Наградой ван Девентеру послужило то, что он первый осмотрел содержимое кейса. Он откинул крышку, увидел пистолет «стар» и понял, что трогать ничего нельзя. Пистолет вполне может оказаться орудием убийства, а к орудиям убийства лучше не прикасаться, если не хочешь выйти в отставку раньше срока.
Ван Девентер позвонил Сниману, но тот не подходил к телефону. Он позвонил Матту Яуберту, но того тоже не оказалось на месте. Ван Девентер поступил по инструкции, так, как рекомендуется поступать с ценными вещественными доказательствами. Он спустился в приемную к Мэйвис Петерсен, расписался в книге учета и запер кейс в сейф. Потом попросил Мэйвис передать Сниману или Яуберту, что кейс открыт и они могут его осмотреть.
Ван Девентер не знал, что «стар» — не орудие убийства. Как не знал он и то, что под пистолетом, между другими бумагами, лежит исписанный от руки листок. В списке из нескольких фамилий там присутствует и фамилия убийцы.
Несмотря на то что Карл ван Девентер разбирался в окурках, как гадальщик — в чаинках, ясновидящим он не был.
— Нет, я не предсказываю судьбу по чайной заварке. — Мадам Джослин Лоу широко улыбнулась.
Она стояла на парковке отеля в Ньюландзе, где испустил дух Джеймс Дж. Уоллес. Ее окружала довольно плотная толпа представителей средств массовой информации. Прибыли бригады телеканалов Эй-би-си, «М-Нет», а также фрилансеры, которые надеялись выгодно продать репортаж «Скай ньюс» или Си-эн-эн. Присутствовали и представители Би-би-Би-2 и «Темз телевижн». Подоспели и газетчики, как местные, так и иностранные. Особенно много было представителей британской желтой прессы.
Матт Яуберт, Нуга О'Грейди и Лау скромно притулились сбоку. При виде такого сборища у Лау от изумления отвисла челюсть. Яуберт стоял понурив голову. Ему не хотелось тратить время на ерунду. Сейчас можно было бы заняться другими делами. Например, позвонить Ханне Нортир и сказать: «Привет, док. Может, немного развлечемся в пятницу вечером, сходим на „Цирюльника“?»
Но он обязан находиться здесь, потому что ему нужно забрать назад приобщенные к делу улики. Мадам Лоу лично переговорила с начальником уголовного розыска, а начальник лично попросил Яуберта оказать мадам всемерную помощь.
Яуберт понимал, почему де Вит так настаивал на том, чтобы позвать мадам. Понимал он и то, почему начальник уголовного розыска так просил его помочь медиуму.
Она была симпатичная женщина за сорок, высокая, статная; держалась она с большим достоинством. Кроме того, у нее был внушительный размер бюста.
— По чайной заварке и по ладони гадают цыганки, — говорила тем временем мадам Лоу. — Я же медиум. Медиумы не гадают. Они чувствуют.
Судя по выговору, ясновидящая была женщиной образованной.
— Мне передали обрывки одежды, которую носил один из убитых; посмотрим, удастся ли мне уловить вибрации трагедии, просочатся ли они…
— «Просочатся ли они», — тихо передразнил ее О'Грейди. — Она просто шарлатанка. Но с репортерами обращаться умеет. Ишь как они уши развесили!
Яуберт ничего не сказал, потому что не помнил точно, что такое шарлатанка.
— Я чувствую мощную ауру. Должно быть, здесь собралось много талантливых людей, — сказала мадам. — Но мне придется попросить вас немного подвинуться. Чтобы я могла работать, мне нужно место — и тишина.
Журналисты притихли.
— Если можно, подождите, пожалуйста, вон там. — Длинным, унизанным перстнями пальцем она показала на край стоянки. — И прошу господ фотографов не снимать со вспышкой, когда я концентрируюсь. Позже у нас будет достаточно времени для снимков.
Толпа кротко удалилась туда, куда велела мадам Лоу; телевизионщики поспешили унести подальше камеры и штативы.
Дождавшись, пока журналисты уйдут, ясновидящая повернулась спиной к публике и подошла к тому месту, которое указал ей Яуберт (ему было очень неловко). Лужицы крови на месте убийства Джимми Уоллеса выцвели и почернели; их стало не отличить от бензиновых пятен на асфальте.
Мадам Лоу вынула из целлофанового пакета окровавленную белую рубашку Уоллеса, театрально закрыла глаза и прижала рубашку к груди. Потом она как будто окаменела.
Вдруг Яуберт услышал странные звуки — низкое, монотонное гудение. Он понял, что звуки исходят изо рта ясновидящей.
— М-м-м-м-м-м… — тянула она на одной ноте. Мычание все продолжалось, а она так и стояла на одном месте, выпрямив спину в темном, но модном платье. — М-м-м-м-м-м-м…
Интересно, что может быть общего у ясновидящей и де Вита? Какие отношения их связывают?
Анна Босхофф привела слова из статьи в «Кейп таймс»: «старый друг».
Нет, Анна Босхофф говорила, что на конференциях де Вит ни на кого и не смотрел…
— М-м-м-м-м-м-м…
Перед мысленным взором Яуберта возникла картинка: обнаженная ясновидящая раскинулась на широкой кровати в своей полутемной спальне; кругом паутина, у камина черный кот. Барт де Вит, плотоядно ухмыляясь, ласкает ее внушительный бюст, и мадам страстно мычит:
— М-м-м-м-м-м-м…
Внутри у Яуберта все сжалось. Интересно, почему он снова думает о сексе? Может быть, в предвкушении свидания с психологом Ханной Нортир? Может быть, он надеется приласкать ее, обнимать ее за хрупкие плечики своими большими руками и медленно, постепенно подготовить ее к любви? Ему захотелось нежно поцеловать Ханну в розовые ненакрашенные губы, прижать ее к себе…
Мадам Джослин Лоу шумно выдохнула через рот. Плечи ее устало просели, руки, сжимающие рубашку, скользнули вниз, голова упала на грудь. В такой позе мадам постояла так несколько секунд. Журналисты нерешительно зашушукались.
— Недостаточно, — устало, но решительно заявила ясновидящая. — Поехали дальше!
35
Они переезжали от одного места убийства к другому. Впереди, в «мерседесе», ехала сама мадам с чернокожим водителем, затем детективы в «форде-сьерра», а за ними — целый кортеж: микроавтобусы, тонвагены, лихтвагены, легковые машины с журналистами.
Пока мадам пыталась уловить вибрации последних секунд жизни Ферди Феррейры, Яуберт искал телефонную будку. В потрепанном справочнике он отыскал номер билетной театральной кассы и позвонил. Ему сказали, что в пятницу вечером действительно дают «Севильского цирюльника». А также в субботу и на следующей неделе в среду, пятницу и субботу.
Он спросил, есть ли билеты на вечер пятницы.
Все зависит от того, какие ему нужны места — дорогие или дешевые.
— Только самые лучшие, — заявил он.
— Дорогих билетов осталось мало. Если вы сообщите номер вашей кредитной карты…
Он замялся в нерешительности. Если Ханна Нортир не захочет пойти с ним… Хорошая будет картина — он с Бенни Грисселом среди любителей оперы. Два тупых полицейских слушают сопрано, либретто и прочую дребедень. Но потом решил, что надо настроиться на лучшее. Кто не рискует…
Он заказал два билета, повесил трубку и вернулся на пляж, откуда доносилось знакомое мычание: «М-м-м-м-м-м-м…»
— У меня есть интересные наблюдения, но вам придется дать мне время, чтобы привести мысли в порядок. Постараюсь собраться на обратном пути в гостиницу. Пресс-конференцию созовем на шесть?
Слова мадам Лоу не обрадовали представителей СМИ, но журналисты — народ терпеливый. Они собрали оборудование и вернулись к машинам, выстроившимся в рядок на парковке у пляжа.
— Вот трепло, — высказался О'Грейди, заводя мотор.
Яуберт молчал. Он держал рубашку, которая требовалась мадам для работы, и думал о том, как страшно ему хочется курить. Голова раскалывалась… звенело в ушах. Боже, он готов на все, что угодно, ради сигареты!
— Капитан, я тоже хочу послушать, — заявил Баси Лау. — Можно мне прийти на пресс-конференцию?
— Да.
— Интересно, что она скажет. Уловила ли она по своим вибрациям, что Уилсон был голубой, а Уоллес изменял жене направо и налево?
Проходившая мимо репортер криминального отдела «Аргуса» услышала последние слова Лау и навострила уши. К ее глубочайшему сожалению, больше ничего интересного она не услышала. Она оглянулась по сторонам — нет ли поблизости ее собратьев по перу. Оказалось, что остальные представители прессы уже уехали или стоят где-то в отдалении.
— Кого-нибудь подвезти до отеля? — громко провозгласила она, чтобы Лау ее услышал. Она говорила на африкаансе с сильным английским акцентом.
— Вы сейчас на работу, капитан? — спросил Лау.
— Нет, домой к Нинаберу, — ответил Яуберт.
— Можно мне поехать с вами? — улыбнулся Лау репортерше.
— Разумеется, — обрадовалась та.
— Сыновья Нинабера пока у соседей. Я говорил со старшим. Он сказал, что брат отца уже едет из Аудхорна. Соседи его оповестили. По словам врачей, миссис Нинабер еще под действием снотворного, — сказал Сниман.
— А что письменный стол?
— Вот все, что мы нашли. — Сниман показал на лежащую на полу аккуратную стопку. — Ничего существенного. Семейные реликвии. Свидетельство о браке, свидетельства о крещении, школьные дневники детей, фотографии…
— Молодец, хорошо поработал.
— Что дальше, капитан?
— Ты спросил мальчика про остальных убитых?
— Он таких людей не знает.
— А про Оберхольцер спрашивал?
— Нет.
— Геррит, нам предстоит начать все сначала. Я позвоню миссис Уоллес и миссис Феррейре. Ты бери на себя мать Уилсона и его сослуживцев. Спроси их о Нинабере.
Сниман кивнул и отвернулся. Яуберт понимал: молодой констебль не верит в то, что все убитые были знакомы между собой. Потом Яуберт направился в кабинет Нинабера, мельком оглядел висящие на стенах фотографии и дипломы, сел за стол и вытащил свой блокнот. Доктор Ханна Нортир. Он увидит ее завтра! Но встреча будет официальной. А сейчас он звонит по личному делу. Он набрал ее номер.
«Здравствуйте. К сожалению, сейчас я не могу подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала. Спасибо, до свидания».
Яуберт ничего не сказал. Наверное, у нее сейчас пациент. Он отключился, набрал номер еще раз.