обнаружим. — Услышав тяжёлый вздох Власкова, Филиппов повернул к нему голову: — Вы что-то хотели сказать?
— Имение в Псковской губернии Николай Иванович унаследовал от сестры отца, Варвары Павловны Веремеевой, — быстро проговорил Власков.
— И откуда известно? — Владимир Гаврилович не мигая смотрел на чиновника для поручений.
— По дороге в сыскное отделение я посетил нотариуса Воздвиженского. Вот он мне и поведал.
— Может быть, вы заодно узнали, кто ещё претендовал на наследство или был им обойдён?
— Три года тому к нотариусу Воздвиженскому, который впоследствии составил духовное завещание самого Власова, обратился неизвестный мужчина тридцати лет с настоятельной просьбой сделать всё возможное, чтобы лишить Николая Ивановича наследства. Дмитрий Иванович отказал.
— Воздвиженский мог бы опознать незнакомца?
— Видимо, нет.
— Вы уверены?
— Точно нет. Случилась встреча три года тому и длилась не более десяти минут. Я просил Дмитрия Ивановича вспомнить того человека, но он вспомнил только то, что тот был сухощав, моего роста и явился в контору Воздвиженского в старой поношенной одежде и обуви. Представился то ли Иваном Иванычем, то ли Иваном Степанычем.
— Значит, был хотя бы один недовольный господином Власовым, — наконец смог вставить слово в беседу Лунащук, чтобы о нём не забыли.
— Значит, был… Вот что, господа хорошие, надо нам с вами этого человечка во что бы то ни стало разыскать, — поставил Филиппов перед сотрудниками новую задачу. — Кажется мне, что надо и там поискать.
— Неужели, Владимир Гаврилович, незнакомец ждал три года, чтобы отомстить за неполученное наследство или устроить получение его этим незнакомцем…
— Не складывается, Михаил Александрович, не складывается. В таком случае завещание самого Власова должно кануть в Лету, ведь убийца побывал у Николая Ивановича на квартире.
— Но мы же его не видели? — не унимался Лунащук.