– Наверняка, – пробормотала она. – Но после смерти Флориана у Бена были свои проблемы, и я не могла ему помочь. – Хелен не хотела снова думать о Фло. От одной лишь мысли о нем разрывалось сердце.
Франк кусал нижнюю губу.
– Думаешь, он винит тебя в смерти пятерых детей?
Это главный вопрос.
– Я не знаю.
К тому времени она познакомилась с прокурором Франком Бергером. Уже тогда он верил в ее невиновность, так как слишком хорошо знал Йоханну Винклер – свою коллегу-прокурора, которая была вовлечена в то дело. Поэтому порекомендовал Хелен отличного адвоката, своего друга, – тот представлял ее в суде и помог полностью оправдаться. Вместе они раскрыли аферу уголовной полиции и прокуратуры, пытавшихся скрыть факты. Но репутация Хелен все равно была подпорчена. В то время ей нужно было с кем-то говорить, и Франк всегда был готов выслушать. Через год они поженились – а между нею и Беном осталось так много невысказанного.
Франк погладил ее по щеке.
– Что-нибудь еще?
Как бы ей хотелось спросить Франка о кольце с рубином, презервативах в его портфеле или связке ключей в ящике письменного стола. Но пока она сомневается в его честности, о звонке ничего не расскажет. Хелен помотала головой.
– Ладно, малышка, я пойду прогуляюсь с псом. – Он поцеловал Хелен в лоб.
– Спасибо.
– Пес, ко мне! Сейчас я тебя покормлю, а потом пойдем гонять злых кошек.
Дасти спрыгнул на пол и последовал за Франком. Джек-рассел-терьер был ее собакой. Наверное, по этой причине Франк никогда не называл его «Дасти», а просто «пес». Но Хелен радовалась, что иногда он брал Дасти с собой на поводке, когда вечером прогуливался в сосновом лесу, чтобы в тишине выкурить сигару.
Когда оба наконец-то ушли из гостиной, Хелен достала из-под подушки выписку с кредитной карты. Края были влажные и рваные: Дасти все-таки дотянулся до бумаг.
Она бегло просмотрела месяцы январь, февраль. И в марте нашла. Шестого марта Франк купил что-то за 469 евро. Внутри у Хелен все похолодело. В строке «описание» стояло: «Ювелир Брайншмид». Она никогда не слышала об этом магазине. Вдруг Хелен почувствовала себя бесконечно одинокой. Она уже видела, как ювелир Брайншмид вставляет рубин в кольцо и делает гравировку на внутренней стороне.
«Анне – от Франка».
Но почему ее муж должен дарить совершенно незнакомой невзрачной серой мыши дорогое украшение с именной надписью?
Потому что он ее любит, дурочка!
12
Сабина сидела у Моники в квартире. Керстин, Конни и Фиона были в гостях у подружки на нижнем этаже. На столе в гостиной лежал вечерний выпуск «Зюддойче цайтунг» с фотографией мюнхенского собора. Рядом – «вальтер» Сабины.
Глаза у Моники покраснели и опухли.
– Откуда ты знаешь, что это был не отец?
– Мони, я тебя умоляю! – Сабина резко поднялась и пересекла комнату. – Папа и мухи не обидит.
– Это говорит его любимая дочь! Он ненавидел маму. И не раз угрожал свернуть ей шею.
– Она ушла от отца со скандалом, забрала детей, запретила ему видеться с нами и ободрала его как липку, – перечисляла Сабина, загибая пальцы. – Кто не сболтнет такое в сердцах?
– И сдержит обещание!
– Но не десять же лет спустя!
– Он ей изменил! – выкрикнула Моника.
Пожалуйста, не надо! Сабина не хотела снова об этом говорить. Инстинктивно потянулась к золотому медальону в форме сердечка, который висел на цепочке у нее на шее. Она не могла себе представить, чтобы отец когда-либо изменил маме. И снова стало ясно, как сильно она привязана к нему – несмотря на развод и спор о праве родительской опеки.
Зазвонил сотовый.
– Извини. – Сабина схватила телефон. Номер Габриеля. Она быстро с ним поговорила. Тот уже прибыл в ЛКА на Майлингерштрассе и сопровождал ее отца на допросы. От Габриеля она узнала, что какой-то высокий мужчина с лысиной и голландским акцентом тоже коротко переговорил с отцом. Причем коротко – это сильно преувеличено. Он задал ему всего три вопроса и потребовал краткие точные ответы. Затем ушел. Сабина задавалась вопросом: Снейдер просто сумасшедший или гений?
Только она закончила разговор, как телефон зазвонил снова. На дисплее отобразился номер Эрика. Наконец-то! Она побежала на кухню и закрыла за собой дверь.
– Привет, Бина, ты звонила несколько раз, – сказал он с привычной хрипотцой, которая была у него уже в подростковом возрасте. Но все равно у Сабины каждый раз бегали по коже мурашки, когда она слышала его голос.
Она рассказала о смерти матери и о том, что ее отца допрашивали. Эрик был в шоке и выразил ей свои соболезнования. Он знал ее родителей еще в ту пору, когда они все вместе жили в Кельне. Эрик первым заметил, что это неравная пара – динамичная и всегда модно одетая мама и отец-интроверт, влюбленный в свои ретро-поезда. Потом Сабина рассказала о коллеге из БКА, который приехал в Мюнхен и строит здесь из себя важную птицу.
– Типа зовут Мартен Снейдер.
– Мартен С. Снейдер, – поправил ее Эрик наигранно надменным тоном. – Его здесь все знают. Он из Роттердама и курит марихуану.
– В настоящий момент он дымит в нашем участке. Не представляю, что это сойдет ему с рук.
– Снейдер особый случай, – усмехнулся Эрик. – В двадцать три года он с отличием окончил университет, пятнадцать лет практики в отделе аналитики правонарушений, потом прошел отбор в ОКА и пятилетнее обучение на психолога-криминалиста, полицейского аналитика.
ОКА называли отделение Оперативного криминалистического анализа.
– И поэтому ему можно курить травку?
– Возможно, именно поэтому он и составляет лучшие психологические портреты преступников. Якобы он выращивает все у себя в квартире. Утверждает, что травка стимулирует мозговую деятельность и расширяет сознание.
– О, как чудесно! И его руководители ему это позволяют?
– Директор БКА ненавидит его из-за этого. Но не может себе позволить потерять единственного сотрудника, специализирующегося на случаях вымогательства и похищения людей, который к тому же получил образование в области судебной медицины и психологии. Кроме того, у Снейдера лучшие связи в Европоле в Гааге…
– …и к тому же надменный говнюк! – добавила Сабина.
– Я знаю. Но он настоящий профессионал. Остерегайся его.
– Напугал ежа… – ответила она, не особенно впечатлившись.
Эрик засмеялся:
– Обожаю, когда ты так говоришь.
– Я знаю. – Во время учебы в Кельне Эрик всегда смеялся над этой присказкой. Но пора поговорить с ним серьезно. – Снейдер знает, что я отправила запрос в «Дедал». Он заблокировал мой IP-адрес и твой код доступа.
Эрик молчал.
– Но не думаю, что он устроит тебе из-за этого неприятности.
– Поэтому я и перезвонил, – сказал Эрик. – Вообще-то мне нельзя говорить с тобой о случаях, которые выявил твой запрос, потому что они должны храниться в тайне.
– Случаях? Что ты выяснил? – поторопила она.
– Прежде чем мой пароль заблокировали, я получил результаты по твоему запросу. За последние полтора месяца было два похожих убийства. Спустя сорок восемь часов после похищения, в жестяной ванне, подвешенной к балке для колокола в лейпцигском соборе, была сожжена женщина, другая – прикована цепями в подвале кельнского собора и растерзана двумя питбулями.
У Сабины перед глазами предстала ужасная картина. К тому же она знала кельнский собор. Мрачная темная церковь с башнями, напоминающими костный остов.
– В Лейпциге бывшая учительница на пенсии. В Кельне – женщина средних лет, других деталей у меня нет. Бина… что?
– Ничего, спасибо. – Она положила трубку. Ее мама раньше преподавала в Кельне – как та женщина из Лейпцига. «Откуда ты знаешь, что это был не отец?» – эхом прозвучал у нее в голове голос Моники.
Она должна еще раз поговорить со Снейдером.
Под вечер Сабина вернулась в полицейский участок. Она поднялась на четвертый этаж и постучала в дверь переговорной комнаты.
– В чем дело? – спросил Снейдер усталым голосом.
Она вошла. Рулонная штора была опущена на две трети. Пахло ванильным чаем и травкой. Горела неяркая настольная лампа, и светящиеся экраны двух ноутбуков отражались в окне. Снейдер сидел в затемненной комнате, спиной к двери, запрокинув голову. Подойдя к нему, Сабина заметила, что в каждую кисть воткнута длинная игла – в те самые черные точки в выемке между большим и указательным пальцами.
Снейдер был весь в поту. Он медленно открыл глаза.
– Что вы делаете? – спросила Сабина.
– Работаю. – Он подался вперед и выключил диктофон. Потом, сильно морщась, покрутил иголки и вытащил их из кожи.
– Акупунктура, – лаконично объяснил он. – В этой точке находится центральный проводящий нерв. Так я снимаю напряжение.
– У вас боли? – немного удивилась Сабина. – Тогда вам лучше бросить курить эту штуку. – Ее взгляд упал на пепельницу.
– Курить бросить легко – у меня получалось уже сто раз. – Снейдер устало улыбнулся. – Но эта штука сенсибилизирует органы чувств, а это необходимо в моей работе. Кроме того, помогает против кластерной головной боли.
– Никогда о таком не слышала.
– Другого я и не ожидал. Представьте себе приступ мигрени и усильте его в три раза. Полагают, от кластерной боли страдают только гении. Не уверен. Я знаю кластерных пациентов – полные идиоты.
До чего же это в стиле Снейдера! Сабина покосилась на ноутбуки. В следующий момент он захлопнул их. Но Сабина увидела достаточно. На экранах были открыты многочисленные базы данных. ViCLAS, SIS, ZLS, AFIS и SIRENE. Любопытно, чем он занимается. Архив данных по серийным тяжким преступлениям, шенгенская информационная система, центральная база фотографий, дактилоскопическая информационная система и служба SIRENE, обрабатывающая запросы на дополнительную информацию в национальных базах данных.
Сабина работала только с оперативной информационной системой, но знала о других базах данных по рассказам Эрика. Федеральное ведомство уголовной полиции в течение трех лет стажировало своих будущих комиссаров. После этого курса все выпускники были компьютерными экспертами и наполовину программистами.