Три вопроса в анкете 1992 года непосредственно касались темы утраты в разделе, озаглавленном «Поддержка при утрате». В первом спрашивалось, считают ли люди необходимой поддержку в связи с утратой, когда чье-то домашнее животное умирает, во втором — будет ли респондент пользоваться поддержкой, будь она доступна, а в третьем — готовы ли люди платить за профессиональную поддержку. Результаты показали, что 74 % считают, что поддержка необходима, 63 % воспользовались бы ей сами, а 50 % заявили, что готовы платить за поддержку в связи с утратой. Здесь наблюдается рост от половины респондентов, которые считали, что были бы готовы платить за поддержку, до практически трех четвертей всей выборки, считавших, что поддержка необходима. Люди явно надеются, что их семья и друзья окажут необходимую помощь, но интересно, что до половины респондентов считает, что стоит заплатить за профессиональную поддержку в случае утраты. Более поздние исследования показали важное место ветеринаров в процессе переживания потери домашнего животного[647].
Весьма вероятно, что переживание утраты по характеру схоже с многими другими глубокими переживаниями на протяжении всей жизни. Некоторые антропологи подчеркивали важность воспоминаний и настроений, которые как бы наслаиваются вокруг этих воспоминаний в нашем видении прошлого. Этот вид памяти-настроения является неотъемлемой частью того, как символы действуют в нашем опыте, влияя на будущие взаимодействия и, в свою очередь, испытывая их влияние[648].
Теоретически, горе находится ближе к символическому знанию, чем к нашему энциклопедическому знанию. Каждое переживание горя влияет на предыдущие переживания и наоборот. Смерть любимого супруга, потеря ребенка матерью — одни из самых глубоких форм горя; утрата рыбки ребенком, напротив, вероятно, ничего не значила бы для друга семьи, но для ребенка, золотая рыбка которого умерла, потеря может быть значительной. Это становится тем более очевидным, если представить живущую в одиночестве женщину, собака которой теперь является ее единственным постоянным спутником. С точки зрения взаимоотношений собака — это существо, присутствие которого постоянно и потребности которого в еде, уходе и физических упражнениях — важная составляющая жизни этой женщины. Но еще большее значение имеет тот факт, что собака активно участвовала в жизни хозяйки, поэтому, когда собака умирает, неудивительно, что женщина испытывает глубокое чувство утраты, учитывая, что ее повседневный социальный мир вовлекал, а может быть даже был сосредоточен на собаке-компаньоне.
Место домашних животных в Великобритании, особенно в городской жизни, отразил опрос 1990 года, в котором около 68 % владельцев собак и 61 % владельцев кошек заявили, что в целом получили эмоциональную поддержку после смерти питомца. 74 % владельцев собак и кошек заявили, что чувствовали поддержку со стороны других членов семьи, когда животное умерло. Возможно, для социологии интересно отметить, что согласно этому и другим опросам собака всегда является немного более «социальным» животным, чем кошка. Смерть собаки, вероятно, будет иметь более серьезные социальные последствия, чем смерть кошки, не в последнюю очередь потому, что она ведет более прямую социальную жизнь: ее выводят на прогулки и живут с ней в одном доме. Ее смерть может быть более заметной, чем смерть кошки.
Как мы уже упоминали, смерть питомца важна тем, что дает повод для «возвращения горя». Горе, несомненно, сложное явление, но оно, безусловно, связано с воспоминаниями, основанными на эмоциях. В каком-то смысле настроение — это переживание в настоящем таких эмоционально нагруженных воспоминаний. Адаптация к утрате включает в себя переход от одного набора настроений, наполненных горем, к настроениям другого, более оптимистичного типа, которые открыты для будущего. Но люди иногда говорят о моментах, когда настроение горя, воспоминания о тяжелой утрате пробуждаются, вспоминаются и переживаются заново.
Смерть домашнего животного — это событие, которое может напомнить прошлый опыт смерти, как показало исследование 1990 года. На вопрос, вернула ли смерть питомца воспоминания о более ранних смертях, были получены два рода ответов. Как и следовало ожидать, для значительного меньшинства смерть была напоминанием о ранее умерших домашних животных. Соответственно, около 34 % владельцев собак и 41 % владельцев кошек вспомнили о смерти предыдущих домашних питомцев. Но небольшой группе, состоящей примерно из 15 % владельцев собак и кошек, смерть домашнего животного напомнила о смерти человека. Этот факт говорит о том, что для некоторых отношения с домашними животными были достаточно сильными, чтобы отражать человеческие отношения. Еще одна группа, представленная 20 % владельцев собак и кошек, обнаружила, что смерть домашнего животного напомнила им о смерти как предыдущего домашнего животного, так и человека. Таким образом, мы выяснили, что примерно треть респондентов чувствовали, что смерть домашнего животного влечет за собой воспоминания об уже пережитых утратах[649].
Эта конкретная группа продемонстрировала, что как женатые, так и разведенные люди чувствовали необходимость в поддержке в случае утраты чаще, чем одинокие люди или вдовы. Вопреки популярной гипотезе, мнение людей по этому вопросу не зависело от того, живут они одни или нет. Тенденция была несколько неожиданной: именно люди, живущие не одни, считали, что поддержка при утрате более необходима. Возможно, одинокие люди привыкли справляться самостоятельно, а люди, живущие в семьях, привыкли получать сочувствие от других.
Из уже сказанного, а также из многих примеров, которые можно извлечь из личного опыта, очевидно, что многие люди относятся к домашним животным как к значимым личностям. Это подразумевает уважение к животным, которое распространяется на них и после смерти. Например, из выборки 1992 года 31 % кремировали домашних животных индивидуально и забирали прах. Около 25 % хоронили своих мертвых домашних животных дома, у 21 % животных утилизировал ветеринар и бывшие хозяева не знали подробностей утилизации, а 17 % отправили животное на массовую кремацию при помощи ветеринара. Захоронение на кладбище домашних животных было самым непопулярным ответом, затронув всего 4 %.
Интересно, что о кремации домашних животных сообщалось чаще, чем о захоронении домашних животных, и в этом животные следуют наиболее распространенному в современной Британии человеческому пути к физическому исчезновению. На вопрос, что они будут делать в случае гибели домашних животных в будущем, еще бóльшая группа, около 44 %, ответила, что выберут индивидуальную кремацию, и 10 % — массовую кремацию. 25 % заявили, что выбрали бы погребение дома, а 19 % заявили, что хотели бы, чтобы их домашних животных похоронили на кладбище для домашних животных. Вероятно, это указывает, что по мере того, как кладбища домашних животных и крематории становятся более доступны, они будут пользоваться все большим спросом. Фактически, 55 % сказали, что использовали бы кладбище домашних животных, если бы оно было доступно.
Относительно небольшую группу из девяноста или около того человек, которые кремировали домашних животных и забрали пепел, спросили, что они сделали с кремированными останками. Двадцать шесть человек просто хранили прах, но двадцать один поставил галочку в поле ответа «Сохранил, чтобы похоронить вместе с собой». Идея захоронения праха домашнего животного вместе с прахом хозяина — наиболее яркий пример связи между человеком и животным. Она также иллюстрирует идею о том, что кремация — это обряд, который позволяет людям делать то, что им нравится, с останками тела, будь то животного или человека. С кремированными останками, поскольку они представляют собой простое гранулированное вещество, легко обращаться. Они открыты для разнообразного использования. У них есть потенциал, которого нет у мертвого тела. Подобно тому как человеческий прах, произведенный современными методами сжигания, открывает степень свободы, ранее невозможную для западной цивилизации, то же происходит и с прахом домашних животных. Культурой не допускалось захоронение мертвого питомца вместе с мертвым владельцем, но совместное захоронение стало технически доступным и, возможно, гораздо более социально приемлемым, если, конечно, друзья и семья готовы взять на себя эту задачу. Возможно, кремированные останки значительно облегчают совместное помещение владельца и домашнего животного по двум близким причинам.
Во-первых, кремированные останки схожи физически, независимо от источника их происхождения. Светлое сухое гранулированное вещество — результат любой кремации. Часто говорят, что смерть — великий уравнитель, и эти слова наиболее точно выражают результат процесса кремации. Мертвые тела по-прежнему являются останками конкретного человека. Мертвеца можно идентифицировать как тело человека, известного при жизни. Это так, даже несмотря на то что, как говорят многие скорбящие, тело, которое они видят, — «не тот человек», которого они знали и любили. Ощущение, что труп — это не личность, является глубоким жизненным опытом для многих и, вероятно, тесно связано с верой в то, что реальное «я» сопряжено каким-то образом с душой, которая теперь покинула тело. Когда живой человек смотрит на труп и чувствует, что он не имеет никакого отношения к реальным отношениям, когда-то существовавшим между скорбящими и мертвыми, это, вероятно, служит укреплению либо веры в существование души, либо мнения, что смерть действительно является концом жизни. Когда люди иногда говорят о мертвых телах как о чем-то неопределенном (например, «это не мой отец там лежит» и т. п.), они выражают свое восприятие радикального различия между телом и идентичностью. Кажется, именно некоторая живость в «другом» является базовым триггером для восприятия его как личности и вступления в отношения. Неподвижность смерти воспринимается такой незнакомой и неузнаваемой, что заставляет наблюдателей считать, что «личность» в другом отсутствует. Здесь оказывается, что язык души — это один из самых удобных способов справиться с новым опытом и понять его. В этой ситуации пепел скорее символизирует тело человека, каким он был когда-то, чем того человека, который теперь стал душой.