— Где сейчас члены шайки?
— На каторжных работах, кроме одного.
— Тоже сбежал? — раздался голос Кунцевича.
— Нет, он начал показания давать, вот его свои подельники и задушили, подвесив к балке в камере.
— Неужели их не могли рассадить по разным камерам?
— Этого теперь не узнать. Спустя какое-то время госпожа Веремеева переписала завещание в пользу племянника, Николая Ивановича Власова.
— То есть мы можем предположить, что Павел мстит за то, что мать вычеркнула его из своей жизни?
— Можно сказать и так, но скрепившие своими подписями завещание дворецкий и священник, отец Иоанн, мертвы. Один из них шёл по берегу реки, споткнулся и упал, ударившись головой о корягу, правда, затылком, а второго хватил апоплексический удар. Кстати, девица, заявление и показания которой сыграли немаловажную роль в следствии, ни с того, ни с сего взяла да и повесилась, именно в то же самое время.
— И никто не вёл дознания по её столь внезапно случившейся смерти? — изумлённо спросил Власков.
— Это мы с вами, получив ныне сведения, связываем в один клубок все смерти, а вот там, — Лунащук неопределённо махнул рукой куда-то в сторону, — никому такое и в голову не пришло. Маялась бедная обесчещенная девица, почти десять лет, да и решила свести счёты с жизнью. Никто не стал долго разбираться, да и зачем в уезде лишняя суета и поиски?
— Значит, десять лет маялась, пока не созрела, — иронично произнёс Кунцевич.
— Именно так.
— Вы полагаете, это дело рук неудачливого наследника? — уточнил Филиппов.
— Вы посудите сами: в одночасье умирают люди, причастные к судьбе Павла Львовича. Здесь поневоле приходят крамольные мысли.
— Но ждать десять лет? Потом ещё вдобавок три? Это уж слишком для обычной мести, это надо быть не человеком, а волком и постоянно себя распалять.
— Ко всему прочему строить планы мести.
— Есть ещё что-нибудь по Веремееву? — поинтересовался у Лунащука Владимир Гаврилович.
— Есть, — улыбнулся Михаил Александрович.
— Так не тяните кота за хвост, — не вытерпел начальник сыскной полиции.
— Когда наши молодцы промышляли грабежами и убийствами, они похитили три бессрочных паспорта. Вот один из них был на фамилию Штерна Генриха Германовича, шестьдесят восьмого года рождения, уроженца Псковской губернии, паспорт выписан в той же губернии.
— Вот когда всплыл, — заулыбался и Власков.
— Михаил Александрович, — не обратил внимания на слова Николая Семёновича Филиппов, — каковы остальные фамилии?
— Иван Петрович Недригайлов, шестьдесят шестого года рождения, и Порфирий Иванович Яроцкий, шестьдесят третьего года. Со всеми мне встретиться не удалось. Недригайлов служил на флоте и двадцать седьмого января этого года погиб при атаке японцев на Порт-Артур на одном из крейсеров, стоящих на внешнем рейде.
— В первый день?
— Да, в первый, ещё до объявления нам войны. Штерн третий год проживает за границей, я хотел уточнить, но мне сказали, что он разъезжает по Европе. Судя по присланным письмам, сентябрь он проводит в Италии. Яроцкий ныне служит при канцелярии Псковского губернатора. Он мне рассказал, что в один из дней девяносто второго года шайка совершила нападение на дом, где проживала его семья. Слава богу, что никого не оказалось на месте. Ребята Веремеева совершили кражу и тогда же забрали его паспорт.
— Значит, что на сегодня мы имеем, — то ли подводя итоги, то ли высказывая свои соображения, начал Владимир Гаврилович. — В преступлениях подозревается Павел Львович, не состоявшийся наследник имения в деревне…
— Селе, — подсказал Лунащук.
— Благодарю, — скользнув взглядом по Михаилу Александровичу, Филиппов продолжил, — в селе Веремеевке. Если он загодя присваивал паспорта, то наверняка знал, что шайку рано или поздно обнаружат, и тогда придётся отвечать за содеянное. Для себя он подстелил соломки в виде чужих паспортов, чтобы за этими именами спрятаться, когда придёт час. Но уповать на них мы не можем — со времени побега Павла прошло одиннадцать-двенадцать лет. И мы не знаем, чем он занимался все эти годы, под какими личинами проживал. Неприятно, но это так. Хотя можно посмотреть с другой стороны. Если он сохранил паспорт, то не мог им воспользоваться ранее или сберегал…
— Владимир Гаврилович, а может быть, он ими ранее не пользовался по причине возраста? — высказал предположение Власков.
— Не думаю, — после некоторого раздумья ответил начальник сыскной полиции, — человек не всегда выглядит по своим годам, иногда старше, иногда моложе. Здесь дело в другом, — он вздёрнул брови и обвёл взглядом сидящих, ища ответ в их глазах. — Видимо… — и умолк, не найдя нужного предположения.
— Да, — произнёс Мечислав Николаевич, — трудно копаться в голове преступника, не представляя его конечной цели.
— Ну, цель-то его нам известна, — поморщился Владимир Гаврилович, — получить наследство и заодно отомстить всем тем, кто, по его мнению, повинен в том, что его отодвинули в сторону.
— Но почему столько лет спустя?
— Может быть, он всё это время жил за границей?
— Или сидел в тюрьме по другим преступлениям? — дополнил Михаила Александровича Кунцевич.
— Вполне возможно, — поддержал Мечислава Николаевича Филиппов, — первый раз он мог объявиться три года тому, когда скончалась его матушка. Кстати, вы, Михаил Александрович, не проверяли, от чего она умерла?
— Нет, — смутился Лунащук, — я и предположить не мог, что… — оправдывался он, — Надежде Павловне на день смерти исполнился семьдесят один год. И я полагал…
— Хорошо. Вы сказали, что в первый раз он объявился в родных краях три года тому. И тогда же по трагической случайности утонул дворецкий, и умер отец Иоанн, которые подписали духовное завещание?
— Совершенно верно. Но я и предположить не мог, что у сына поднимется рука на собственную мать.
— Я бы сказал иначе. Вы говорили, что Павел Веремеев не знал ни в чём отказа, жил, так сказать, только доставляя себе удовольствие. Создание шайки — это тоже от вседозволенности. Захотелось поиграть в разбойников. Тогда он окончательно перестал различать добро и зло. Всё, что ему хотелось, должно было предоставляться незамедлительно. Кроме того, он упивался властью. Вы говорите, он приказал звать его дофином?
— Да, — кивнул головой Михаил Александрович.
— Дофин — наследник престола, второе лицо в государстве, которому повиновались точно так же, как и королю.
— Владимир Гаврилович, у меня не укладывается в голове, — поднёс руки к вискам Мечислав Николаевич. — Даже солдат на войне не всегда способен выстрелить в противника, хотя их разделяет большое расстояние. А здесь юноша, у которого пушок вместо усов, берёт в руки нож и режет живого человека, наслаждается тем, как землю заливают потоки крови. Непостижимо, господа, непостижимо!
Филиппов тяжело вздохнул, словно отсекая начавшиеся стенания о судьбе тогда ещё не сформировавшегося убийцы.
— Хватит о прошлом. Вернёмся, господа, к сегодняшнему дню. Сейчас мы имеем в своём распоряжении три фамилии, под которыми, возможно, скрывается наш предполагаемый убийца. Его нынешних планов мы фактически не знаем. Да, — он посмотрел на Лунащука, — мы можем предположить, что преступник хочет вернуть принадлежащее ему, как дофину, государство — Веремеевку, в которой он чувствовал себя хозяином. Но сделать это весьма затруднительно — ведь он до сих пор числится беглым каторжником. Значит, под собственным именем он предстать в качестве наследника не может, тем более что Власов сделал наследником Карла фон Линдсберга…
— Который тоже мёртв, — вставил Власков.
— Да, мёртв, и складывается не слишком благоприятная ситуация для Веремеева. Но опротестовать завещание он в состоянии, наняв одного из известных адвокатов, занимающихся такими делами. Предвижу ваши вопросы о том, что Павел Львович лишён всех прав состояния и не может предстать истцом перед судом. Да, вы совершенно правы. Но он может составить доверенность на ведение дел, а сам преспокойненько ожидать решения, где-нибудь в Англии или иной стране, с которой мы не имеем дел по полицейской части. И мы не знаем, находится ли сейчас Веремеев в Российской империи или уже скрылся. Поэтому нам необходимо разослать сыскных надзирателей по частям и проверить, останавливались ли господа Штерн, Недригайлов и Яроцкий в последние три месяца… нет, мне кажется, стоит расширить поиск до шести месяцев, — не останавливались ли они в последние шесть месяцев в столице.
— Владимир Гаврилович, Веремеев очень умён и мог предвидеть, что мы догадаемся о похищенных паспортах. Вдруг он остановится где-нибудь в пригороде? Или у него есть другие паспорта на иные фамилии? — с сомнением в голосе спросил Кунцевич.
— Вполне возможно, но меня смущает другое. Почему всё-таки в Ковенской губернии он не побоялся предъявить паспорт на фамилию Штерн? Не мог же он не предполагать, что полицейские найдут посыльного и станут проверять всех незнакомцев, прибывших в Жагоры и Шавли.
— Я думаю… — начал Кунцевич и умолк.
— Продолжайте, Мечислав Николаевич, что вы хотели сказать? — обратился к чиновнику для поручений Филиппов.
— Мы немного уходим в сторону. Давайте вернёмся к убийствам. Если главная цель Веремеева — Власов, то почему он сделал его первой жертвой и тем самым привлёк к нему внимание?
— Ответ, Мечислав Николаевич, лежит на поверхности, — постучал по столу пальцем Филиппов, — мы никогда не стали бы копаться в прошлом, если бы нам сразу же не был подсунут высокий военный со свёртком. Мы начали бы с приятелей Власова и вышли на фон Линдсберга, который на следующий день расплатился с карточными долгами и спешно уехал в Ковенскую губернию, а оттуда скрылся в неизвестном направлении. Попутно убийца лишил жизни Варламеева, оказавшегося невольным свидетелем. Кстати, довольно хороший план, но он начал давать сбои после того, как вы, Мечислав Николаевич, отправились арестовывать нашего гвардейского офицера. Откуда убийца узнал об этом? Для меня загадка, но он сразу же поменял план и убил единственного человека, который мог его опознать, — нотариуса Воздвиженского.