— Вы правы, — Владимир Гаврилович посмотрел на Власкова, — о содержании завещания мы знаем только со слов нотариуса Воздвиженского.
— Совершенно верно, с его слов.
— И самой бумаги мы не видели?
— Да, — в один голос ответили чиновники для поручений.
— И о незнакомце мы знаем исключительно со слов Воздвиженского?
— Вы хотите… — начал было Лунащук, но начальник его перебил:
— Я ничего не хочу утверждать, просто размышляю вслух и излагаю известные нам факты. Вы не находите, что обстоятельства довольно странные, между прочим? Очень странные.
— Проверить Воздвиженского? — робко спросил Лунащук.
— Николай Семёнович, вы займитесь нотариусом, а вы, Михаил Александрович, — родственниками Власова. Вдруг там, в тех дебрях, что-то нам откроется.
Лунащук мельком взглянул на второго чиновника для поручений, потом посмотрел на Филиппова.
— Владимир Гаврилович, позвольте мне съездить в Псковскую губернию, там я больше узнаю, нежели здесь.
Начальник сыскной полиции долго не раздумывал.
— Простите, Михаил Александрович, это невозможно, — Владимир Гаврилович потеребил ус.
— Всё упирается в финансы?
Филиппов горестно кивнул, потом добавил:
— Мне с трудом удалось отправить Кунцевича в Ковенскую губернию, а здесь, в одном и том же дознании, — командировка в Псковскую. Увы, не получится, хотя…
— Владимир Гаврилович, я беру расходы на себя. Если позволите, то завтра я уже буду в имении, получу сведения там, потом в уезде, ну, может быть, в губернском управлении, и через три дня вернусь.
— За день не управитесь, — Лунащук понял, что Филиппов даёт согласие.
— Постараюсь.
— Вы же, Николай Семёнович, займитесь Воздвиженским: приятели, связи, чем живёт. Ну, не мне вас учить.
Несколько минут сидели в молчании, обдумывая полученные задания.
Филиппов ждал вопросов, которые неизменно поднимались в подобных ситуациях, но в этот день их не возникло.
10
Утром Николай Семёнович спустился во двор, посмотрел на небо. На маленьком квадратном лоскутке, видневшемся со дна «двора-колодца», не было ни облачка, ни тучки. День обещал быть если не жарким (какое тепло в сентябре!), то хотя бы без надоедливой петербургской мороси.
Дворник снял фуражку и поздоровался.
— Здравия желаю, Николай Семёнович!
Власков ответил кивком.
До дома нотариуса доехал на пролётке. Чем ближе, тем больше было вокруг суеты, снующих людей.
Около сто пятьдесят четвёртого дома стояли красные экипажи.
У чиновника для поручений похолодело внутри от недоброго предчувствия.
Пожарные сматывали шланги. Вдоль тротуара, заложив руки за спину, прохаживался высокий господин, одетый в двубортный полукафтан болотного цвета с серебряным шитьём, в золочёной бронзовой каске, украшенной гербом…
— Простите, что здесь произошло?
Господин смерил взглядом сыскного агента и небрежно ответил, пожав плечами.
— Вы разве не видите, что здесь был пожар?
— Простите, — начал было Власков, но начальник пожарных (судя по всему, это был он) смерил Николая Семёновича взглядом с головы до пят и, прищурив глаза, спросил:
— Репортёр?
— Простите, — в третий раз сказал заветное слово вновь прибывший, — чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков.
— Сыскная полиция? — с удивлением в голосе переспросил пожарный. — Так быстро мы вас не ждали.
— Труп? — высказал догадку Николай Семёнович.
— Совершенно верно, труп, как вы выразились.
— Не в конторе ли господина Воздвиженского произошло возгорание?
— Точно так.
— И труп…
— Простите, — теперь уже пожарный произнёс заветное слово и мрачно пошутил: — но сгоревший нам не представился.
— Господи, — прошептал Власков, — и теперь ещё этот!..
— Вы что-то сказали? — полюбопытствовал брандмейстер.
— Уже ничего, — удручённо ответил чиновник для поручений.
Когда Власков телефонировал Владимиру Гавриловичу, последний совсем не удивился, словно ждал известий в таком трагическом ключе. Он даже не стал сетовать, что вчерашним вечером не направил Власкова для повторного опроса и изъятия, если нотариус не воспротивится, всех документов, касающихся Власова.
Филиппов покрутил пальцем ус и коротко произнёс:
— Сейчас буду.
Ещё в сыскном Владимир Гаврилович приказал разыскать эксперта Брончинского. Если того не окажется на участке, то послать за ним. Телефонного аппарата Константин Всеволодович не имел. По дороге начальник сыскной полиции решил заехать к господину Стеценко в Столярный переулок. Крюк небольшой. Зато, если Пётр Назарович дома, то посмотрит свежим взглядом на место преступления. Если таковое в самом деле имело место, и виной всему не стала простая небрежность Воздвиженского. Хотя, по чести говоря, Филиппов не верил в совпадения и уже настраивал себя на рабочий лад — убийство.
Доктор Стеценко сразу же накинул на плечи пиджак, взял неизменный саквояж и сказал:
— Я готов.
И только в экипаже поинтересовался:
— Владимир Гаврилович, вы к Павлу Павловичу посыльного случаем не отправили?
— Нет, — коротко ответил Филиппов.
— Его же часть.
— Я понимаю, — Филиппов продолжал накручивать на палец ус, — но, видите ли, любезный Пётр Назарович, у меня есть смутное подозрение, что господин Воздвиженский лишён жизни насильственным путём и тем же способом, что и Власов, и Варламеев.
Стеценко покачал головой.
— Неужели и у нас объявился свой Потрошитель?
— Скорее уж охотник за приятелями.
— Надо же! Никогда не думал, что и у нас в России, тем более в столице, будут происходить такие ужасные вещи.
— То ли ещё будет, — скептически произнёс начальник сыскной полиции, — за окном быстро бегущий век. Вот только мечтали без лошадей по дорогам ездить — уже бегают экипажи. Хотели в небо, хоть на самодельных крыльях, подняться. Смотришь — аэропланы начали летать.
— Но тогда и люди должны измениться? Не кровью единой жив человек…
— Нет, Пётр Назарович, хоть меняется облик городов, появляются новые диковинные вещи, но природа человека, как была, так и остаётся. Как резали, травили, топили за деньги, наследство, долю в деле, так и продолжают. Только раньше незамысловато, без фантазии, а нынче с такой изобретательностью, что диву даёшься — откуда в людях столько затейливости.
— Это у вас оттого, Владимир Гаврилович, мрачное мироощущение, что часто сталкиваетесь с подлостью, ложью и предательством. А вы взгляните на мир другими глазами. Вот я верю, что изменится человек. Когда-нибудь освободится от дурного влияния и наклонностей. Хотя сам вижу часто и насильственную смерть, и… — Стеценко махнул рукой, — многое другое. Простите, что прерываю наш философский спор, но мы, кажется, приехали…
— И придётся нам с вами, любезный Пётр Назарович, спустится на грешную землю и заняться рутинной работой.
К экипажу подошёл с виноватым видом Власков.
— Не успел я… — начал было он, но, увидев, как лицо Филиппова омрачилось, умолк.
— Это точно наш Воздвиженский? — только и спросил начальник сыскной полиции.
— Трудно судить, тело сильно обгорело.
— Но почему вы решили, что его убили? Может быть, простая трагическая случайность? — пожевал губами Стеценко.
— Я тоже так думал, пока не увидел разрез от уха до уха — его даже пожар не сумел скрыть.
VII
1
Дом купца выделялся среди прочих на этой улице некоторой аляповатостью. Белые колонны, казалось, с трудом поддерживают слишком массивный навес, из-за которого сам дом казался приземистым, хотя величиной превосходил стоящие по соседству.
Мечислав Николаевич, выйдя на улицу, надел шляпу.
— Значит, вас зовут Василием.
У губернского секретаря перехватило в горле, он только и умудрился кивнуть головой.
— А как по батюшке?
— Мечислав Николаевич, можно без отчества, — зарделся Василий.
— Привыкайте, молодой человек, с младых лет. Вы на государственной службе, и окружающие должны относиться к вам с почтением, но безо всякого заискивания и страха. Вы простите, что начинаю знакомство с поучений, но поверьте, они вам в жизни пригодятся, даже если сейчас вы их воспримете с неудовольствием. Так как вас по отчеству?
— Евдокимович, — запинаясь, произнёс губернский секретарь.
— Вот и замечательно. Мои имя и отчество вам известны. — улыбнулся чиновник для поручений. — Как вы думаете, Василий Евдокимович, с чего стоит начать наше дознание о смерти гвардейского офицера фон Линдсберга?
Молодой человек хотел было ответить, но не сумел и только пожал плечами. Однако, несмотря на волнение, всё-таки сумел сказать:
— Мне хотелось бы расследованию поучиться у вас. — На щеках у него выступили красные пятна.
— Ну, во-первых, мой молодой друг, мы с вами должны вести не расследование, ибо этот процесс исключительно на совести наших доблестных судебных следователей, а мы скромные работники сыска, и нам доверено вести только дознание. Вы занимались этим когда-либо?
— Увы, — Василий развёл руками.
— Тогда начнём с того, что попытаемся установить, каким транспортом приехал убийца из уездного города. Ведь, как вы думаете, не пешком же он пришёл?
— Я, — молодой человек откашлялся, — согласен с вами. Поезд прибывает в Шавли, — он упомянул столицу уезда, — оттуда в Жагоры можно добраться только лошадьми. Либо в экипаже, либо…
— Василий умолк.
— Не стесняйте себя, Василий Евдокимович, в предположениях, даже самых нелепых. Некоторые отпадут сами собой, а вот иные останутся.
— Либо он нанял крестьянскую телегу, — молодой человек бросил на Кунцевича косой взгляд: не будет ли смеяться над этим предположением петербургский сыскной агент?
— Второе мне кажется более правдоподобным, — серьёзным тоном ответил Кунцевич. — Тогда мы с вами, Василий Евдокимович, никогда крестьянина не найдём.